Ebuben : Первомай

Виктор Иванович, пенсионер, закоренелый коммунист, дождался-таки своего семидесятого Первомая. К этому событию он готовился с особым трепетом. В его памяти еще хранились воспоминания о красочных и праздничных советских Первомаях, которые он долгое время посещал сначала со своим отцом, а потому уже в одиночку, выпятив вперед грудь с красным галстуком и гордо подняв белобрысую голову. Эти Первомаи, Советские Первомаи, запомнились ему исключительно как праздники, торжество пролетариата и коммунистического общества над буржуазным миром. Красные знамена реяли над городом, над родным Героем Ленинградом, выбивали бодрую дробь барабаны, Ильич с портретов дружелюбно улыбался молодым пионерам, а на лицах взрослых святилась ликующая улыбка – и все были братья, и было всеобщее счастье.
Это было тогда. Сейчас же, когда буржуи перевернули гармоничный коммунистический мир вверх дном, Первомай стал не праздником, но неким подобием репетиции военных действий в случае гражданской войны. Выровненные полицаями (и кого мы победили в сорок пятом?!) до почти идеальных прямоугольников колонны шагали вперед, выкрикивая воинственные лозунги и потрясая потускневшими советскими знаменами, сохранившимися еще с тех Первомаев. Моросящий дождь и вездесущие полицаи сопровождали демонстрантов, на лицах которых вместо лучистой улыбки угрюмилась скорбь и злость, готовая разразиться бунтом – алым, кровавым бунтом закабаленных рабочих, сжимающих в руках уже не древки флагов.
Таким помнил свой прошлый Первомай Виктор Иванович. В этом году, когда общественное недовольство накалилось до ярко-красного, пенсионер решил действовать на шествии гораздо активнее, призывая своих соратников сбросить наконец со своей могучей спины капиталистических паразитов, медленно сосущих пролетарскую кровь. Не страшили старого коммуниста и полицаи, быстро вырывающие из толпы людей вроде него. Если попробуют тронуть пенсионера, – думал Виктор, – который им не то, что в отцы – в деды! годится, то тогда посмотрим, что с ними дальше будет…
Виктор Иванович не состоял ни в каких партиях, а к зюгановской КПРФ относился если не с отвращением, то с толикой презрения. Продался старый Гена, приспустил наши знамена. Пенсионер планировал шагать на этом шествии, как и в прошлом году – с РКРП. Не то что бы он им шибко симпатизировал, но эти люди были ему ближе хотя бы тем, что не имели места в Думе и, следовательно, были отстранены от кормушки, что весьма способствует борьбе. В прошлом году он дошел с этими ребятами до самой площади, где его чрезвычайно впечатлила речь лидера, говорившего предельно коротко, резко и по делу. А делом было сопротивление буржуазной власти, чем и пытался заниматься Виктор Иванович, однако продуктивности ему не хватало. Что может старый больной пенсионер? Многое, решил сегодня Виктор, многое.
За несколько дней до первого числа Виктор Иванович отправил письмо дочке, где вкратце рассказал о своих делах, похвастался крепким здоровьем (тут он соврал), поинтересовался, как учится его обожаемая внучка Верочка, которую он видел, к сожалению, пару раз в своей жизни, и отправил небольшую сумму денег Верочке на подарки. Честно говоря, дочку Виктор если и любил, то в любом случае не уважал, потому что считал ее типичной представительницей этого пошлого капиталистического общества, готового ради денег на многие поступки, оправдания которым нет. Да, случилась однажды мерзкая история, заставляющая Виктора Ивановича до сих пор сжимать кулаки при воспоминании и утирать редкие слезы.
В том письме, пришедшем пенсионеру небывало жарким летом, дочка написала, что беременна, но побеседовать об этом она хочет по телефону, которого у пенсионера не было. Ни мобильного, ни домашнего – поэтому и связывались они с дочерью допотопным способом. Виктор Иванович был вынужден уязвить свою гордость и пошел к соседям с постыдной, как ему казалось, просьбой позвонить дочери. Пенсионер неловко изложил свою проблему перед студентом из квартиры напротив, обещая непременно заплатить и даже потрясая смятой пятисоткой возле носа молодого человека. Но от денег студент, естественно, отказался и с радостью предоставил старику телефон, с которым Виктор Иванович, впрочем, не в силах был справиться сам. Набрав под диктовку номер, юноша наконец удалился на лестничную клетку.
