Симон Молофья и Мясные зайки : Женитьба. Глава девятая. На площади Ленина.

Глава девятая. На площади Ленина.

Площадь Ленина бурлила – жизнь там била ключом. Шныряли блестящие бимеры и мерсюки, маршруточники ржали над смачным распохабнейшим анекдотом, бляди снимались (особо хороша была одна – в трогательных косичках, белых гольфах и коричневом школьном платьице с кружевами до самой попы, с потрепанной красной лентой через плечо «Выпускник 95». Портил ее разве что длинный розовый шрам от заточки через всю щеку.
Под громадными синими елями ширялась наркота, мусора заталкивали в бобик местного Сида Вишиза Цыпу, божьи одуваны дрались пустыми бутылками за передел сфер влияния, не обращая на сыплющийся с них песок и клубы нафталиновой пыли, которую они друг из дружки этими самыми бутылкам выбивали. Аспирантка филфака читала Набокова, очкастенький научный сотрудник, поминутно сглатывая, читал Сорокина – «Голубое Сало», кажется. Звенел на повороте трамвай, бомжата нюхали клей из пакетов.
Под памятником Ленину, щедро разграфиченном трепетными поклонниками душки Эминема, стоял беленький мерседесовский автобусик.
Водила в непременной клетчатой рубашке, покачивая ногой, обутой в сандалик, читал журнал «БУС ДРИВЕРС’ ЦООЛЬ ГИРЛ», а Мишаня Круг пел из смачно бухающих динамиков про свою ненаглядную Владимирскую Централь.
Возле автобуса чисто тусило человек десять – как и заказывал Штыков.
Была пара сладких старых шалунов – Боба и Кока: смокинги, бабочки, напомаженные бошки на пробор.
Была девица в стиле семейства Адамсов – в серебряном платье а-ля «рыбий хвост», с ручной подвальной крысою на плече. Девица кормила зверька чипсами из цилиндрической банки, зверёк же безостановочно гадил на её золотую футболочку с гордой надписью «GAY MATTIOLO SCUKA LOH».
Был сдобный вальяжный театрал в картинных лордовских баках и с горжеткою в жирных пальцах, унизанных золотом.
Взвизгивала морщинистая, с чудовищным семитским шнобаком старуха, бритая наголо, с выкрашенной в синий цвет лысиной. Это она так смеялась – взвизгивала, как бошевская болгарка и била, как ластами, пятисантиметровыми ресницами. Ей на ушко,оттянутое исполинской серьгой с бриллиантами, томно закатывая глаза, нашептывал что-то чувственными губами курчавенький юноша в нарочно грязном ливайсе, демонстративно разорванном на заду. Был он прыщав, неимоверно лопоух и имел ухватки провинциального актера в роли Дона Хуана. На его вогнутой груди, в жиденьких волосенках болтался массивный золотой монгендавид с надписью на идиш «Jedom das Seine». Старуха мазала мальчика многозначительным мутным и похотливым взглядом и мяла его за жопу нестиранного ливайса.
Скучал старухин переводчик, и, прижимая локтем к боку папку змеиной кожи, с желчью во взгляде всё поглядывал в николаевский брегет с музыкой – время деньги, господа.
Воспитанно беседовали, посверкивая розовыми лысинками, два маститых театральных критика, одетых в прозодежду –двубортные пиджаки, лаковые туфли, жилетки, расписанные под гжель. Они довольно вяло обсуждали вчерашнюю премьеру – фарс «Еби меня, папа!».
Троица юрких и наглых журналюг покуривала чужой «данхил» и развлекалась, заключая пари, кто первый на перегонки подзовет свистом ленинскую проститутку.
Операторы городского канала, канала «Цивилизация» и канала «Культура» сгрузили съемочный багаж в кучку и открывали бутылки с пивом ключами от квартир своих жен.
Расхаживали крахмальные дрессированные халдеи с подносами шампанского в руках.
Ожидание затягивалось, а долгожданный хепенинг так и не начинался. Импресарио Иван Штыков и блистательный Диего Дьябло уже час, как запаздывали, более того, директор сегодняшнего шоу Сёма Хайнц отошел за ёлочки покакать и исчез тоже.
Но- чу! Во на площадь вылетела задним ходом белая, с проржавевшими крыльями копейка-развалюха, и, визжа колесами и дымя резиной стала как бешеная собака с неимоверной скоростью мотать круги вокруг памятника. Когда она наконец со скрежетом остановилась, внутри стали видны Штыков и Диего Дьябло. Штыков был зачем-то в костюме свадебного жениха, Диего – в знакомом уже читателю сценическом образе.
Ко всему, содеянному Штыковым над несчастным Дьябло, прибавился оторванный и болтающийся карман сорочки и шелуха от креветок в буйных кудрях Диего. Дьябло выглядел впечатляюще - взлохмаченная шевелюра, из которой хитро глазели черными бусинками глаз съеденные креветки.
Ниже- заплывшая небритая рожа Диего Дьябло с иссиня-свинцовым набрякшим носом, преогромным синячиной под правым глазом, а левый глаз его от всего пережитого нервически дергался.
Уже не белая, а серая сорочка с черным воротником и манжетами.
Потек от кильки в томате подернулся какой-то непотребой зеленой рябью. Плюс стадо мух – им, видимо, было вкусно.
Галстучек от кардена с засохшей штыковской соплею.
Ниже – трикотажные фиолетовые выцвевшие треники, состоящие сплошь из пузырей – два на коленях, один на жопе. Огромная дыра на штанине.
И новенькие, только что купленные у метро замечательные драповые тапки.
При всём этом великолепии Диего был сильно не в духе. Зато Штыков был расположен очень по-деловому.
