aka Сёко Асахара : Нормальная полноценная семья

Серпухов стоял, прижимаясь плечом к фонарному столбу, и смотрел на здание школы.
- Чёрт возьми, как же время-то тянется! – Он нетерпеливо выдернул руку из кармана плаща и, сдвинув к локтю рукав, уставился в циферблат.
- Пять минут… пять минут осталось до звонка.
Эти последние минуты ожидания длились так невыносимо долго, что Серпухов, изнывая от нетерпения, неожиданно для себя издал протяжный мучительный стон и тут же огляделся по сторонам: не услышал ли кто? Поблизости никого не оказалось.
- Фуу-х! – выдохнул взволнованный Серпухов, проведя ладонью по лбу. Сегодня он нервничал больше обычного.

Но вот двери школы, наконец, раскрылись, и наружу выпорхнула первая шумная стайка детей.
Серпухов оживился, отлип от столба и вытянув до предела свою без того длинную худую шею стал внимательно разглядывать школьников, выходящих из ворот.
И вот, наконец, показалась Она – белокурая девочка, одетая в красную курточку с капюшоном.
Её-то он и поджидал.
Выйдя за ворота вместе с остальными детьми, она коротко попрощалась с подружками и, отделившись от толпы одноклассников, пошла своей дорогой вдоль школьной ограды....

Серпухову было известно, почему эта маленькая девочка-первоклашка самостоятельно, без сопровождения взрослых, возвращается домой из школы: да просто живёт она совсем близко – воон в той пятиэтажке за поворотом, а её квартира расположена на втором этаже, прямо над магазином.
Всё это Серпухов знал, потому что вот уже четвёртый день как следил за этой девочкой.

«Нужно быть предельно осторожным, выяснить сначала, что да как, а потом уж и действовать!» – рассуждал Серпухов несколькими днями ранее, когда впервые увидел эту малышку и понял, что ему нужна именно она.
Тогда, в первый же день своей слежки он незаметно прошёл за ребёнком до её подъезда, а затем, выждав с минуту, беспрепятственно – кодовый замок не работал – вошёл следом и, легко ступая по порожкам, поднялся на второй этаж. Далее, для виду, проследовал на третий и по ходу заметил, в какую именно квартиру зашла девочка.

Каждый последующий вечер Серпухов неизменно следовал за «красной курточкой» от школы до её дома. Правда, до подъезда уже не «провожал» – занимал позицию для наблюдения в тени дерева на другой стороне улицы и подолгу стоя там, смотрел в окна «вычисленной» им квартиры.
Иногда Серпухов видел силуэты домочадцев на плотно занавешенных шторах – мужчины или женщины и, почему-то, никогда – ребёнка. Хотя он-то знал, что девочка там, дома, с семьёй.

У самого же Серпухова семьи не было, но он очень хотел ею обзавестись.
«Я мог бы стать любящим мужем и хорошим отцом, мог бы...» – эта мысль плотно засела в его голове, и желание её воплотить в последнее время усилилось настолько, что он потерял покой.
И тогда Серпухов принял решение в скорейшем времени, во что бы то ни стало создать свою собственную ячейку общества.

...«Итак, сегодня!» – мысленно сказал себе Серпухов и стал переходить проезжую часть, дождавшись, когда интересующая его девочка отошла достаточно далеко от своих сверстников.
Он следовал за ней, лавируя средь встречных прохожих, скрывался за спинами впереди идущих, стараясь не попадаться на глаза изредка оглядывающейся маленькой школьнице, сам же ни на секунду не выпускал её из виду.
«Скооро, совсеем скоро мы познакомимся, даа… И я понравлюсь тебе! Я сумею тебе понравиться, вот увидишь!» – думал «про себя» Серпухов, осторожно идя за девочкой.

Ненадолго он вдруг потерял её из поля зрения, столкнувшись плечом с каким-то мужиком.
- Ээ, смотри куда прёшь! – рявкнул прохожий.
- Простите, я не… я не заметил, извините. – Рассеяно проговорил Серпухов, развернулся и увидел, что девочка уже поравнялась со своим домом и вот-вот скроется за его углом.
Взволнованный, он бросился догонять её и настиг возле самого подъезда.
Услышав быстро приближающиеся шаги, школьница обернулась. Серпухов с ходу присел, делая вид, что завязывает развязавшийся шнурок. Девочка пожала плечами и вошла в подъезд.

