Юрий Сапрыкин : Пятно истины или своеобразное восприятие реальности

Всякое событие, произошедшее когда-либо в нашей жизни, так или иначе, способно оставить в нашем сознании свой неизгладимый и специфический отпечаток. Все, что происходило ранее — не просто консервируется в нашей памяти. Оно в то же время вносит определенный вклад, явно или косвенно влияющий на наше мировосприятие. Восприятие действительности, пройдя через пористую пленку нашего сознания, и формирует то, что принято называть ощущением реальности. В силу своей непрерывности и разнообразия, реальность сочетает в себе все самое необходимое, благодаря чему тенденция к существованию человеческого вида будет продолжать оставаться доминирующей, превращая все остальные в рецессирующие. Данный факт является неоспоримым, поскольку его авторами продолжают быть существа, по сей день правящие планетой – то есть люди.

В жестком и догом эволюционном пути, конечным этапом которого, являлся процесс получения и освоения навыка под названием мышление, раса людей в конечном итоге потеряла то, что является не менее важным качеством, а именно терпение. Попав в плотное и быстрое течение информационного поля, лишь немногие смогли развернуться и пройти путь против него. Основная же масса была быстро увлечена тем потоком, куда-то в большой водоем, по чьим правилам и в чьих ограниченных пределах такое человеческое свойство, как способность мыслить пребывает до сих пор, черпая пищу для размышлений только за счет вновь поступившей воды.

Так это или нет, скорей всего так и не будет выяснено. На мой взгляд, данная теория вполне оспорима, но в тоже время, ни одна из иных, пусть даже противоречащих точек зрения не может полностью свести ее на нет.
В качестве доказательства моей правоты приведу следующий пример, который, вполне возможно, не на прямую сможет натолкнуть вас на мысль о правильности моих суждений.

С раннего детства я заметил за собой ряд странностей, проявляющихся в необщительности, замкнутости, мизонтропности, и, как я это называл – потребительского отношения к жизни. С самых ранних я не привык обращать внимания на действия фактические, на прямую говорящие о человеческих манерах и желаниях. Меня всегда интересовало то, что сокрыто за занавесом демонстративности. Она же мне казалась не реальностью, а только внешней ее оболочкой, за липкой мерзостью которой царила самая натуральная явь, чей смысл заключался в формировании первого шага к действительности. По этой причине, я привык обращать внимание на то, что принято называть случайностями, веря, что именно они являются прямыми отпечатками мира реального на мрачном и бесконечном покрывале мира ненастоящего.

Подобный взгляд на мир научил меня чуткости и настороженности. Относясь с пренебрежением, как поступкам, так и к мыслям и эмоциям других людей мне приходилось выживать в буквальном смысле этого слова. Каждый искоса брошенный взгляд, каждое неровное дыхание у меня за спиной заставляли меня вздрагивать и с еще большим презрением озираться по сторонам, если путь мой проходил через длинную, людную улицу. По началу мне казалось это, что болезнь под названием паранойя начинает в полную силу охватывать мой рассудок, но, поняв, что я ни ощущаю никакой угрозы за этими безликими жестами, я прогнал эту идею из своей головы.

Взяв в основу принцип о большей степени действительности в случайностях, нежели в вещах умеренных и систематических, я сделал его основным и не отступал от него ни на шаг. Именно случайность повлекла за собой событие, чье появление в моей жизни явилось доказательством моего предположения о неправильном развитии человеческого мышления.

Подвластные течению, нам не остается ничего, кроме как следовать в его быстротечном русле. На своем пути мы встречаем множество преград, стремящихся сбить нас с прямого пути, давая возможность пойти в обход, тем самым только осложнив себе жизнь. Некоторые из нас попадают в вырытые каналы и течения, перпендикулярные главному. Однако, мне кажется, что я угодил в водоворот.
Аномалия, которую я обнаружил неподалеку от разрушенного временем моста, своей загадочностью породила во мне интерес, заставив погрузиться в пучину ее тайны. Главным объектом моего интереса явилось чувство чистейшей необычности, что неудивительно, ведь именно из-за этого аномалии способны внедряться в наш разум и направить нас на путь безумства.

То пространство, что находилось прямо под сгнившими, изъеденными мелкими насекомыми досками всякий раз привлекало мое внимание. Мне казалось, что там внизу под десятиметровым воздушным слоем отделяющим почему-то влажные доски от мирной поверхности земли, располагалось нечто, заставляющее меня по другому воспринимать ту часть нашего мира, в которой мы присутствуем. Сосредоточение той размытой, на первый взгляд скользкой и блестящей субстанции мирно лежало на поверхности земли, поглощая под собой занимаемую ею часть почвы. Попадая на него, световые лучи создавали яркие белесые всплески, которые, играя и накладываясь друг на друга, создавали причудливые образы, чье попадание на роговицу глаз, формировали в моем мозге картины ранее не виданные и не поддающиеся описанию.

