Гриша Ночной : Игры Бегемота (глава 1)

Автор, просит извинения у читателей, по поводу приведённой ниже истории. Так как он вроде и не являеться её автором. На самом деле, автор этой истории неизвестен. Рукопись была найдена на теле умершего неизвестного, имя которого так и не удалось установить. Неизвестный после положенного по закону срока, был похоронен на городском кладбище под номером С. 24.06.50.

Автор не согласен с некоторыми суждениями в приведённой ниже истории. Некоторые страницы рукописи были испорчены или утеряны. По этому повествование, кажется иногда не понятным и странным. Хотя это не портит историю, а делает её ещё более загадочной и весьма интересной.

1.

… сегодня мой день рождения. Хотя может и не мой. А чей-то другой. Ведь в любой день года у кого-то обязательно есть день рождения. Даже если это пятница и тринадцатое число. Слава богу! Меня сия участь миновала! Я точно помню! Двадцать четвёртое июня, воскресенье. Говорят, те, кто родились в воскресенье, очень счастливые люди. Мда. Последнее время, я почему-то этого не ощущаю. Может поэтому я и решил объявить всем, что у меня сегодня день рождение. Может, потому что всё это началось именно в этот день. В мой день рождения.
Я и ещё две супружеских пары друзей, весело отмечали мой день в одном из баров нашего города. Было поздно, а выпито сколько? Что сказать, правильно! Нечего! Смутно, очень смутно, но всё-таки помню, что со мной рядом оказалась какая-то девица, с длинными, нечёсаными волосами и пахнущая очень сладкими духами, вперемешку с запахом потного тела. От такого коктеля, хотелось бежать в туалет и пугать там унитаз до тех пор, пока он не убежит. Но я уже был пьян, обнимал девушку за талию, шептал ей на ушко разные милые пошлости, и совсем забыл про туалет и про белый унитаз. Выпил ещё, и забыл, что его пугать надо, особенно в свой день рождения. Да и зачем? Что он мне плохого сделал? Хотя может и вспомню, рюмок так через десять. А пока я обнимал девушку, клялся ей в вечной любви, не зная даже её имени. Юморил, острил по поводу присутствующих, иногда даже удачно, по крайней мере, мне тогда так казалось. Она хохотала с широко открытым ртом, я смотрел ей в рот, на её белые зубы и дёргающийся в конвульсиях язык, и всё пытался вспомнить её имя. Вот чёрт! Из этого ничего не выходило! В голове крутилось, только, кариес, Бленд-да-мед, какие-то улыбчивые школьные дети, и Колгейт. Вот блин! Мои супружеские пары, обжимаются посреди зала, а я тут мучаюсь, вспоминаю имя и морщу лоб. Кто-то, наверное, заметил бы, да какая к чёрту разница! А нет! Я человек старомодный, и без имени ни-ни! Никак нельзя! Иначе что получается? Кукла Даша, кукла Маша, так что ли? А если не Даша или того хуже не Маша? На бундершафт пил? Пил. А целовался? Точно. А имя с кем пил не запомнил? Стыдно, товарищ! Вот чёрт! Спросить бы, да как-то неловко. Я всё стеснялся спросить, гладя её коленку, а она всё смеялась. Я сосредоточенно смотрел ей в рот, но Колгейтом назвать её нерешался. Хоть и пьян, но понимал, не то что-то…
Да не об этом я хотел сказать, глупости это. Глупости? Нет! Вот имя узнаю, тогда глупости будут. Позже, а пока? Жизнь! Бьёт ключём! По рюмашке, моя знакомая незнакомка! За мои, …надцать! И всё! А потом, сестра имя! Имя сестра! И глупости… Я глупо хихикнул, икнул, извиняясь, приподнялся и опрокинул рюмку. В голове пронеслось: Нажрался! Сукин сын! Стало стыдно. Захотелось вымолить прощение и совершить подвиг. Но целовать руки, к тому же, они у неё пахли селёдкой, я уже не мог. Тем более, встать перед подругой на колени, для того что бы, прикоснуться к её вонючей ручке губами, я бы уже не поднялся до завтрашнего утра. Так что вопрос о прощении, отпал сам собой. Осталось место только подвигу. И только я нашёл объект для оного. Через два столика от нас сидел лысый мужик в очках, и так нагло и беззастенчиво разглядывал мою подружку или меня, а может всех вместе, хлебая минералку. Именно хлебая, потому что пьют благородные напитки, вино или коньяк, например. Если быть до конца быть правдивым, дешёвое вино жрут! А воду хлебают, даже с пузырьками, как кони на водопое. Не знаю, что возмутило больше, минералка или то что, он нас так беспардонно разглядывал. Как микробов под микроскопом. Ещё бы лупу с собой в ресторан взял! Подумал я, распаляя и без того переполненую праведным гневом душу. Микробы, мать твою! Один микроб принёс, а другой выпил, третьи не делятся, а наоборот объединяются, а ты изучаешь, гад? Сейчас, подожди минуту, я тебе лекцию прочитаю, по физики!
