Прохор Шапиро : Доктор Сергеев.

Доктор Борис Николаевич Сергеев работал в психушке, а точнее, он заведовал 29-ым закрытым мужским отделением областной психиатрической больницы. Это был полный высокий мужчина лет пятидесяти, выглядящий старше своих лет, но не в силу болезненности, а скорее наоборот, излишней упитанности. Внешне Сергеев был похож на популярного в 19-ом веке автора романсов Апухтина, если конечно кто-то еще помнит кто это, и тем более, как он выглядел. На работу он приходил обычно одетый в дорогой, но сильно поношенный и давно не чищеный костюм. Медицинский халат он одевал только когда появлялся в палатах, а делал он это очень редко. Борис Николаевич имел весьма интеллигентные манеры при довольно неотесанной внешности. Хотя при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что это даже не интеллигентность, а скорее природная застенчивость, а грозная внешность – всего лишь результат плохого обмена веществ и неправильного питания.

Биография его была весьма примечательна, и вместе с тем вполне традиционна для такого рода людей. Отец Бориса Николаевича был доцентом в медицинском институте в Москве, мать работала там же на небольшой административной должности. По тем временам это была вполне зажиточная семья со связями, машиной, дачей и ежегодными поездками на курорт. Будущий завотделением был обычным ребенком, правда, надежды своих родителей он оправдал не в полной мере, ибо был глуп, малоинициативен и неважно учился. Если бы Борис Николаевич был более усерден в науках, он бы, наверное, мог выбрать для себя карьеру по интересам, а так ему пришлось послушно следовать по предложенному и подготовленному отцом пути – поступить благодаря протекции в мединститут и стать психиатром. Стоит отметить, однако, что особых интересов у Сергеева по большому счету никогда и не было, разве что в раннем детстве он мечтал стать космонавтом, после же он вообще особо ни чем не увлекался, кроме выпивки и спортлото.

В институте Сергеев учился также плохо, как и в школе, к психиатрии особого интереса не испытывал. Однако благодаря отцовским связям он благополучно получил диплом и получил распределение в подмосковную больницу. Это было неплохим вариантом в его положении – хоть и не Москва, но все же неподалеку. По началу Борис Николаевич даже боялся, что работа в настоящей психиатрической больнице окажется для него сложной, однако страхи его были напрасны. Его назначили на административную должность в центральном корпусе, для этой работы его знаний и способностей, а точнее их отсутствия, вполне хватало. В большинстве отделений больницы ни кого не лечили: кто-то здесь просто «жил», другие «косили», третьи пытались оформить инвалидность. Врачам в большей степени приходилось решать административные и юридические вопросы, чем собственно медицинские. И с этими обязанностями Борис Николаевич, равно как и похожие во многом на него коллеги, справлялись вполне сносно.

Нельзя сказать, что Борис Николаевич совсем не обратил внимание на имевшие в больнице место разнообразные нарушения – воровство медикаментов, больничной одежды и продуктов, взяточничество, антисанитарию и даже кое-где распространенные неуставные отношения между больными. Все-таки он вырос во вполне благополучной семье, и до этого особо не сталкивался с так называемой «правдой жизни», однако все это не сколько ужаснуло молодого врача, сколько удивило. Причем удивлялся он не долго. Он быстро решил для себя, что для большинства больных та жизнь, которая для них возможна в больнице – безусловное благо, в противном случае они бы давно уже умерли от голода или социальной неустроенности. И как-то совершенно спокойно и незаметно для себя Сергеев начал тоже воровать и брать взятки. Единственное, что первое время немного беспокоило его, так это возможная судебная ответственность, но Борис Николаевич был скромен и осторожен, к тому же он быстро понял, что если при таких масштабах коррупции еще почти ни кого в больнице не посадили, то вероятность того, что это случиться именно с ним, крайне мала.

