Безнадёгин : Завтра наступило в полночь

Я встретил ее на остановке. Небольшого роста на тонких шпильках, с лицом серебряного ангела брошенного в чан с соляной кислотой. Она была безупречна. Огромная меховая шапка и шубка из коричневого меха по пояс в середине марта предавала образу нестабильность. Я понял что это- Джек- пот. Это то, ради чего жулики годами не выходят из тюрем и прыщавые подростки измочаливают десятки дешевых колод карт, пытаясь понять, как обмануть, сначала одноклассников, потом пьяных работяг в пивных двориках, а потом и людей, перед которыми лежат заряженные стволы. Это была игра всей моей жизни. И я не мог ждать. Я подошел к ней, она нервно выглядывала свой автобус. На ее ногтях был облупившийся золотой маникюр и полуперчатки с блестками из фольги.
- Простите, девушка, я не особый любитель знакомств на улице, да и вообще знакомств, но Вы потрясли меня, сокрушили, и, я не знаю, что говорят в таких случаях, я, действительно не знаю… Но, девушка, позвольте познакомиться с Вами, а лучше сразу пригласить на свиданье?
Она посмотрела на меня легко, и в то же время объемно, как охотники прицеливаются в стаю птиц, вычисляя лучшую мишень, потом снова отвернулась к дороге
- Я проститутка, что еще интересует?
Она сказала это так как будто сплюнула шелуху от семечек, грубо, грязно, потрясающе. Я не сказал бы, что был готов к такому ответу, но нужно было делать ставки и я поставил все.
- Я в некотором смысле тоже. Но не хотелось бы общаться с вами в таком качестве, может, в свободное время все же встретимся в качестве молодых симпатичных смешных людей?- Я улыбнулся. «Ставки сделаны, ставки не принимаются».
- Давай, сегодня в шесть, здесь же. — Она вскочила газель и пока маршрутка набивалась людьми я смотрел, как она рылась в сумке доставая наушники для телефона.
Было два часа дня. Особых дел не было. нужно было вернуться домой, прибрать квартиру. Раскидать на полу предметы провинциального мэйн-стрима. По пути я снял с карты деньги, которые предназначались мне на неделю. Денег было мало. Но занять было не у кого. Я вспомнил, что где-то в аптечке хозяйки квартиры я видел лист транквилизаторов. Что ж, значит, придется играть грязно. Впрочем, когда вступаешь в игру, это лучшая тактика.
Я пришел за десять минут до назначенного времени, допил дешевый джин-тоник, принял какую-то дрянь от изжоги и стал разглядывать прохожих. Начало весны не лучшее время для наблюдения за человеческими массами. Мимо торопились люди сотканные из статусов социальных сетей: неповторимые, ни кому не нужные богини пары тройки списков друзей, патриоты с нашивками «роисся вперед», унылые промоутеры дешевых идей мистера Фримана, и напичканные эзотерической ерундой усталые женщины в пыльных пальто. Кто-то говорил, что разлива не будет, потому что земля не промерзла и впитает в себя сточные воды. На красно-сине-медвежьем баннере телепался очередной выбранный единорос.
Она опаздывала на пять минут, как не положено шлюхам и допустимо дорогим гостям подвыпивших хрущевок.
Я заметил ее переходящей через дорогу. Она торопилась хотя таймер светофора позволял идти не спеша. Заметив меня, она улыбнулась.
— Мы не познакомились, Алина.- Она улыбнулась еще мягче, протягивая маленькую аккуратную руку. На ногтях был уже другой- синий лак. Она была без шапки и волосы ее не обрушивались на плечи, как часто бывает у выцветающих женщин придавших ускорение на финише, а мягко лились, как струи душа в сочных рекламах шампуней с экстрактами экзотических фруктов. Я точно знал, что поставил на правильный, теперь оставалось просто надеяться на верный номер. Но я имел в запасе пару фокусов, навроде магнита или привезенного из Малайзии мальчика- телепата.
