goos : Последний бастион

Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша.
За одним из столиков четверо нетрезвых пролетариев тихо спорили о каких-то фланцах и шаге резьбы.
Олег брезгливо окинул взглядом помещение и рефлекторно подался к выходу, но Валера остановил его и подтолкнул внутрь. Усадил за стол, расправил складочку на клеёнке, сдвинул в бок солонку и банку от «Нескафе», на половину забитую окурками.
- Это что? – Олег удивлённо озирался. – Что мы здесь делаем? Ты с ума сошёл?
- Расслабься, — Валера закурил, выпустив клуб дыма в потолок.
- Что значит расслабься? Я в худшие свои времена обходил такие гадюшники десятой дорогой.
- И очень зря. А я тут раз в неделю завтракаю. Кстати, тут пельмени ничего, салатики съедобные, а бутерброды с бужениной – пальчики оближешь. И водка не бодяжная. А утром народа не много. Ну, что, давай, по пиву для начала, пока пельмени приготовят.
- Я никаких пельменей есть не буду. Дизентерии мне не хватало. Мы что, проехали весь город, чтобы здесь травануться? – Олег попытался встать, чтобы уйти, но Валерий придержал его за рукав.
- Ну, не хочешь есть – не ешь. Пиво хоть попьёшь?
- Ну, ладно. Пиво можно.
Валера поднялся и пошёл к стойке.
- Люсь, нам для начала два пива. А пока пить будем – сваргань две порции пельменей. Четыре бутерброда, селёдочку, и две порции оливье.
Услышав заказ, Олег крикнул с места:
- Никакого оливье. Валер, я ж сказал – есть не буду.
- Я сам всё съем. Делай, Люсьен, делай.
Валера подождал, пока нальётся пиво, вернулся в столику с бокалами.
Олег осмотрел на предмет чистоты посуду, и только потом отпил.
- Понимаешь, Олег, это место – последний оплот социализма. Цитадель, пока ещё не захваченная врагами. Вед что осталось от совка кроме воспоминаний? Ничего! Даже руин не осталось.
- Ну и хрен с ним, с совком, — возразил Олег.
- Как это хрен? Я в нём родился, я в нём учился, мои родители родом из совка. В совке я первый раз поцеловался, первую рюмку выпил, первую книгу прочитал. Он у меня в генах. Понимаешь? Это корни! При совке я был молодой, красивый, свободный и беззаботный. И шевелюра была у меня. – Валера провёл ладонью по прогрессирующей лысине. — Не потому что при совке, а потому, что юность моя прошла в то время.
- Я не ностальгирую.
- Ну и зря. Неужели нечего вспомнить?
- Да есть, конечно, но некогда. Не до воспоминаний. А пиво ничего. Холодненькое.
- А ты посмотри, в каких оно бокалах. В тех ещё. Никаких одноразовых стаканов. Разве можно пиво пить их пластмассы? Тут и водку наливают в нормальные рюмки. Люсь, — крикнул он барменше, — что там с пельменями?
- Пять минут.
- Вот это место, — продолжил Валера, — напоминает мне о том времени, когда я был счастлив. Я, когда меня из института попёрли, на заводе работал. Фрезеровщиком. Прикинь! И после смены мы бригадой заходили в такую вот тошниловку, чтобы снять усталость после трудового дня. Я, молодой пацан, в компании суровых мужиков, пропахших солидолом, слушал их байки и на ус мотал. Жизни учился.
- Странное у тебя счастье было.
- А раньше счастьем всё было – купил джинсы за полторы месячных зарплаты – счастье. Достал колбасы копчёной – счастье. Торт купил – счастье. Даже шоколадка – счастье. А что сейчас? Дети мои ничему не радуются, что им ни купи. Они сладости не любят! Дети не любят сладости! Не любят мясо! Котлету попробуй запихни в них. Игрушки, книжки – всё, как так и надо. Я по молодости меломанил. На балке пропадал, винил покупал, обменивал, продавал, на бобины переписывали, слушали. Название каждой песни знал, все составы групп по годам наизусть. Тексты учили, переводили. Потому что кровью и потом доставалось. А сейчас – скачал и слушай. На халяву. И что? Я собрал себе всё, о чём и мечтать в те годы не мог. И я его не слушаю. Мне скучно, и не интересно. И на кумиров теперь смотрю, как на лабухов, а не как на инопланетян из другого, фантастического мира. Книги читал раньше на машинке отпечатанные, залапанные десятками рук, на три дня давали. Ночами читал, чтоб успеть. Но зато, смаковал каждое слово. Да что там говорить.