Медленно, но верно, Сергеев продвигался по карьерной лестнице. На каждой его следующей должности обязанностей становилось все меньше, а возможностей получать нетрудовые доходы все больше. Несколько поздно, в тридцать лет, Борис Николаевич женился. Жена его была из соседнего с больницей города, где он незадолго до этого получил квартиру, и работала, как в то время говорили, в «системе торговли». Именно тогда и так склонный к полноте Борис Николаевич стал стремительно жиреть благодаря приносимым женой дефицитным продуктам. Тогда же он стал больше пить, хоть склонность к этой привычке у него была давно. Уже в студенческие годы Сергеев выпивал регулярно, сейчас же он стал это делать почти каждый день. Здоровье у него было великолепное, выпить он мог много, и особо ни что его не ограничивало. В рабочие дни Борис Николаевич обыкновенно выпивал по вечерам, в выходные же мог позволить себе пьянствовать прямо с утра. Жену его это по началу беспокоило, но потом она пришла к выводу, что при его стрессах на работе ему просто необходима алкогольная разрядка. Хотя, как мы все знаем, никаких стрессов на работе у Сергеева не было. Просто жена изначально рассматривала Бориса Николаевича как весьма перспективный источник повышения благосостояния, и не более того, а для источника повышения благосостояния не важно, пьет он или нет. А как известно, алкоголь не привносит какие-либо качества в человеческую натуру, а только обостряет их или притупляет, вот и Сергеев, благодаря систематическому пьянству, научился думать исключительно только о «нужных вещах», и не обращать внимания на всё остальное. К «нужным вещам» относились в первую очередь способы увеличения собственных доходов благодаря нахождению на той или иной должности, а о таких пустяках, как положение дел в больнице или опасность судебного преследования, Борис Николаевич больше не беспокоился.

В 90-ые годы в неуклонном, но достаточно медленном карьерном движении Сергеева случился качественный скачок. Его назначили завотделением, причем произошло это весьма интересным образом. Конечно, на тот момент Борис Николаевич уже был на хорошем счету, и должность была вполне по нему, однако причина, заставившая главврача выбрать именно его из нескольких кандидатов, была довольно необычна. Стоит отметить, что главврач был человек малопримечательный, во многом, кстати, похожий но Сергеева, однако он имел одну особенность – был крайне мнителен. В результате он часто колебался при принятии каких-либо решений, даже когда ответственность была не велика, и обычно делал выбор, руководствуясь не объективными доводами, а ему только известными приметами. В случае с Борисом Николаевичем такой приметой были как раз его имя и отчество, которые, как все уже заметили, совпадали с именем и отчеством тогдашнего президента. Это очень понравилось главврачу, он уже не колебался, так Сергеев стал заведующим 29-ого закрытого мужского отделения.

Обычно все дела с больными занимали у Бориса Николаевича не более двух часов в день, после этого он с чувством выполненного долга ехал домой. Иногда он опохмелялся прямо на работе, но чаще все-таки у него получалось дотерпеть до конца так называемого рабочего дня. Пил Сергеев преимущественно в одиночку, хотя у него еще был один, с позволения сказать, друг. Звали друга Михаил Сергеевич, бывают и такие совпадения. Тезка первого президента СССР был отставным офицером, с Борисом Николаевичем они познакомились в больнице. У Михаила Сергеевича тогда случилась самая настоящая белая горячка, а приходил он в себя после неё именно в отделении Сергеева. Собственно вся их дружба строилась на весьма простом принципе: Михаил Сергеевич жил один, жена его бросила, а Борису Николаевичу иногда становилось скучно пить у себя в квартире, под присмотром постоянно скучающей жены. Тогда Сергеев заходил в гости к своему «другу», который был всегда рад его видеть.