Студент выкурил несколько сигарет, прежде чем возвратился в комнату и увидел как-то неестественно и неподвижно сидящего на стуле пенсионера. Виктор Иванович весь выпрямился и подтянулся, как первоклашка на своем первом занятии, и незрячим взглядом уставился прямо перед собой. Студент среагировал быстро. Кто знает, удалось бы спасти пенсионера, если бы не своевременно вызванная «Скорая помощь».
Старик реабилитировался на удивление скоро и уже через несколько месяцев после инсульта свободно ходил и говорил. В общем, обошлось без серьезных последствий. Некоторое время, пока Виктор Иванович был вынужден лежать в постели, за ним присматривал студент, снова отказываясь брать какие-нибудь деньги за свой труд. Пенсионер чрезвычайно сдружился с молодым парнем и много поведал ему о своей жизни. Тот слушал без привычного в таких ситуациях безразличия. Этого парня действительно интересовало советское прошлое не только Виктора Ивановича, но и России.
Дочка о случившемся не узнала, хотя именно беседа с ней спровоцировала приступ.
Плохо Виктору Ивановичу стало в тот момент, когда он выслушал тираду своей дочери. Его кровинка говорила такие вещи:
«Папа, послушай. Я написала тебе, что беременна. Но я специально попросила тебя мне позвонить, чтобы сообщить кое-что, о чем в письме как-то неудобно будет беседовать. Папа, у нас с мужем все хорошо, мы отлично живем, у нас и деньги есть и машина, и вообще все хорошо. Но, папа, – только не перебивай, пожалуйста, и выслушай до конца, – но я не хочу сейчас ребенка, потому что у меня наметились серьезные перемены на работе и я просто не могу себе позволить пропустить хотя бы месяц! Папа, пойми, пожалуйста, что такой шанс, который выпал мне, на дороге не валяется! Мы обязательно родим тебе внука или внучку, только немного попозже – тогда и ребенку жить будет лучше, и тебя мы к себе заберем. Хорошо, папа? Ты не думай, мне тоже тяжело даются такие решения, но ведь иногда нужно верно расставлять приоритеты. Видишь, пап, я же ничего не скрыла от тебя, я тебе прямо сказала, чтобы совесть у меня чистая была…»
«Это после такого у тебя совесть чистая будет?!» – охрипшим донельзя голосом поинтересовался Виктор Иванович.
Что говорила его дочь потом – он уже не помнил.
Через несколько недель она прислала письмо, в котором сухо извещала отца о том, что «решилась» и «это будет действительно правильный поступок». Странно, но именно после этого весьма трагичного письма дела Виктора Ивановича пошли на поправку.
Потом они долгое время не переписывались. Только на свой День Рождения пенсионер получил традиционную поздравительную открытку от дочери и небольшое письмо, где радостная дочь хвасталась перед отцом тем, что она получает денег «в три раза больше, чем прежде и это еще не предел». Также она не преминула напомнить, что скоро, уже совсем скоро, она с гордостью возьмет на себя ответственность стать матерью. Понимала ли эта женщина, что в глазах своего отца она стала обыкновенной капиталистической крысой, разве что только родной? Конечно, он не мог не любить ее, глядя на детские черно-белые фотографии веселенькой пионерки, но эту взрослую lady он с трудом мог терпеть даже в письмах.
Следующее поздравление с Днем Рождения сопровождала фотография белого комка с розовым бантом. Письмо было переполнено радостью и ликованием. Виктор Иванович тоже был умилен и осчастливлен, но не мог заставить себя забыть об убитом ребенке. Убитом ради капитала. Выходила какая-то зверская карикатура с советского плаката – ребенок, принесенный в жертву золотому тельцу. Библейская даже, карикатура-то.
Время шло: студент доучился и съехал (но своего старого знакомца не забыл и изредка навещал), со здоровьем у старика становилось все хуже и хуже и, что самое отвратительное, Виктор Иванович стал замечать, что и голова у него стала пошаливать. То сам с собой заговорит, то пойдет неизвестно куда и очнется где-нибудь на незнакомой улице. Дураком пенсионер никогда не был и стал явственно ощущать, что осталось ему тут недолго. Именно поэтому он особо тщательно готовился к Первомаю – к возможно последнему празднику в его жизни.
И день этот, наконец, наступил.