- Гена- беспечным, выпившим голосом ответил я- Как думаешь, наверное, прогуляемся, ведь весна предполагает прогулки?
- Нет, давай не будем. Пойдем посидим куда-нибудь, а то я просто замоталась сегодня и прогулка не принесет ни весны, ни удовольствия.
Шарик бешено запрыгал по рулетке, когда фактически был у намеченной мной цели. Кто-то резко крутанул успокаивающийся барабан. Все пошло не так. Шарик перескочил подпиленную ячейку и запрыгал дальше. По плану который срабатывал десятки раз, мой маршруту всегда шел по одной и той же улочке, параллельной центральной, в конце которой находилось довольно приятное, и что главное, недорогое кафе, где, по обыкновению, я оставлял свои не самые большие деньги, а после предлагал прокатиться на троллейбусе с бутылочкой вина, дабы в атмосфере второсортной романтики затащить подругу в свою квартиру. Теперь планы рушились. Мы находились в центре, и чтобы продолжить игру требовались гораздо более серьезные суммы, чем те которыми я располагал. Но отступать было некуда.
Я обреченно вошел в полуподвальное помещение кафе. Кабинки со шторами и кальяны предсказывали неизбежное поражение. Нужно было проиграть с минимальными потерями.
- Ты как относишься к алкоголю? Или будем согреваться кофе? Или будем просто болтать, пока вежливый официант не попросит нас отсюда убраться? — Я пытался выровнять ситуацию. Шансы на выигрыш были малы. Если она пьет, я сгорел. Мне не хватит не то чтобы на бутылку хорошего вина, в этом кафе я мог позволить себе только пару-тройку бокалов самого дешевого пива.
- Ты, знаешь, а давай выпьем, и плевать, что сегодня середина недели, я просто очень хочу расслабится, и кроме того, я не хочу чтобы напрягался и ты, поэтому если ты мне кое-что пообещаешь, впрочем, пообещать тебе это придется в любом случае, то я сегодня угощаю..
- Что именно?
- Какими бы пьяными, веселыми и счастливыми мы не были, ты не будешь спать со мной сегодня.
- Если такова цена твоего, общества, то я плачу эту цену.- Я сказал это с оттенком обреченности. Барабан набирал обороты. Официант отправился за шампанским, а я ощупал в кармане чек с толченым фенозепамом. Мальчик малазиец, хитро улыбаясь, тормозил взглядом разбушевавшуюся рулетку.
Мы сидели в кафе около двух часов. Она рассказывала о своих подругах, о второсортном университете, об абортах в семнадцать и прочих маленьких трагедиях русской периферии, сдабривая вымыслы вставками о литературе и современном искусстве. Я врал про работу журналиста, пересказывал бредовые байки о военкоматах и студенческих вечеринках. Беседа была прекрасна, без напряжения она обходила острые углы и неприятные водовороты личной жизни. Она время от времени закуривала приличные сигариллы из бутика с дорогим табаком. Это было очень мило и очень эстетично. Она выкуривала совсем немного, а после тушила сигарку о край пепельницы, чтобы снова закурить ее через некоторое время. Она вряд ли была курящей. Независимость от привычки предоставляет возможность небольших прыжков в роскошь. Курящие или пьющие постоянно неизбежно скатываются в пропасть дешевизны и становятся безымянными потребителями, постоянными безликими завсегдатаями опиумных притонов всемогущего Вавилона. Они серы и неинтересны. В тоже время, укрепленные деньгами духовные толстяки никогда не тушат на время свои дорогие сигары. Им проще выкинуть их, положить в пепельницу и плюнуть сверху на пламя. Сооружая жертвенники, они не испытывают благоволения. Они неинтересны, потому что бесчувственны. А она была другой, наивность веры в светлые мгновения вседозволенности всякий раз сокрушала в ней доводы целесообразности. Наблюдение за этими балетными па на тонком речном льду, вызывало восторг.