* * *

Все самое интересное началось после того, как заместителем к Борису Николаевичу назначили нового врача. Причем это было отнюдь не расширение штата, а даже наоборот, сокращение – двоих помощников Сергеева, к которым он привык, перевели на другие должности, а заменить их должен был новый квалифицированный специалист. И специалист это был даже совсем не самый обычный, а именно, это была женщина. Её звали Виктория Степановна, ей было уже за сорок, до этого она работала в психиатрическом интернате и была гораздо квалифицированнее Сергеева. К завотделением новая врачиха испытывала чувство презрения, смешанное с завистью. В психиатрическом интернате, где она работала, ей приходилось иметь дело только с уже окончательно потерянными для общества людьми, никаких солдат или призывников там не было, а значит, не с какого было брать взятки. Свое новое назначение Виктория Степановна восприняла как последний шанс, она твердо решила теперь взять от судьбы то, что недополучила раньше. И с первого же дня она поставила себе цель занять место Бориса Николаевича.

Сергеев же наоборот, только первое время переживал из-за смены заместителей, потом привык, и решил, что видимо так и должно быть. Тем более что в это время в его жизни появились проблемы поважней. А именно, ему пришлось бросить пить. Началось все с того, что однажды на даче у него заболело сердце, после чего в больнице (не в психиатрической, а нормальной) врач настоятельно посоветовал Сергееву завязать со спиртным. После этого случая жена Бориса Николаевича употребила все свои способности, для того, чтобы убедить его закодироваться. Закодыка Михаил Сергеевич был в это время в отъезде, он гостил у своего сына, ушлого малого, в своё время сделавшего бизнес на торговле украденным папой армейским обмундированием. Он бы уж точно отговорил Бориса Николаевича от этой постыдной и ненужной процедуры (сам Михаил Сергеевич кодировался уже раз пять), но Сергеев, несмотря на то, что работал в психиатрии, не имел никакого представления о лечении алкоголизма, и, подавшись уговорам и угрозам жены, согласился.

Алкоголизм Бориса Николаевича был для него настолько укоренившийся привычкой, что резкое прекращение возлияний оказало на него серьезное воздействие. Пить ему, как не странно не хотелось, зато освобожденный мозг стал требовать постоянного притока какой-либо информации. У Бориса Николаевича появилась странная и неведомая ему доселе потребность постоянно о чем-нибудь думать, и еще ему захотелось читать. У самого Сергеева книг, кроме медицинской литературы, не было, и он позаимствовал чтиво у своей жены. Он стал читать какой-то женский детектив, автора Бориса Николаевич не запомнил, это была женщина с фамилией какого-то партийного деятеля времен его молодости, не то Андропова, не то Суслова, не то еще как-то.

Сложно сказать, понравилась Борису Николаевичу книга или нет, ему просто надо было чем-то заполнить сознание, и дать мозгу хоть какую-нибудь работу. Он прочитал еще несколько книг, найденных у жены, во время чтения он обычно усиленно размышлял о героях книги, что-то анализировал, потом сразу забывал. Окружающие его вещи Борис Николаевич пока еще не начал анализировать, иначе бы он заметил, что Виктория Степановна начала потихоньку тянуть одеяло на себя. Она взяла под контроль истории болезней некоторых солдат, и вскоре они уже копали огород у неё на даче. Затем Виктория Степановна, используя свои связи, обеспечила размещение в больнице еще нескольких солдат. Сергеев обычно никак не форсировал приток больных, он предпочитал работать с готовым материалом.

На действия нового заместителя Борис Николаевич не особо обратил внимания, а что касается появления новых солдат, то он даже счел это благом. Однако нельзя сказать, что дела в больнице не стали его интересовать больше. Одним чтением, «заполнить вакуум», как говорил герой одного советского фильма, было сложно. Борис Николаевич стал больше интересоваться больными, и прежде всего почему-то теми, кто жил тут постоянно, и раньше не представлял для него никакого интереса. Он несколько раз посещал палаты, спрашивал у медбратьев фамилии больных, их состояние, задавал некоторые вопросы самим психам.

