Феля : ВЕЧНЫЙ УЧЕНИК

А мы все считали, что это от частого употребления стимулирующих средств. Ни фига подобного!!!!!!!!! Единственным торчом (я бы назвал это даже несколько высокопарным словом – хобби) его были марки. Некоторые не верят в это до сих, считая его немного уставшие от жизни глаза результатом ночных попоек и чрезмерного засилья в организме гашиша. Но все свои ночи он отдает (что тоже можно считать еще одной странностью молодого и вполне нормального человека) изучению различных растений, расположившихся на подоконнике его окна.
Лешка однажды спросил его, что нашел он в них такого, чего нет в окружающей нас круговерти жизни? Ответ был незамысловато прост:
«Прихода». На просьбу уточнения, какого именно прихода, он посмотрел своим скользящим взглядом куда-то вглубь моего сердца и негромко сказал: «Прихода Единственно Могущего дать Жизнь омертвляющимся членам тела…». Пожав плечами, он виновато добавил: «Шамеш». И в этом ответе был весь он.
Никто не помнит когда и как он появился в нашей школе. Евсеев, - старожил и бесспорный аксакал нашего класса, - после очередной бутылки пива признался, что, кажется, Торч родился в этом сером, с зарешеченными окнами и облупленными стенами здании школы. И вправду, иногда на вид ему можно было дать никак не меньше 35, а то и 38 лет от роду. Именно столько лет назад, распределитель малолетних бандитов, ободранных попрошаек и остальной шелупони, в один солнечно-волнующий день превратился в муниципальное общеобразовательное учреждение №347. Узнав от старшего брата о легендарном призраке его родного университета – Вечном Студенте, я поразился сходством портрета обреченного веками учиться бродяги, - с нашим Торчом. Даже имя Вечного Студента (Хамеш) навеяло это тихое, с присвистом торчевское «Шамеш»…
Торч учился никак. Вернее, он никак не учился. Даже самые дотошные ботанички нашего класса по их собственным признаниям ни разу не слышали ответов Вечного Ученика (так я окрестил Торча про себя). Несмотря на это, в классном журнале с исправной регулярностью напротив его имени/фамилии появлялись оценки, в основном, двойки и тройки, изредка четверки и – никогда – пятерки. И бесполезно было подходить после уроков к учителю за разъяснениями: за что же все-таки вы ставите оценки Мише Ивахову? Стандартной реакцией на такого рода вопросы было удивительное замешательство на лицах преподавателей и вопрос «А кто это?». В четвертях и итоговых оценках Торч был абсолютным рекордсменом по количеству троек: они у него были по всем предметам.
В классной жизни Торч тоже был мало заметен (и это притом, что вокруг него, о нем же, роились тысячи загадок, неразрешенных вопросов). Если приходил на уроки, он тихо и как-то напряженно вдумчиво что-то писал в своей потрепанной тетрадке. Или же внезапно устремлял взгляд куда-то за окно, очевидно вынашивая одному ему ведомые жизненные планы.
На переменах он или так же неопределенно сидел за своей партой, или выходил покурить с пацанами на крыльцо. Все дружеское расположение к нему одноклассников сразу же обрывалось после какой-нибудь фирменной торчевской фразы. Типа: «Миха, на Зенит в воскресенье пойдешь?», его ответом могло вполне стать вот что: «Мы все можем полететь, но предпочитаем бежать за земным шаром в преисподней ада». Незнакомые с Торчем люди после таких афоризмов крутили пальцем около виска.
Ближе всех Торч подпустил к себе меня и Лешку. Это выражалось прежде всего в том, что именно у нас он стрелял сигареты, а однажды даже пригласил к себе домой, «потусоваться». Что и стало, хоть и маленьким, не до конца открывающим, но ключиком к жизни и сердцу Вечного Ученика. Я уже сказал о двух любимых занятиях Торча – марках и выращивания растений. Но было еще и третье: созерцание Великой Никчемности Пути Каравана Человечества (термин, выдуманной самим Торчом, хотя я уверен – он его слямзил из какой-нибудь книжки или телепередачи). Об обряде созерцания мы с Лешкой до сих пор имеем смутные представления. Помню только подготовку к обряду: на пол стелятся газеты (желательно, по словам Торча, советские или, в крайнем случае, первые из постперестроечных), на них высыпается горстка каких-то экзотических семян, - их Торч называл таинственным «Тшшш…», после чего готовящийся к обряду должен прочитать благословение некоему Батыр Юргуну Стремительному и послать заклятья Хумбабе (не уверен в правильности этих имен).
В самом обряде, нам с Лешкой, к сожалению, не удалось поучаствовать. Закончив все нужные приготовления, Торч, повинуясь, очевидно, своему минутному ненастроению, выгнал нас со своей хаты. При этом попросил больше сюда никогда не приходить…
Все подробности этого странного посещения торчиной квартиры занимали весь наш класс не больше недели. Надвигался выпускной вечер, все готовились к экзаменам (вступительным в ВУЗы том числе), обсуждали планы большого бухалова и последнего школьного траха. В этой суете и спешке о Торче никто не вспоминал, да он и сам исчез, забив на школу, видимо, окончательно.
Последняя моя встреча с Торчем произошла именно на выпускном. После всей официальной байды, мы с Лешкой разгоряченные и предвкушающие большую веселуху выпускной ночи, забежали в толчок дабы разлить доблестные (и вполне заслуженные) сто грамм. Выпив и закурив, мы неожиданно заметили неспешно выходящего из кабинки туалета Торча. Удивленные и обрадованные встречей (в голове уже приятно шумело) мы засыпали его вопросами, мол, куда пропал? как дела? и т.д. Торч, внимательно осмотрев рукава своей мастерки, степенно ответил: «Искал вас, парни. К сожалению, мы все ищем не то и не там, где это находится».
Торч вытащил из кармана два маленьких квадратика и передал их нам со словами: «Мой подарок на память. Выберите каждый себе ту, которая больше понравится. Ну все, парни, счастливо оставаться», - и, пожав нам руки, исчез. Растворился в воздухе так реактивно, что мы с Лешкой даже не успели пригласить его присоединиться к выпускному застолью…
…Подаренную Торчем марку, я обнаружил лишь месяц спустя, после изматывающего марафона вступительных экзаменов в университет. Внимательно рассмотрел ее, - вроде обычной почтовой, под стандартными буквами Russia 0.17 нарисована раскрытая настежь дверь, с вырывающимися из нее лучами света. На лучах полукругом плясал девиз «Жизни вопреки.Welcome!». На оборотной стороне марки какой-то арабской вязью было начертано что-то вроде е' N е' и чуть ниже приписано "Удачного шамеша в жизнм".

Так и не поняв смысла всей этой композиции, я интуитивным движением бросил липкий квадратик в рот и, растерев его языком о нёбо, проглотил.
Неожиданно вспомнив об одной симпатичной девушке, с которой познакомился несколько дней назад в местном ПКиО, я нашарил в кармане брюк бумажку с ее телефоном и взял в руку телефонную трубку…