Во время ее похода в уборную я высыпал в бутылку весь порошок, теперь фенозепам должен был выпустить нас на просторы безмятежности и несдерживаемых импульсов. Время игры теперь летело не со скоростью рулетки, а со скоростью бешенного вращения шарика вокруг своей оси.
Когда мы вышли из кафе, было уже темно, но температура все еще оставалась в плюсе. Проходя мимо теплых бабушек, торговавших на площади влюбленной ерундой, я купил Алине небольшой букет каких-то пошловато-ярких цветов, потом все начало меняться и всплывать обрывками в самых разных местах города. Нас захватило течение медикаментозного мошенничества. Я помню себя в такси целующимся с ней, помню ее поцелуй- некрасивый, как клеймо на плече средневековой шлюхи, он был из тех, которых не ожидаешь, в которых нет мускусной начинки запланированного действия, точнее, сам по себе поцелуй предсказуем, но страстность и бешенство исполнения выбивает из колеи. Она целовалась, как дышат вырвавшиеся со дна, жадно вдыхая, быстро двигая языком, без намеков платонического восхищения. Это было абсолютно животное действо, отталкивающее своей естественностью. Я не любил такие поцелуи, но сейчас это не имело значения.
В моменты прояснения она твердила, чтобы я ни в коем случае не спал с ней, что я обещал, и я соглашался. Исход игры был предрешен, я делил шкуру загнанного зверя, ожидающего последнего выстрела.
После того, как я понял, что мы у нее, и валяемся на диване под старый добрый рок н ролл, я огляделся и увидел водку и мартини на журнальном столике, пиво, стоящее на полу, кажется было припасено на утро. Я должен был воспользоваться небольшим рывком в объективную реальность. Музыка играла достаточно громко, чтобы она не смогла расслышать, как меня рвет в туалете. Я промыл желудок, вышел на кухню, выпил активированного угля и съел грейпфрут, купленный в качестве закуски. По моим расчетам, отпустить должно было, где-то, минут через сорок. Я вернулся в комнату, она наливала мартини. Между бутылкой и бокалом было довольно большое расстояние, и вино плескалось на стол, потом я подлил в него водки и решил насладится оставшимся временем бесконтрольного кайфа. Мы опять упали в пьяные обнимания, но сквозь теплую пелену «медленных» я все чаще слышал про свое обещание. Неужели сотрудник казино заметил мошенничество? Нет, этого не могло случится, крупье был слеп.
Я пришел в себя, приблизительно в то время, как планировал. Чтобы укрепить ясность, я вышел в ванную и умылся холодной водой. Вернувшись в комнату, я увидел ее почти спящей. Приблизившись, я сел рядом, наклонился и поцеловал ее, обратное действие потеряло азартность- она явно устала. Я лег рядом начал гладить ее тело, все, что я делал теперь, воспринималось почти трезво и имело расчет и конечную цель. На последнем этапе игры, я притормаживал рулетку возле своей ячейки. Я стянул с нее легкий топик и начал целовать грудь, соски были нетвердыми, но отреагировали на ласку. Время от времени она возвращалась в реальность и бормотала об обещании. Она млела, но пыталась сопротивляться. Я раздел ее, белье было бледно розовым без вышивок и всякой ненужной шелухи в форме узоров и прочего. Ее тело ждало меня, но разум пытался вырваться. Я посмотрел на часы. Было половина двенадцатого ночи. Я лег сверху, столкнул ее трусы к коленкам. Она почти плакала и что-то говорила сквозь тяжелое дыхание. В ее словах было проклятье, но она забывалась и целовала меня. Шарик нервно подрагивал на моей ставке.
Когда я вошел в нее я почувствовал преграду. Сломав ее, я понял, что я выиграл на самом деле. Она была девственницей.
Ставка сыграла. На выигранные деньги я собирался приобрести это казино. Крупье был бледен.
Я не назвал бы тот секс чем-то потрясающим. Потрясающим было ощущение обладания. Так в восторге победы монголы накрывали полы на телах пленных, а после танцевали и пировали под стоны боли, так крысы умирали от голода и истощения, ударяя лапкой по рычажку, подключенному к центру удовольствия. Она царапалась, отталкивала меня от себя, а после обнимала и тянулась за поцелуем. Ее разрывали на части наркотики, алкоголь, стыд, ненависть и рок н ролл. Сказка становилась триллером.
