skitaletts : Кладбище

Я люблю это кладбище. Странно звучит, но как можно не любить место, где тихо, спокойно, красиво? И с которым так много связано.
Каждый вечер меня тянет сюда. Я будто сделан из железа, и невидимый магнит тащит на это место. Я прихожу, поднимаюсь по ступенькам, сажусь на каменные выступы по бокам лестницы и смотрю по сторонам.
Кладбище заброшенное, старое. Находится на самом краю парка и мало кто сюда заходит. Разве только влюблённые парочки, но я их ни разу не видел.
Летом, весной и ранней осенью здесь особенно хорошо. Кладбище со всех сторон окружено деревьями, они создают заслон и ограждают от внешнего мира. Наверное, так и должно быть на последнем пристанище. А когда по темноте поднимаешься по лестнице, то свет луны, проходящий сквозь кроны деревьев, создаёт волшебную иллюзию, — кажется, что деревья усыпаны белыми лепестками. От этого кладбище теряет свою мрачность и превращается в самое безопасное место в городе.
А ещё здесь живёт самая непонятная из женщин – Память. У каждого она своя, каждый видит призраков, и каждый гоняется за видениями.
У меня тоже есть призраки.
Каждый раз, когда я поднимаюсь по лестнице, ведущей на кладбище, я понимаю, что здесь ступали её ноги. Каждый раз, когда я сажусь на каменный выступ, я сначала прикасаюсь к нему рукой, — здесь сидела она. И когда листья, сорванные ветром или осенью, раскачиваясь из стороны в сторону, словно пьяные, спускаются по воздуху на землю, я понимаю, что по этой земле ходила она. А несколько раз к этой земле прикасались её руки – она теряла серёжку. И присев на корточки, она рыла кучи осенних листьев, а я светил ей мобильником, но серёжки в тот вечер мы так и не находили. Находил её я на следующий день, когда светло. Серёжка всегда лежала на самом видном месте.
И я прикасаюсь сейчас ко всему, к чему притрагивалась она, словно надеюсь снова почувствовать её, ощутить её тело, запах. Словно надеюсь, что камень, или земля, или гнилые листья отдадут мне её.
И самое непонятное, во что я отказываюсь верить, — то, что иногда она действительно здесь, я её вижу. Я беру в руку жёлтый-жёлтый листок и понимаю, что этот листок держала она в руке много дней назад.
Притрагиваюсь к камню, который должен быть по всем правилам холодный, но чувствую тепло, которое идёт из камня в меня. Она всегда нарушала правила.
Слышу её голос в шуме ветра и просто в тишине, которая окружает меня. В тишине её голос даже становится громче. Он переливается, звенит, я слышу, как она смеётся, хотя вокруг тихо. Слышу звук, с которым свет луны льётся на землю, и понимаю, что она – в этом звуке. Слышу о чём переговариваются деревья на высоте двадцати метров – и там слышу её голос. Он спускается серебряным потоком на землю и создаёт белоснежный лёгкий туман, который расползается по кладбищу. И из этого тумана появляется её прозрачный силуэт. Я не могу обнять её, хотя так хочу. Эта не она, это всего лишь память.

Сижу на камне, один, хотя когда-то мы сидели здесь вместе с ней, она — у меня на коленях. Я смотрел ей в лицо, в её большие и всегда такие красивые глаза. Весёлые, грустные ли, — но всегда неимоверно красивые. А пахла она весной, солнцем и карамелью. Там, где сейчас этот запах, — там жизнь.
Она болтала, я слушал её. Не всегда было важным то, что она говорит, — важным была она сама. Я гладил её по волосам, по лицу, мог бесконечно водить кончиками пальцев по её лбу, щекам, губам. И не нужно было ни одного слова, потому что в словах не было смысла. Всё было понятно без них.
Мир диктует свои правила.
Я обозлился на мир, на Бога, на неё, — а на неё за то, что она оставила меня на растерзание железным стенам, на обед темноте, хотя её вины не было. Я усомнился в реальности всего происходящего.
И вспомнил, что она мне говорила.
Настоящее всегда останется настоящим.

И сегодня ноги сами привели меня на это место. Я поднялся по каменной лестнице и сел на выступ с правого края, там, где мы с ней сидели всегда.
Здесь мне всегда становилось легче, но вместе с тем я особенно остро понимал, как мне её не хватает. Достал из кармана часы, которые она мне подарила. Часы давно остановились, но я всё таскал их в кармане как талисман. Когда-то она прикасалась к ним, и я теперь словно дотрагивался до неё.
Ветер пел песни, и в его шуме я вроде бы уловил знакомый голос. Да, это точно она. Сотый раз рассказывает одну и ту же историю, словно знает, что мне не надоест слушать.
Не до историй сегодня, я сидел, опустив голову, сжимал в руке часы и ни думал ни о чём. Но в первый раз ветру было наплевать на моё спокойствие. Он усиливался и стал срывать листья с деревьев. Я поднял голову и огляделся. Творилось что-то странное. Листья не падали, а кружились в каком-то порядке, и порядок этот сводил с ума. А потом листья в воздухе стали складываться в слова.
Настоящее всегда остаётся настоящим, вот что они написали в воздухе. И когда последняя буква обрела форму, я увидел, что никакие это не листья, это лепестки роз.
А потом они снова закружились в хаосе, ветер подул сильнее, луна зазвучала серебряным смехом. И они стали падать на определённое место на земле, один на другой. То место, на котором она больше всего любила стоять.
Они опускались на землю и растворялись в ледяном блеске. А когда они исчезли все, я увидел, что на этом месте что-то растёт.

Из земли поднималась роза. Он пробила землю, и тянулась ввысь к луне, стебель расширялся, бутон раскрывался и сжимался, и сверкал всеми цветами и оттенками красного. Я понятия не имел, что у красного столько оттенков. Бутон начинал раскрываться, я не знал как может он бесконечно раскрываться, но я видел лепестки, которые появлялись один за другим. И тут лепестки стали петь.
И я узнал её голос. Она действительно была во всём вокруг – в свете луны и солнца, в шелесте ветра, в земле, в камне, в воде, в смехе каждой девушки, в дожде, который разрезает гладь озера, в свете фонарей, которые отражаются в озере, везде. И роза пела мне об этом, пела её голосом, и я внимал ей, слёзы катились по щекам, но я не замечал. И я вспоминал её.
Настоящее всегда остаётся настоящим.
И голос розы раздавался вокруг, и мёртвая природа человеческой души оживала, и где-то там глубоко появлялись ростки чего-то нового и прекрасного.
Настоящее всегда остаётся настоящим.
А потом роза стала сиять. Сиял каждый лепесток по отдельности, и вся роза целиком. Бледно-розовые лепестки сияли бордовым цветом, кроваво-алые – нежным розовым цветом.
А потом песня розы и её цвет стали одним бесконечным целым – всепоглощающим сиянием, в котором слился воедино весь мир.
Роза сияла так ярко, так ярко.
И на какое-то мгновение я был ослеплён.