Гарик Шпротов : Вагон (метро)

«Осторожно – двери закрываются. Следующая станция Юго-Западная»

Кажется, я слышу шум моря. Или что-то очень похожее на звуки, с которыми волны накатываются на берег.
Времени до следующей станции метро как раз должно хватить на то, чтобы рассказать вам историю одной жизни. Моей, конечно. Боюсь, что большую часть дороги мне вовсе придется молчать, потому что вся моя жизнь запросто уложится в одном предложение, впрочем, как и любая другая. Просто грустно, невыносимо одиноко, и я о многом жалею. Несмотря на то, что когда-то пьяный на полу одной своей знакомой, под свет свечи, я зарекался, что никогда не буду о чем-либо сожалеть.
Люди всегда жалеют. Представьте, что на улице вы увидели человека, от которого как вам показалось, исходил свет. Но вы побоялись подойти и завести знакомство. А потом, возможно, очень долго будете жалеть о том, что не решились подойти и завести знакомство, ведь может быть это и была ваша судьба. А может быть и такое, что вы начнете догонять тот самый свет и вас собьет машина. «Какого черта я побежал» — будете вы размышлять, проснувшись в больничной койки, ну если проснетесь.
Вот и я прожив свою жизнь думаю: зачем говорил то, что не стоило говорить, зачем делал то, что не следовало, и зачем уходил от туда, где хоть кому-то был нужен. Но вы не подумайте, что я все делал не правильно. Были как и у всех минуты счастья, радости. Конечно, я скучаю по ним. И почти ежесекундно вспоминаю все: летние ночи, зимние вечера, весенние деньки, настоящие чувства, талию и запах той девушки, что танцевала со мной в первый раз, ту дрожь, с которой мы сближались, пока наши тела не стали одним. Помню, как первый раз заплакал от счастья. Но помимо этого я помню и все то, что так усердно пытался забыть. Может не столь отчетливо как раньше, но помню.
Казалось бы, вспоминая все счастливые минуты мне должно становится лучше, но нет. Улыбка на лице появляется. Да такая, что мужчина, сидящий напротив меня отводит свой взгляд. Но улыбка эта грустная и сожалеющая. Потому что я понимаю: все что было, то уже не повторится. Не бывает похожих лет ( в смысле сезонов), не бывает даже похожих ночей, и людей не существует идентичных. Они словно пассажиры этого вагона метро – одни заходят, другие выходят. Так и в моей жизни: люди то были со мной, то покидали на нужных им станциях. А я оставался все в тем же, с небольшими изменениями: с новым стикером на двери, или пролитой ягой на и без того замызганном полу.
Как это часто бывает: какой-то мужчина спал в конце вагона, от него разило настоящей «жизнью улиц», а не той ерундой, о которой кричали реперы из наушников моего соседа справа. Как нестранно этого мужчину я знаю лучше остальных пассажиров. Просто он был со мной с самого начала. Даже чуть раньше. В этом вагоне он спал еще до меня.
Если бы еще до рождения мне предложили выбрать кем я стану в будущем. И выбор был между Львом Толстым и солистом «сплин». Я бы стал «сплином». Пускай не таким великим, как классик, и пускай меня бы не изучали спустя сто лет. Зато в три минуты трека я смог бы вложить то, на что у Толстого уходят сотни страниц. Я всегда завидовал поэтам. И всегда мечтал стать рок-звездой Но у меня нет слуха, и я хорошо воспитан. Так что можно поставить еще одну галочку в списке «кем не стать». Хотя, она там уже давно стоит.
Наверное, не стоит графомански расписывать о том, как я кого-то терял, о том, как мучился – вообщем тему одиноких сигарет и крепкого алкоголя раскрывать не к чему. Но о чем же тогда говорить, если все в этом мире о любви и о смерти? Раз так, то этот разговор скорее о смерти, нежели о любви. А будь я классным парнем сказал бы: о смерти любви. Трудно будет не затронуть тему любви. Боюсь вовсе не возможно. Если вся жизнь была любовью, и ее грустными последствиями. О чем же еще говорить?
- Я кое что новое придумал.
- Опять о девушках и пьянках?
Это выдержка из разговора с одной очень хорошей подругой, скорее «бывшей женой». Конечно же, мы не были женаты, но наши с ней отношения подошли под это определение.
И правда вся жизнь сплошная пьянка, либо девушки. Ну а что еще надо? Чего это я вообще распиздился? Если все не так уж и плохо.

Пять минут молчания.
Что-то моей станции все еще не видно. В чем дело? Черт, чтобы не сойти с ума приходится возобновлять разговор, который не так уж и приятен.
Кстати, если вам надоело выслушивать этот назойливый бред, и вместе с тем вас начинает подташнивать от моего голоса, вы только попросите, и я тут же перестану. Ведь я тоже человек, и понимаю: что вы все слышите, и деться вам некуда; ну как минимум до следующей станции, там уж вы сможете спокойно покинуть этот злосчастный вагон.
Я завидую тем двум, что на протяжение полутора часа фильма добирались до моря, и за пять минут умерли на песчоном пляже. Завидую не потому что их мечта сбылась., не потому что они достигли своей цели. А потому что она у них была. Да и вообще умереть у моря гораздо более приятно, и на много прозаичней, чем в вагоне метро.

Многие думают о суициде. Мечтают о смерти – насколько это звучит тошнотворно? На много. Просто сразу же представляется женщина лет 40, но почти бабка, с глубокими морщинами от глубокой депрессии, от большого горя. Смерти сына или дочери. Случайной смерти: будь все та же машина, или болезнь, или еще какое дерьмо. Бедная женщина. Мне кажется, я часто вижу ее глаза.
Но есть и другая смерть. Никчемная. По собственной глупости. Это глупо, как и все в жизни жутко не справедливо. По хорошему как бы все должно было быть: два человека встречаются: один хочет умереть другой умрет. Посидели, поговорили, решили. Все! Поменялись местами и все счастливы. Но нет. Жизнь не такая простая женщина (мне она представляется девушкой со страпоном). Она может 60 лет тебя иметь, так ни разу не дав.
Мой дедушка так говорил: « Человеческая жизнь не стоит ничего». Тогда я его слов не понимал. Теперь же знаю, что смерть не позволительная роскошь. Хотя с чего это я – молодой парень, конечно же, как и все разочарованный в жизни и бла-бла-бла… ну в общем обычный продукт своего времени, задумываюсь о смерти? Мне должно казаться, что она где-то далеко, где-то за палями старости, лесами кризиса среднего возраста, вообщем где угодно, но не здесь, не на вечеринки в честь всего, что «здоровьем пышет».
Но почему же тогда лица этих пассажиров так белы, а глаза так безразличны ко всему вокруг?
А не проехал ли я свою остановку?
Черт. Обидно. Шум моря исчез. Сам не знаю куда. Или же я настолько привык к нему, что не замечаю его. Или эти люди уже выслушали весь запас моря, отведенный для этого вагона. Или я оглох?
Представь, что я щелкну пальцами, и ты проглотишь язык, станешь немым. Щелк. Нет в этом ни какой магии. Ты просто разучился говорить. И смысла пробовать нет, потому что ты знаешь, что это так. Ты боишься попробовать заговорить, потому что предполагаешь, что это правда. Ты просто не готов воспринять такую информацию так резко. Понимаю. Я тоже был в ужасе, когда первый раз меня лишили языка, и заставили слушать историю целой жизни. Я пытался заговорить, хотя бы крикнуть что-нибудь невнятное, но все четно. Они это делают специально, чтобы у нас не было возможности возразить, перебить их в середине рассказа.