- Раз… два… три! – отсчитал Серпухов и рванул за ней. Прыгая через две ступеньки, он взлетел на второй этаж как раз в тот момент, когда рука ребёнка коснулась кнопки звонка.
Дверь открылась почти сразу же, и подскочивший сзади Серпухов подхватил девочку за подмышки и, держа её перед собой, использовал в качестве «тарана» отпихнув детским тельцем вставшую на пороге женщину – мать ребёнка – и ворвался в квартиру.

Отбросив от себя девочку, Серпухов накинулся на потерявшую равновесие женщину, повалил на пол и, схватив её обеими руками за горло, принялся душить.
Женщина хрипела, извивалась, пытаясь выбраться из-под незнакомца. Она хватала его за волосы, расцарапала ему лицо своими длинными ногтями, но очень быстро сдалась, обмякла и наконец, замерла, безвольно раскинув руки в стороны; глаза её закатились вверх и «глядели» теперь на тяжело дышащего убийцу покрасневшими от полопавшихся сосудов белками, её язык вывалился изо рта. При виде исказившегося в забавной гримасе лица женщины Серпухов коротко хохотнул.

Девочка, до той поры, находясь в оцепенении, молча всё это наблюдавшая, вдруг пришла в себя и разразилась звонким визгом, от чего душегуб вздрогнул, вскочил на ноги, метнулся к ребёнку и попытался закрыть её рот ладонью, при этом был немедленно укушен за палец.
- Ааах, суука! – взвыл Серпухов и замахнулся на девочку.
В этот самый момент на шум из ванной в коридор выскочил наспех обмотанный полотенцем мокрый мужчина – отец девочки – и, увидев незнакомца, готовящегося ударить его дочь, с места ринулся ей на помощь но, не сделав и шага, рухнул как подкошенный, споткнувшись о тело мёртвой жены.

Обернувшийся на грохот за своей спиной Серпухов среагировал молниеносно: он бросился к растянувшемуся на полу мужчине и наступил ногой ему на спину промеж лопаток лишая того возможности подняться. Одновременно он извлёк из кармана складной нож, раскрыл его и, не убирая ноги с мокрой спины несчастного, присел и с размаху вонзил острое лезвие в поясницу своей жертвы. Затем – ещё раз… и ещё… и ещё…

Мужчина глухо стонал и дёргался под градом ударов, обрушившимся на его спину; он ёрзал по линолеуму своим мокрым после душа телом, напоминая выбравшегося на лёд моржа. Но вот из узких ранок выступила кровь и вскоре спина отца семейства обильно залилась ею; кровь стекала на пол – уже приличная лужа её собралась под мужиком и он, барахтаясь в ней, распространял кровавые брызги вокруг себя.

Серпухов прекратил экзекуцию и отпрянул в сторону не желая испачкать плащ. Он повернулся к девочке: та сидела на полу, приоткрыв рот, и с ужасом смотрела на своих родителей – замершую в нелепой позе, со страшно выпученными глазами и высунутым языком, задушенную маму и обнажённого, истекающего кровью, умирающего папу.

Серпухов медленно подошёл к ней, оставляя за собой красные отпечатки подошв, присел на корточки и, глядя в глаза испуганного ребёнка, заговорил:
- Ну, всё, всё – успокойся малышка… Папа тебя любит, папа о тебе позаботится… Сейчас мы домой поедем – дома нас мама ждёт… Ты устала, тебе надо поспать.
С этими словами Серпухов протянул руку, мёртвой хваткой вцепился в тонкую шею девочки и, глядя куда-то поверх её головы, замер так… Когда он, наконец, разжал свои побелевшие пальцы, ребёнок был уже мёртв.

… Трамвай в этот час был почти пуст. Серпухов глядел в темноту за окном, прижимая к груди сидящую у него на коленях с виду спящую девочку.
Там, куда они ехали – в квартире Серпухова – «ждала» их лежащая на кровати «мама» – мёртвая женщина-бродяжка, которую Серпухов заманил к себе домой под предлогом «выпить и посидеть», а после задушил.
Так у него появилась «жена». Вот только не хватало ребёнка.
«Теперь у нас есть ребёнок… Доченька!» – улыбнулся отрадным мыслям Серпухов и прижал к себе мёртвую девочку так крепко, что хрустнули её позвонки. – «Теперь мы – нормальная полноценная семья».