Когда все было кончено я лег рядом. Она плакала. Я завел будильник на восемь утра. Нужно было приготовить все к разумной трате кредитов.
Проснувшись с первыми звуками въедливой мелодии, я долго смотрел на ее спящее лицо. Тушь потекла от слез, но сейчас на нем царило спокойствие. Я подумал что она проснется не раньше одиннадцати, поэтому спокойно оделся, умылся и почистил зубы, выдавив пасту на палец. Я нашел ее телефон и заодно открыл банку пива. В справочнике не было мужских имен. Были подружки, телефоны мамы и папы, но не одного мужского имени. Зато папка вызовов была заполнена безымянными номерами. Я вписал себя в ее справочник. В СМС, как я и предполагал, было пусто.
Поняв что пиво не позволит мне успокоится и быть готовым к истерике, я выпил остатки водки, сел в кресло и стал наблюдать за ее сном.
Она проснулась не быстро, не рывком, судя по всему, она не привыкла удивляться и спешить. Увидев меня она напряженно улыбнулась, видимо, я был не первым мужчиной, в комнате с которым ей приходилось просыпаться. Но после нескольких секунд молчания я понял что она все вспомнила и заметил в ее глазах бешенство, а после отчаяние. Она начала укутываться в одеяло и зачем-то искать свой телефон. Потом ее прорвало. Это был то ли крик бешенства проигравших, то ли вопль последней надежды на выгодный исход проигранной войны:
- Как ты мог, мразь, зачем!? Ты же обещал, подонок!!!
Она кричала минуты две, а потом снова заплакала.
- Ты будешь сидеть, ты падаль, отморозок, как ты мог…
Слезы перебивали ее речь, она всхлипывала, комкала одеяло. Я не могу сказать, что был готов к такой реакции, сначала я подумал, что действительно, следует раскаяться, сослаться на опьянение, то есть вернуть выигрыш. Но вернуть, значило, проиграть.
Она плакала еще несколько минут, потом взяла со столика бокал и залпом влила его в себя
- Ты же обещал, ты же обещал не спать со мной...
-Завтра наступило в полночь, а ты просила не спать сегодня. — Я отхлебнул теплого пива из банки. Нужно было добавить «прости», но это звучало бы как насмешка, а смеяться над любимыми я не умел.
- Уходи.
- Ладно, я пойду одеваться
Через несколько минут я вернулся обратно. Она вытирала потекшую тушь ватной салфеткой. Она молчала напряженно, ее молчание было на грани. В такой ситуации человек срывается резко, либо в злобу, либо в торжественность гнева. Причем и то и другое равновероятно. Трезво все взвесив, человек пытается выжить в новой ситуации, когда мир пошатнулся и от прежнего уютного неба не осталось ни клочка. Самое страшное в такой ситуации- смирение. Если человек смиряется, то его нельзя оставлять, потому что, вполне возможно, следующий, кто увидит его, будет блевать от картины вскрытых вен, или вывалившегося синего языка. Повернувшись ко мне, она молча посмотрела сухими глазами. Видимо она давно пыталась проиграть нечестно, чтобы не быть виноватой, но соперники были неспособны на блеф
- Уходишь. Возьмешь с собой пиво?
- Да, пиво мне теперь не помешает…
- Позвонишь?
- Прости я в минусе. Позвони мне сама, у тебя теперь есть мой номер. Я буду рад услышать тебя, увидеть и больше никогда не терять из виду.
- Хорошо. Иди. Мне нужно прибраться. Созвонимся.
Возле самого выхода я услышал, как она крикнула из комнаты:
- Но ведь ты не дождался завтра?
- Нет.
Дверь за спиной щелкнула, как замок на наручниках.
В казино можно выиграть, но уйти из него нельзя.