Нови : Без головы

«От меня до тебя сны.
От меня у тебя сын.
Отними у меня все.
Отмени все мое зло.
Уведи в нелюди,
Не любить убеди,
Уведи в нелюди...»


Нет, она никуда не пойдет – она будет сидеть на балконе и наблюдать людей сквозь голые ветви. Ей станет казаться, что каждому, кто проходит под балконом вполне уютно в собственной шкуре. Каждому, но только не Лоре. Поэтому она никуда не пойдет – она лучше останется дома со своей Крысой – говорящей Крысой в человеческий рост.

Лора проводит рукой по серой наэлектризованной шерстке, из-под ладони сыпятся искры. Синие искры, оранжевые искры, малиновые искры – это маленький персональный салют в честь Лориного неучастия в жизни за окном. Крыса жмурится, втягивает острую головку в шерстяные электрические плечики и говорит: «Муррр!».

Это началось с того, что Лора вообразила, что беременна. У нее прекратились месячные, и стал пухнуть живот. Врач сказал: «Истерическая беременность», но Лора не поверила, а продолжила быть беременной, пока однажды, в январских сумерках своего дома не родила мертвую девочку с синюшным лицом. Утром Лора пришла в себя, но среди жгутов окровавленных простынь – между своих все еще широко расставленных ног, не обнаружила маленькой девочки с синюшным лицом, но впервые встретилась с Крысой. Тогда та была мала – не больше пинчера, однако, умела говорить. Потому измученной женщине ничего не оставалось, как принять Крысу в свою маленькую семью. Семью, что состояла прежде из самой Лоры, книжных химер и теней на потолке.

Она всегда была беспокойным, болезненным ребенком. Один из докторов научил ее сказочке о спокойствии. Доктор был маленьким, тщедушным – сам почти как ребенок. Лора должны была рассказывать эту сказочку самой себе перед сном – баюкать себя монотонными словами. Слова следовало повторять бесконечное количество раз, пока не уснешь. Но мы-то знаем, мы-то знаем, чем заканчиваются подобные сказочки.

«Я – покой», — и милое лицо доктора встречает удар толстым томом медицинской энциклопедии. Очки разбиваются, и некоторые осколки впиваются в недоуменно моргающие добрые глаза.

«Покой повсюду», — и острые ногти пытаются извлечь желе голубых докторских глаз сквозь ощетинившуюся оправу очков.

«Покой укутывает меня», — и заранее припасенная, заранее наточенная о папин камень для заточки кухонных ножей, пилочка для ногтей протыкает щетинистую кожу на бледной шее.

«Покой поддерживает меня», — и девочка облизывает влажную, чуть шершавую поверхность пилки.

«Покой охраняет меня», — маленький доктор хрипит, хватается за горло и медленно сползает по стулу, сворачивается уютным калачиком на ковре.

«Покой внутри меня», — Лора укладывается рядом с доктором, обнимая его за спину, прижимается животом, грудью – прижимается к еще теплому, еще мягкому, но уже неподвижному телу.

«Все хорошо», — шепчет девочка в мертвое ухо.

А потом она засыпает.

«Отрубить ей голову!», — кричит шахматная королева. А Лоре хочется говорить. Расхаживать по комнате, жестикулировать бокалом с красным и сухим. Прикуривать одну сигарету от другой и говорить, говорить до рассвета. А когда чуть засереет сквозь полуспущенные жалюзи, выпить пару таблеток для бодрости и опять говорить. Говорить с другим человеком – с человеком, который мужчина, но не любовник.

Проголодаться и заказать пиццу или приготовить горячие бутерброды с сыром и вчерашним хлебом, но за разговорами и вином забыть о еде. Говорить о вещах бесполезных, вроде литературы или бессмысленных, как детство. Говорить.

Ведь с Крысой не поговоришь. У нее всегда что-то свое на уме – у Крысы всегда двойные смыслы. Она говорит: «Ты живешь, будто это какой-то эксперимент», — крысы понимают в экспериментах, — «Как будто еще не решила, по размеру ли тебе эта жизнь – без конца примеряешь ее как новое платье. Может быть, оно и жмет немного под мышками и натирает кожу изнаночными швами, но все же, оно тебе к лицу. Но нет – ты решаешь, что платье слишком дорого стоит, стягиваешь через голову, бросаешь на пол, нетерпеливо отбрасываешь ногой в дальний угол. Остаешься голая, а потом жалуешься на холод. Глупая».

А эта шахматная королева все кричит и кричит: «Отрубите ей голову!» Тогда Лора встает с дивана, снимает глупую голову с плеч, аккуратно вешает на гвоздик.

Голова удивленно смотрит крысиными глазками.

Лорин стишок:

У меня от тебя головная боль, приступы удушья, панические атаки. У меня от тебя в печени дыра, а на платье красные маки. А в глазах у меня от тебя мелькают черные точки. Я прикладываю к животу мальчиков, – прижимаюсь к ним крепко-крепко, чтоб не ныло, не кровоточило.

В остальное время так и хожу – хожу неряхой с кляксой на светлом платье. Клякса слева, пониже сердца – я говорю: «Это только кетчуп, паприка или другая красная специя». А справа – сплошь незабудки, озёра, печаль. Это значит – не забуду, не забуду палача.