МозгоПрав : Традиции

Богата Азия древними традициями, ничего тут не скажешь. Знакомый мой с интересной национальной забавой столкнулся, когда в одной жаркой советской республике в не менее советские годы срочную тянул.

В маленьком городке, где часть его была расквартирована, в милиции приключился дефицит с кадрами, поэтому с населением припрягли работать военных. Сопли утирать, у шпаны анашу отнимать, над заявлениями ржать и документы для районной прокуратуры готовить. Так всё и шло тихо да складно, пока вдруг не потрясло городок преступление века.

Хлопкороб один вечерком на крыльцо своего частного дома некстати вышел. Толи опия покурить, толи почесать чего. Глядит, а сосед его крепит дружбу человека с животным миром в лице осла. Имеет скотинку бессловесную, проще говоря. Его осла, хлопкоробовского. Ословладелец от такой картины закручинился, да и снёс соседу-выдумщику пол-еб*льника удачно подвернувшимся поленом. Как у осла дальше сложилось никому не ведомо, а сосед полено плохо перенёс, от чего и был увезён в районную больницу с глубокой депрессией и тяжкими телесными.

Хлопкороб осла с вещами из дому выгнал, ещё опия покурил и пошёл сдаваться к военным. С собой прихватил коньяк, барана и тёплую тюбетейку, на случай, если прямо сразу закроют.
Коньяк и барана он дежурному капитану подарил, всё как было рассказал, языком поцокал, предложил опия покурить. Офицер коньяку порадовался, барану не очень, за опий пожурил и принялся протокол на хлопкороба-мокрушника составлять.

Поскольку капитан к осло*бам тёплых чувств не питал, а к коньяку питал, отправлять хлопкороба под верный срок ему не хотелось. Тут-то мой знакомец роль свою в этой истории и сыграл. Он до армии на юрфаке учился, пока не выперли за аморалку вследствие невиданных успехов в личной жизни, посему частенько консультировал вышестоящее начальство на предмет юридических тонкостей.

Про тяжкие телесные повреждения и стойкую нетрудоспособность знал он, к сожалению, мало, к тому же, как на грех, опять полдня курил конфискованную у шпаны траву, ибо несколько месяцев уже дедовал и больше ему делать было просто нечего. От того вдруг припомнилась ему сатирическая кинокартина «Мимино» и он авторитетно заявил капитану, что если в протоколе будет указано, что хлопкороб паленом орудовал на почве личной неприязни, то вроде как должны меньше дать. «Вы напишите, что он из ревности соседа отоварил», — тонко пошутил знакомый.
Пошутил и пошутил, да только, как известно, офицеры редко юмор ценят, а понимают ещё реже.

В результате за витиеватыми выражениями протокола, который капитан отправил в райцентр, чётко проглядывала картина любовного треугольника из двух советских граждан и осла неустановленного подданства. Капитановы юридические изыски сильно некстати пришлись. В районной прокуратуре в это время республиканская комиссия работала и человеческой трагедией, скрытой за сухими строчками протокола, заинтересовалась сразу.

Прокатилась тогда по затерянному в пустыне городку волна репрессий. Осло*ба-затейника, как из больницы вышел, по статье «скотоложство» родина отправила добывать из земли что-то очень редкое и страшно нужное. Секретаря местного горкома за разыгравшиеся у него под носом шекспировские страсти на фоне сексуальных забав населения перевели на ответственную работу в верблюдоводческий колхоз экономистом и исключили из партии. Капитану долго ещё вспоминали ослов и из списков на очередное звание раз за разом вычёркивали, а мой знакомый за остроумие и политическую грамотность до самого дембеля ремонтировал армейский клуб.

Ревнивому же хлопкоробу дали три года условно и он всё также выходил вечером на крыльцо, с мудрым восточным прищуром смотрел на розовеющие облака и размышлял о превратностях судьбы. Вот только ослов больше не заводил.