Чхеидзе Заза : НЕЗАННОРОЖДЕННЫЕ ДЕТИ ЛЮБВИ

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные под кудрями твоими,
Волосы твои, как стадо коз,
сходящих с горы Галаадской.
Зубы твои – как стадо выстриженных овец,
выходящих из купальни,
из которых у каждой пара ягнят,
и бесплодной нет между ними…

БИБЛИЯ, Песнь песней.

Во времена неогороженных земель, садовник Цхумского Князя Деметрэ Шервашидзе, Папуна Жван был способен найти редчайшие лечебные травы за сотни километров от усадьбы хозяина. Он и сам растил их на княжеских угодьях, а некоторые виды растений удобрял лишь рыбой или экскрементами разрезанных внутренностей крупных животных. Хорошо разбираясь в симптомах многих болезней, садовник умел подобрать для лечения нужное сочетание произрастаний матери земли, а также мог одним взглядом сосчитать количество лепестков на распустившемся цветке. Папуна выделялся из княжеских слуг, с одной стороны, сравнительно большой обеспеченностью, а с другой, склонностью к самообразованию. Интересовала его система медицинских знаний, которая включала изучение математики, химии и философии. Знания техники системы лечения заболеваний, посредством двигательной терапии, дыхательной гимнастики и рецептуры ле¬карственных и косметических средств на основе натураль¬ных компонентов достались ему посредством старой рукописи, написанной неким монахом – травником, передаваемым из поколения в поколение. Время от времени он заставлял себя бороться с соблазном траты денег в трактирах, считая своим «собственным сокровищем», технологию изготовления чёрной водки, подкрашивающуюся особыми травами. Позже, когда потомки Жванов вошли в число богатых людей, сложилась легенда: « Она гласила, что зимой 1814 года, в Цху мской губернии у князей Шарвашидзе были организованы торжественные празднества, по поводу ввода в эксплуатацию Восточно-Грузинской дороги, связавшей Закавказье с европейской частью России, где была подана чёрная водка. Пораженные этой чудной настойкой высокопоставленные русские гости пожелали взглянуть на человека изготовившего её, чтобы лично поблагодарить. Князь призвал крепостного садовника Папуну Жвана и пообещал выполнить любую его просьбу. Садовник, разумеется, попросил вольную, а эта история о талантливом крепостном, впоследствии весьма украсила официальную фамильную историю Жванов». Но это всего лишь часть легенды. После получения свободы, садовник пожелал сохранить должность, причиной чего была его тайная, любовная связь с рано овдовевшей дочерью Князя Евгенией. Когда её выдали замуж, влюблённый Папуна в бессилии думал, что навсегда потерял её. Но вскоре её муж умер от чахотки, а она получила свободу.
* * *
« Стремление к цветущей красоте, юной дочери хозяина,
как тоска по зрелым плодам высокого персикового дерева »
К. Дхондуп, Дарамсала, ( Песни Шестого Далай-ламы)