Люся принесла поднос с заказом, поставила на стол пельмени, тарелочку с шестью кусочками селёдки, бутерброды, две мисочки оливье, графин водки. Пожелала приятного аппетита и ушла за стойку.
- Валера, честно, не напрягай. Не буду я здесь есть.
- Не ешь. Водки выпей, селёдочкой закуси. Давай, за ностальгию.
Валера наполнил рюмки.
- Искуситель, — сказал Олег, выпил залпом, подцепил вилкой кусок рыбы. – А ничего. Хорошо пошла. Думал, хуже будет. Я водку уже лет десять не пил. Да и селёдку, если честно, давно пробовал. А и правда, есть в этом что-то. Забытое, но родное.
- А я люблю. Иногда кильки куплю пряного посола, картошки отварим в мундире, огурчики маринованные – объедение. Да бери ты пельмени. Остынут, не вкусные будут.
Алкоголь, попавший в желудок, требовал закуски. Олег поковырял вилкой в тарелке, и, не обнаружив ничего криминального, съел один пельмень.
Выпили ещё, и Олег уже поглядывал на оливье.
- Помнишь, — сказал Валера, — раньше любое кафе, любой сранный бар были культовыми. Их знали по именам, знали, где кофе лучше, а где — мороженное. Чебуреки ездили кушать через весь город. В «Кристалл» чтобы попасть – час в очереди выстоять нужно. Там куры-гриль классные были, там – пиво не так сильно разбавляли, там – котлеты по-киевски классные были.
-Это точно, — поддержал Олег. – Помню, вареничная была на Сумской. Любили туда ходить. А в «Снежке» садились только за те столики, которые обслуживала официантка Леночка, сколько лет прошло – а имя помню.
- А сейчас – или фаст-фуды безликие, или напыщенные кабаки, с претензиями. Официанты – как манекены. Пропала человечность в общепите. Да и везде пропала. Вместо гастрономов, где все знали продавцов в лицо и по имени, натыкали этих супермаркетов – конвейеров бездушных.
- Это всё америкосы продвигают свою идеологию. А мы, дураки, всё у них перенимаем и зомбируемся. Поколение макдональдскокаколы. Наливай. Хорошо, что ты меня сюда привёз. Я совсем забыл и не вспоминаю о том, что было. Только сейчас и планы на завтра. А ведь и правда, я вспомнил, как я радовался каждой игрушке. А если ещё такой ни у кого не было – вообще царь был. А шоколадка «Чайка» — предел мечтаний. Зато какой вкусной казалась. Так, где там твоё оливье?
И слово за слово пошла беседа по накатанной. Кто в какой пионерский лагерь ездил, кто где на море отдыхал, кто как на выпускном нажрался. И про шарфы мохеровые вспомнили – сине-красно-зелёные, и про пальто ратиновые, и про шапки пыжиковые, и про очереди в кино, и вообще про очереди. И про футбол, и про комсомол…
- Ну, что, — Олег доскрёб оливье, — ещё графинчик?
- Нет, на работу нужно. Давай через недельку. Я позвоню. Заедем, позавтракаем.
- Договорились. Жаль, только, что недолго этой кафешке осталось. Выкупят, откроют аптеку, или бутик для пролетариев.
- Не выкупят.
- Это ещё почему?
- А потому, что я её никому не продам. Это моё заведение. И пока я жив, здесь будет последний бастион, и я буду сдерживать осаду до последнего.
- Тебе что, твоих супермаркетов мало?
- Так то для заработка, а это – для души.
Валера достал телефон, набрал номер.
- Миша, подгоняй машину. И охране скажи, пусть грузятся. Мы едем.
Валера положил на стол сто долларов, и они пошли к выходу, где их уже ждал серебристый бронированный «Хаммер».
(с) goos