Однажды он посетил психа Зубова, или просто Зуба. Бориса Николаевича привлекло странное несоответствие – такого больного он не помнил, хотя, несмотря на то, что он мало занимался делами, фамилии постоянно живущих в отделении он знал. Объяснение этому было очень простое – у Зуба фамилия была не Зубов. Медбратья рассказали Борису Николаевичу, что фамилия у больного другая, а Зубовым его почему-то прозвали другие психи, тем более что самому Зубу было глубоко наплевать на то, как его зовут. Во время этого разговора сам Зуб стоял у зарешеченного окна в курилке и задумчиво смотрел в пустоту. Борис Николаевич попытался с ним поговорить, хотя было это не просто – Зуб крайне редко был способен на содержательный диалог.

-Здравствуйте, как вы себя чувствуете?
-Фиолетовые огни. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Дверь налево. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни.
-Очень интересно.
-Фиолетовые огни. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Дверь налево. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Фиолетовые огни. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни.
-Жалоб от него никаких не поступало? – Борис Николаевич обратился к медбрату, но ответил ему Зуб.
-Фиолетовые огни. Дверь налево. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Фиолетовые огни. Семеновна? Фиолетовые огни. Дверь налево. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна? Семеновна? Фиолетовые огни. Дверь налево. Пятый вагон. Арбуз или дыня? Семеновна?

Зуб жил в больнице с момента перевода из детского психиатрического интерната. Иногда к нему приезжала мать, которая, по слухам, жила в монастыре. Подробности его появления на свет до конца не были известны, рассказывали, что там было что-то мрачное и мистическое. Зуб в большей степени подвергался издевательствам и сексуальным домогательствам со стороны других психов, это притом, что он был не так уж беззащитен. Один-два раза в месяц Зуб начинал драться. Доставалось при этом не его обидчикам, а людям нейтральным – медсестрам и случайным психам. В такие моменты Зуб, руководствуясь неким внутренним голосом, вытягивал голову на тонкой шее, выгибал грудь вперед, и сильно бил соперника головой.

Всего этого Борис Николаевич, естественно не узнал, раньше ему дело не было до Зуба, а медбратья рассказать постеснялись. Однако встреча с Зубом еще больше смутила доктора. Он и так стал подозревать, что что-то вокруг не так, что призрачный порядок, который он установил, как ему казалось, в отделении, может куда-то непонятным образом исчезнуть. Более того, у него появились какие-то невнятные сомнения и насчет незыблемости всего мира вообще.

* * *

Борис Николаевич все больше думал, и на все более разнообразные темы, и тут судьба, может быть, впервые в его жизни, преподнесла ему неприятный сюрприз. Нужно признаться, что к тому моменту Сергеев совсем перестал бояться попасться на взятке, скорее всего, он просто забыл, что такое возможно. А дела в больнице вместе с тем шли уже не так хорошо. Стали происходить странные вещи – некоторых врачей стали ловить на взятках. И случалось это не оттого, что кто-то решил навести порядок, а оттого, что выросли аппетиты некоторых предприимчивых работников правоохранительных органов. Кто-то там догадался, что и здесь можно поживиться, и вот уже не первый доктор вынужден был продать машину или еще что-нибудь, чтобы откупиться от кровожадных сотрудников следственных органов.

Из-за всех случившихся за последнее время с Сергеевым событий, самого важного он как раз не заметил, а именно, пропустил все связанные с взятками новые события. И так получилось, что его даже особо никто и не смог предупредить из коллег, поэтому он не смог принять необходимые меры предосторожности. В результате Сергеев тоже попался на взятке. Разумеется, его не посадили, Борис Николаевич привлек все свои связи, обналичил значительную часть своих сбережений, и откупился.