- Я прятал мои чувства в неправду слов, говоря противоположное тому, что хотел иметь ввиду. В деле садовника самым драгоценным для меня было не высокое жалование, не часто произносимые слова твоего отца: « виднеющаяся роза из окна, удовлетворяет меня больше, чем метафизика книг»! Мне был радостен вид вплетённых живых цветов в твои чёрные косы, блеск золотых застёжек на рукавах твоих шёлковых одежд с яркими кисточками на поясе.
-Не держи в себе тайну своего вожделения Папуна. Напомни моему сердцу об ушедших радостных снах, милый.
- Евгения! Я долго хранил слова, которые хотел сказать тебе, как запахи корицы, гвоздики и сандалии, не смея признаться, из страха быть осмеянным. Ведь я простой садовник.
- Моё сердце имеет уши. Оно слышало нежный мягкий шёпот твоей тайны. Скажи мне о мягких крыльях облаков над морской синевой, о каплях дождя, жемчужинами свисающих с листьев магнолий, нежных цветах на их ветвях, о красоте душ цветов. О том, что мой любимый Папуна будет мне дарить их снова.
- Я стыжусь своей тайны, боясь, что ты превратишь её в обычную шутку. Немало времени мне нужно, чтобы рассказать тебе об истинных чувствах, но боюсь – так как я садовник, а ты дочь князя.
- Что выйдет без радости быть с тобой Папуна? Лишь горе! Вон, какой глубокой ночью окутаны ветвистые эвкалипты, убежища воркующих голубей. Как будто гигантский эфиоп прислонился к окну спиной. Также и в сердце моём. А радость та, как нефритовый амулет против опасностей пути, как барабанные удары рассвета в моей душе. Скажи мне без колебаний, о своих тайных переживаниях, сладком стыде и боли.
- Я провёл много бессонных ночей, подбирая для тебя самые драгоценные слова, — моя милая Евгения. Но я заметил, что с тех пор как Князь начал догадываться, о моих к тебе чувствах, то дал тайный указ спалить мой флигель и мастерскую, отравить всех моих борзых и повредить топором колёса повозки. Хорошо, что уцелели заморские семена, и рукопись, спрятанные в четырёхструнный чонгури*. А позавчера в селе вновь появился *качаг Варнаава, и хозяин постоялого двора предупредил меня, о идущей молве, будто он явился по мою душу.
— Качаг Варнаава вчера встречался с отцом в летней кухне, а я слышала его жёсткий смех, когда собирала вьюнки в саду. Давай сбежим сейчас же, пока догорит огонь этой серебряной лампады. Под утро, когда забьют в набатный колокол, мы уже доберёмся до западных пастбищ.
- Побежим как дикие олени сегодня же ночью. Я буду щитом от твоих невзгод, а твоя тень будет лучшим удобрением для трав и цветов нашего будущего сада. Когда ты устанешь, я приготовлю тебе кровать изо мхов и подложу под твою голову подушку из душистых трав. Когда ты приляжешь, я обложу твоё обнажённое тело цветами, а между ног будут цвести живые фиалки!
- Я умру, сгорю, утону вместе с тобой, буду терпеть зной и холод. Жизнь обходиться со мной слишком щедро и в то же время слишком жестоко. Я больна от этой смешанной радости и горя, от смеха и рыдания. Ты не исчезнешь, оставив меня иссыхать от страдания после восторга признаний?
- Бежим, но прежде дай мне закончить одно единственное дело. Приготовься, я скоро вернусь.
* * *
У Качага Варнаавы однообразно коротко остриженные седые волосы и скрывающая испещрённые шрамами щёки борода, холодно горящие глубоко посаженные глаза, один из которых зеленый, а другой серый, — поэтому мало кто занимался разбоем его именем, хотя наслушался он о себе всякого. Каждое дерево для него — крепость, укрывшись за которым он может убить кого угодно. Варнаава будучи подкидышем никогда не пахал, не сеял и не торговал для одной только сытости и покоя, а жил ночной добычей возле богатых вином хлебом и овечьими отарами селений. Не было власти для него, не было и закона. Поддерживаемый ненавидевшими северян политизированными турецкими боевыми отрядами его мятежная душа искала свободы, тешась веселой разбойной игрой. Дающий приказы вырезать всех смеющих сопротивляться, наместник на Кавказе генерал Ермолов назначил за его поимку немалую плату.
Бесстыдным девкам вновь стало страшно находиться в трактире постоялого двора, так как, далеко за полночь, будто почтовым голубем вызванный, прискакал колесящий по всему горному Кавказу хищный как зверь Варнаава. Теперь он прибыл вместе со своей бандой, чтобы поесть жареной кефали, которую лучше всего готовили здесь. Трактир имел свою кровавую историю, но никто не мог сказать, какую,- так как её хозяин умел держать язык за зубами. Идущий туда, под тёмно синим пространством неба бездомный садовник Папуна, отбрасывал от себя, рожденную до его появления на свет, тень несправедливости и ущерба. В дороге он по привычке выискивал, нет ли на обочинах, среди сорняков, всемогущего светло фиолетового мака и подрезал его под корень двумя особо скреплёнными старыми кинжалами, называемыми им — садовые ножницы. Дверь со скрипом старинных петель отворилась, и он вошёл на порог трактира постоялого дома, отчего через открытую дверь в зал залетело несколько белоснежных бабочек. Сидящие за трапезой качаги прервав все беседы, взглянули на нового человека, а садовник почувствовал как разноцветные глаза Варнаавы, внимательно набросились на него. Глубину задушевности их разговоров доказывал царственный покой нескольких вспотевших винных кувшинов на столе. Убедившись, что это простой селянин, они вскоре потеряли к нему интерес. Пройдя к незанятому столу, Папуна сел на прибитую к полу скамью и вновь оглядел всех присутствующих. Убедившись что Варнааве как и всем остальным, до него нет никакого дела, он подозвал к себе прислужника, что мигом появился принеся с кухни запахи свежеиспечённого пирога, и ровным чуть хрипловатым голосом сказал:
- Шашлыка, солений и немного водки да поскорей, я собираюсь в дальнюю дорогу!
Жёлтый свет восковых свеч сиял из окна гостиного двора сквозь разодранные бурые шторы. Высоко в небе сверкали соединившиеся в галактики тысячи миллионов звёзд. Папуна с Евгенией чувствовали, что ныне они не в чести у этой знатной толпы небесных тел, подмигивающих в темноте сквозь худые облака. Созвездие Скорпиона, Девы и все остальные, преследовали ищущих сладкой, разумной жизни влюблённых далёкими неслышимыми землянину криками. Они кружились над их головами, отражаясь ярким блеском в счастливых глазах. Поутру когда солнце установит свой суверенитет, они будут уже далеко.