- Гассада! – провозгласил он тоном заправского конферансье, - рад видеть вас на чудесном моноспектакле «Женитьба Диего Дьябло!»
Диего Дьябло поклонился и шаркнул ногою. Штыков понюхал букетик фиалок, торчавших из петельки в лацкане, и продолжал:
- Все ли обилечены, господа?
Господа полезли по карманам и предъявили Штыкову глянцевые черные с желтым билеты в виде молотка. Штыков проворно собрал билеты и стал отрывать от них ручки, бормоча себе под нос:
-Так…один, два, три, четыре… так… шесть, семь… девять, десять…. Итого, пять штук баками. Итого, итого… минус Дьябле штука – это четыре,так…минус Сёме семь процентов… это…сколько же это будет? Это будет, это будет… Кстаааати! А где Сёма Хайнц?
- Он ушел покакать… - сказал маститый театральный критик, заслуженный деятель искусств, профессор эстетики Академии изяществ господин А.Э. Обосри-Глобально, - Господа… Я не понимаю… Давайте начинать в конце концов! Мне скушно, господа! Я скучаю!
- Не газуй, чувак –отмахнулся от него Штыков. Щас починим и поедем реально. Начнем тобишь. Так где-где Сёма, вы говорите?
- Какать пошел. – сказал оператор и стал снимать Дьябло крупным планом. Диего приосанился и залихватски свистнул прямо в камеру, а потом показал туда же шиш.
Штыков тем временем свинцовел.
- Какать пошел… как давно?
- С час назад…
- С час назад? Отлично. И бабки все, конечно, у него?
-У него.
- Ага… - сказал Штыков, -Ясно. Итак. Друзья. Без моего близкого друга, директора сегодняшнего спектакля Сёмы Хайнца мы начать не можем. Давайте-ка, друзья, поднатужимся, и все вместе бодро его позовем.
«Сё-ма Хаааайц!!!» вразнобой стала орать толпа.
Раза с четвертого из зарослей розовых кустов выскочила, натягивая на ходу трусы, проститутка, следом за ней, кряхтя, вылез круглый человечек во взъерошенных сединах, заслуженных морщинах и покосившемся пенсне. Сёма был поразительно похож на шпака. Умильно улыбаясь и мелко кланяясь, Сёма Хайнц засеменил к толпе.
- Гассада! – вновь провозгласил Штыков – Итак, поприветствуем! Организатор и директор сегодняшнего спектакля – Сёма Хайнц!
Все зааплодировали, бритая старуха, одобрительно качая головой, заложила четыре пальца в рот и оглушительно засвистала. Синхронно с этим разбойничьим свистом включился и заработал переводчик.
- Мадемуазель Феллини выражает своё высочайшее благоволение.
Старуха жеманно улыбнулась Штыкову и вновь хлопнула ресницами. Штыков стрельнул в нее глазами. Старуха ухватилась за Рукав свадебного штыковского пиджака и быстро-быстро залопотала.
-Мадемуазель Феллини очень горда присутсвовать на хепенинге, приуроченном очередной годовщине рождения её отца, гения кинематографа маэстро Феллини. Особенно приятно то, что в вашей варварской стране, господин Штыков, живы традиции модернизма и абсурда, которые безусловно являются вершиной развития мировой культуры…
Штыков начал злиться - какого собственно? Но старуха не унималась:
-…Особенно приятно, что под знаменем вечно молодого искусства шагают такие юные и такие сексуальные пупсики! – и под эти слова переводчика мадемуазель демонически захохотала и ухватила стоявших рядом Штыкова и Дьябло за яйца. Штыкова-левой рукой, а Дьябло –правой.
Дьябло дико отшатнулся, а Штыков, хоть и взмок, но любезно оскалился, соблюдая протокол.
- Итак, господа, я –Иван Штыков, -пытаясь унять дрожь в коленках и оттягивая галстук, хрипло заговорил Штыков, - Я- ведущий и импресарио нашего несравненного артиста. Я, по ходу, буду давать краткие ремарки, которые облегчат восприятие данного хепенинга. И, позвольте вам представить вторично – блистательный и прелестнейший – Диего Дьябло!!!
Толпа вновь зааплодировала, старуха засвистала с учетверенной силой, Диего выпятил живот и похлопал по нему рукою с важным и загадочным видом.
- Сёма, где моё лавэ? – вполголоса бормотал тем временем Штыков, оттащив Хайнца в сторону и цепко держась за его лацканы.
Беспечный и уже вдробода пьяный Хайнц махнул пухленькой ручкой и извлек из бокового кармана фрака чудовищный ком смятых баксов. Штыков проворно рассовал баксы по карманам. Затем он залез через окно в машину и достал из её нутра трехлитровый бутыль желтой краски, найденный у Диего на балконе. Держа бутыль над головой на вытянутых руках, Штыков, покачивая бедрами, неспешно обошел вокруг машины, и, вдруг внезапно дико возвопив, обрушил его на лобовое стекло машины.
Бутыль разорвался, словно фугас, потекла краска, зазвенело, обсыпаясь, стекло.
- Представление – начинается!!!!! – протяжно проорал Штыков.
И началось…

(дальше-завтра)
Женитьба. Глава первая.Диего получает телеграмму. http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=3971

Женитьба. Глава вторая. Театр одного актера "Юность"
http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=3980

женитьба. Глава 3,4,5. Кухня. Дермантин, яйцо и спички. Молоток и помойка
http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=3989

Женитьба. Глава 6,7,8. Бутылочная старушка.Листья, и Парашют. Атмосфэра.
http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=4001#comments_start