Кому-то, возможно, пришло в голову, что Бориса Николаевича поймали по наводке Виктории Степановны, но это было не так. Она, конечно же, в мыслях желала такого развития событий, однако к произошедшему с Сергеевым никакого отношения не имела. В тоже время, когда Виктория Степановна узнала о случившемся, она была очень рада. Несмотря на то, что тюрьма Борису Николаевичу уже не грозила, рассчитывать на то, что он долго продержится на своей должности, не приходилось, и Виктория Степановна это понимала. И вскоре она посоветовала Сергееву взять отпуск за свой счет, пока все уляжется. Она намекнула Борису Николаевичу, что дело могли не закрыть, и некоторым её знакомым такие случаи были известны. Испуганный доктор, немного подумав, решил последовать этому совету. Он написал заявление, объяснил все, как мог, главврачу, передал дела Виктории Степановне, и покинул родное отделение, но, как оказалось, ненадолго.

Сразу после этого от Бориса Николаевича ушла жена. Она и раньше предполагала такое развитие событий, и хорошо подготовила свое отступление: за один день из квартиры была вывезена почти вся мебель, также жена забрала оформленную на себя машину Бориса Николаевича. Большая часть сбережений Сергеева была истрачена на взятку следственным органом, и он оказался в весьма затруднительном положении, однако все это не сильно шокировало бывшего доктора, так как мысли его по-прежнему были заняты незакрытым делом. В такой ситуации на помощь, казалось бы, должен был придти закодыка Михаил Сергеевич, но он, ко всему прочему, был трус и параноик, и Борису Николаевичу даже не позвонил. Единственным человеком, который иногда посещал Сергеева в его вынужденном заточении, как это ни странно, оказалась Виктория Степановна. Она рассчитывала, что сломленный жизненными неурядицами Борис Николаевич решит уволиться из больницы насовсем, и боялась пропустить это момент, так как рассчитывала уже официально занять его место. К тому моменту Сергеев уже окончательно потерял волю и способность здраво мыслить. Хотя последнего он, по сути, никогда и не умел. Как казалось Виктории Степановне, ей уже удалось подчинить волю формально еще возглавлявшего отделение Бориса Николаевича, однако он все никак не хотел писать заявление об уходе, постоянно находя какие-либо абсурдные отговорки. Конечно, она могла бы еще подождать, и рано или поздно он бы принял нужное решение, но ждать она не умела. И тогда Виктории Степановне в голову пришло простое и очень логичное решение этой проблемы.

Виктория Степановна уговорила доктора лечь в больницу, убедив его, что это надежно убережет его от судебного преследования. Эта идея ему очень понравилась, ведь он отлично знал, что множество людей в бытность его завотделением использовали эту лазейку, чтобы избежать тюрьмы. Как долго он будет находиться в психушке, и что вообще будет потом – все это они с Викторией Степановной не обсуждали, да доктор об этом и не задумывался. Его беспокоило исключительно только незакрытое дело. Морозным январским днем Борис Николаевич сам пришел в отделение, Виктория Степановна завела на него историю болезни, он прошел в палату, где знакомый медбрат выдал ему пижаму и указал койку, и после этого Сергеев навсегда перестал думать о незакрытом деле.

* * *

Все в отделении, и больные, и персонал, относились к новому жителю с уважением, все понимали, что любой может оказаться в ситуации, когда только психиатрия придет на помощь. Собственно, все они знали об этом и раньше, и только Борис Николаевич понял это сейчас. Через некоторое время Виктория Степановна сообщила Сергееву, что его бывшая жена, используя связи и подкуп, оформила квартиру доктора на себя. Однако это не очень взволновало Бориса Николаевича: во-первых, он теперь не думал о не закрытом деле, а во-вторых, давали о себе знать транквилизаторы, которые прописала ему Виктория Степановна. В глубине души он понимал, что не думать о незакрытом деле он сможет только в больнице, и поэтому квартира ему теперь не очень нужна. Тем более что и в больнице можно неплохо жить.