Подойдя к нему, я не ощутил озноба, который является неотъемлемой частью поглощающего рассудок страха. Эмоции, настигшие меня в тот момент, были гораздо сложнее и многостороннее тех, что рождаются в нас при обыденном мировосприятии. Дар, которым я обладал с рождения, поспособствовал этому. Сомнения и негодования, заменил огромный интерес, с которым я рассматривал идеально гладкую поверхность этого «портала». Я видел его первозданную, девственную чистоту, не знавшую ни малейшей доли того, что называется человеческой порочностью.

«Портал». Да. Это именно то самое слово, способное в полной мере описать мое отношение к сосредоточению того вещества. А как же иначе подобного рода экзистенция способна существовать на нашей Земле? Оно было лишено всего того, что является понятным и предсказуемым в нашем первозданном понимании. Все те образы и расплывчатые фрагменты, чье нестандартное и непрямолинейное предоставление являлось предо мной, указывало на то, что там нет места ничему, кроме разве что первозданности, чье великолепное изобилие наполнит меня нечем другим, как эйфорией.

Пытаясь посмотреть в его белесые и блеклые недра, да бы понять, во что я рискую быть вовлеченным, если все таки наберусь смелости войти в него и ощутить, каково это – стать чем-то гораздо важным, нежели набор предсказуемых ДНК, я решил приблизиться к нему вплотную, на расстояние сантиметров тридцати.
Плотные осколки ряби, царившие на поверхности этого сосредоточения, медленно складывали воедино мое отражение, являющееся моим истинным лицом в мире потустороннем. Постепенно мой облик вырисовался, подобно тому, как мы ежедневно видим себя в зеркале.

Это было невообразимо. То лицо, смотревшее на меня по ту сторону этого зеркала, было настолько омерзительно и ужасно, что спустя всего секунду, оно внедрило в мое сердце панику и оцепенение. Это бледное, полное морщин и сухих складок лицо, покрытые тонкой, полупрозрачной пленкой потрескавшиеся губы, багрово-черные синяки, опоясывающие те по-настоящему безумные впадины серых, полных негодования глаз, заставили меня испугаться и против собственной воли издавать нечленораздельные звуки откуда-то из глубины своего истинного эго. Этот голос был столь мерзок мне, что, улавливая его резкие частоты, все мои органы оказались в миг поражены и неисправны. Не имея иной возможности, кроме как колебаться вокруг ровных границ собственного тела, я отчаянно пытался не потерять ориентацию и не рухнуть грузной тушей туда, где существо мое перестанет пульсировать красной энергией, струящейся по моим жилам, как нечто невиданное и неописанное ранее. Пульсировать тем, что называется жизнь.

Все мои попытки были тщетны, и словно в дикой агонии я рухнул туда, где все ныне царящее становилось не чем иным как рухлядью и отработанным материалом. Я упал в могильник, могучее надгробие которого завладело рассудком редкого индивида, способного внести массу смысла в великие ничтожества бессмыслия.
Путаясь и умываясь всей той мерзостью, что имела место пребывать в том густом сосредоточении дикой пульсации энергии, я на миг полностью перестал ощущать то, что называется жизнью. Мне предвиделось, что я погружаюсь в нечто более вязкое, чем обыкновенное вещество, которое, будучи холодным словно пары от арктического ледника, полностью проходили сквозь мое чрево, заставляя меня ощутить всю гибкость и чистоту первобытности. Своими мокрыми и иллюзорно приятными частями оно окутало меня словно пасть дикого животного, не привыкшего делиться пищей не с кем-либо еще.
Исток этой субстанции даровал мне силу и стабильность. Понимая, какого это, я понял, что ни что иное, как обыкновенное чувство радости не способно дать мне более изрядной ностальгии по моему прежнему мироощущению. И возвратив себя к нему, представив, каково это быть снова самим собой, а не элементом прямотечности разумов, моему взору открылись тусклые и полные грязи капельки воды.

Она струилась по мне, словно пот, по напрочь изношенному телу. Каждая моя часть и каждое воплощение было сплошь проедено ею, будто куски того моста, подвергшиеся воздействию насекомых.

Я оказался в самой обыкновенной лужи. Заводи, если быть точнее.
Поток грунтовых вод организовал в месте моего падения, находившегося под мостом, нечто вроде оврага, чей объем целиком занимала вода. Отражаясь от ее поверхности, под действием явления интерференции и дифракции, она создавала мнимый вход другую жизнь. Те блики и всполохи, сочетаясь с элементами моего характера и нравов, говорили о том, что я полностью находился под властью своих мыслей.
Хочу сказать, что это не просто завышенное до предела мировосприятие, а понимание нечто большего – того, что гораздо главнее нас. Неужели достаточно простых и банальных объяснений, чтоб нарушить мою точку зрения. Ведь случайности происходят с каждым из нас и многие понимают, что это не что иное, как великий глас истины.