Виктор Иванович глянул на часы, но времени не различил – шалило и зрение. Пенсионеру сначала пришлось отыскать свои очки – только тогда он убедился, что не опоздал и времени имеет в запасе чуть более часа. Как раз чтобы перекусить, одеться и морально подготовиться к торжеству. Старик умылся, попытался сбрить щетину, но лишь порезал кожу и оставил это занятие до лучших дней. Сейчас очень тряслись руки.
Пока пенсионер ел, кровь из тоненького пореза стекала по его щеке – еще в больнице врачи сообщили, что кровь у Виктора Ивановича уже почти не сворачивается.
Закончив свою скудную трапезу, пенсионер оделся как можно наряднее: он достал свой костюм, который надевал последний раз на похоронах жены, повязал галстук (с превеликим трудом удалось справиться с узлом при помощи трясущихся рук), вычистил старые туфли, кое-где прохудившиеся, но еще вполне сносные и нахлобучил на голову неизменную кепку-таблетку. Посидел на дорожку и даже выкурил папиросу, зашедшись в приступе рокочущего кашля.
Низенький ссохшийся старичок в мышиного цвета костюме шагал по улицам пасмурного города. Пенсионер придерживал рукой свою кепку и корил себя за то, что не накинул поверх костюма куртку. Было ветрено и холодно – того и гляди пойдет дождь.
До колонны демонстрантов в центре города Виктор Иваныч добрался быстро. Свой родной Ленинград он знал и без труда прошел окольными путями через подворотни до цели. Люди собирались. Реяли разные знамена, но большинство все же алело.
Виктор Иванович отыскал колонну РКРП и встал аккурат в середке, окруженный самыми разными людьми: была тут и неформальная молодежь и такие же старики, как он сам. Где-то позади выстукивали маршевый ритм барабаны, кто-то уже произносил речь. Действо должно было скоро начаться. В небе кружил полицейский вертолет.
Сердце пенсионера учащенно забилось, когда колонна пришла в движение, и он даже успел подумать о смерти, но скоро все пришло в норму. Только энергия, еще оставшаяся в дряблом организме, била через край. Старик чеканил шаг, бодро выкрикивал лозунги и грозил стоявшим с боков полицаям узловатым кулаком. Все в Викторе Ивановиче кипело – он хотел закричать, хотел призвать людей к бунту, броситься на самодовольных полицаев и втоптать их в асфальт вместе с путинским режимом. Но пенсионер сдержался и, вместо того чтобы закричать, ускорил шаг, догоняя впередиидущую колонну.
Влившись в стройные ряды Профсоюзов, он вновь поспешил вперед, подгоняемый безумной энергией, разлившейся по его ветхому телу. Пенсионер уже почти бежал, когда ветер сбил с него кепку. Виктор Иванович резко обернулся и обнаружил позади себя полицая, совсем еще юного, державшего в протянутой руке кепку.
– Вы потеряли.
Пенсионер резко вырвал головной убор у полицая из рук и продолжил свой одиночный марш, на ходу водружая кепку на место.
Наконец, дошел.
Шагали медведи в синих жилетках, визжали дети с шариками, пританцовывали студентки. И все было так красочно, так празднично, но так лживо и неестественно, что все сомнения у Виктора Ивановича разом отпали. Это не их Россия, – думал он, – не их Родина.
Граната Ф1, которую он загодя прицепил к своему ремню, оказалась у старика в руках. Казалось, никто даже не заметил этого старого человека в кепочке. Только двое полицаев рванули к нему навстречу, но совсем поздно – граната уже летела в самое месиво людей. Студентки еще поплясали, а потом разом лопнули детские шарики.
К двум подоспевшим полицаям присоединилось еще пятеро, и они всем скопом махнули на старика, придавив его к асфальту, на который рухнуло уже несколько человек из колонны «Единой России».
На самом деле, все самое интересное только начиналось. Но путь старика на этом закончился.

***
Проходя реабилитацию, одинокий старик, дочь которого находилась в тысячи километров от него и убивала не родившуюся еще внучку, долгими вечерами вел беседы со свои соседом-студентом, рассуждающем о революции, как о единственном выходе из сложившейся ситуации и считающем, что только путем террора еще можно что-то исправить возможность. Сколько идей было в этом Нечаеве современности! Молодой человек нашел общий язык со стариком, а на прощание оставил ему своеобразный подарок, который Виктор Иванович и пустил в дело.
Вот для студента все только-то и начиналось.