Я захотел встать, не могу же я подвиг сидя совершать? Опрокинул стул, пошатнулся и схватился за скатерть. И тут такое началось. Что-то грохнулось, и это что-то как раз было моим стулом, после посыпались тарелочки, вазочки, бокальчики и рюмочки. Они весело кончали жизнь самоубиством у моих ног. При этом, обрызгивая или обкидывая мои брюки тем, что у них было внутри. Месть у них, такая что ли? Я грустно смотрел на свои штаны, другой бы радовался - если с них всю еду соскребсти, ещё два дня закусывать можно. Подбежал микроб. Тьфу! Офицант. И стал грязной тряпкой счищать с меня двухдневную закуску.
Я совершенно забыл о лысом, внимательно набюдая за своими брюками. Печально констактируя факт, что остался без закуски и штаны безнадёжно испорчены. Подвиг совершать, в грязных штанах, определённо расхотелось. Стало грустно, протрезвел даже. Не совсем конечно, а так чуть-чуть. Поднял опрокинутый стул и уселся напротив своей королевы, стараясь задвинуть грязные брюки с ногами, подальше, под стол. Погулял, называется! Супермен хренов!
Мне на плечо, опустилась чья-то рука. От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Опа-на! За моей спиной стоял лысый. Я попытался вскочить, раз сам пришёл. Но не смог, на плечо как будто, плиту бетонную положили. Ноги ещё раз попытались совершить жалкую попытку, поднять моё тело. Но, видно поняв безрезультативность, успокоились под столом.
- Зачем вам вставать, молодой человек? Тем более у вас, как я заметил, это не очень хорошо получается. Уж лучше я присяду. Надеюсь, дама не возражает. - Заметил лысый, убрав руку с моего плеча, пододвинув стул.
Дама не возражала.
- Я увидел, с каким интересом на меня смотрел этот молодой человек, наверное, у него ко мне есть вопросы? Вот решил, подойти и представиться. Его попытка, подойти не увенчалась успехом. А если гора не идёт к Магомету, то сами знаете. - Лысый противно хихикнул. - О да! Я всё болтаю, болтаю, а ещё не представился! Лаврентий, вы будете смеяться, Палыч!
Да обхохочешься. Если он сейчас ещё скажет, вы молодые люди, сейчас оборжотесь, но моя фамилия Берия, это будет самая удачная шутка за сегодняшний вечер. Мрачно подумал я. Праздновал свой день рождения, за столом с Берией, водку пил из черепков убиеных младенцев, а закусывал человеческим мяском. Кому расскажи - пальцем у виска покрутят. А может это уже горячка? Ну что у меня вечно всё, не как у людей. К людям чёртики и белочки приходят, а ко мне Берия, собственной персоной. Точно горячка! Белая! Ой, мамочка, говорила ты мне, пей меньше!
Стало страшно и грустно, захотелось завыть на весь ресторан, голым проскакать галопом по столикам, усесться на пол посреди зала, высунуть язык, пускать пузыри и дожидаться санитаров.
- Нет, Миша, не Берия, Берлиоз моя фамилия. А про черепки детские, ты это зря! - Лаврентий Палыч укоризнено покачал головой. - И не нужно тебе пока санитаров, давай выпьем лучше, за знакомство.
- Выпьем. - Согласился я. - Чтож не выпить. - Не удержавшись, добавил. - Крови, невинных и убиенных малышей.
- Михаил! - Лаврентий Палыч, погрозил мне палцем. - Ты разве не понял? Тебе по буквам повторить? Берлиоз! Берлиоз, моя фамилия.
Лаврентий оглядел разруху, произошедшию на нашем столе, благодаря мне. Хиросима плакала бы горючими слезами, на столе не было ровным счётом ничего. Сплошная Сахара, даже верблюд нагадить не успел, пусто как в пустыне и чинно как в церкви. Пусто!
Махнул рукой, из под стола, от куда то, из под моих испачканых ног, вырос офицант.
- Что пожелаете, Лаврентий Палыч?
- Коньячка, любезный, у человека праздник. Закусочки разной, икорки, балычка, того, сего, ну сам знаешь. А вы что пьёте? - Спросил Лаворентий, повернувшись к моей спутнице.
- Шампанского, французского. - Засмущавшись, ответила она.
- И ещё двести грамм водки. - Сказал Лаврентий, и подмигнул мне.
Я тоже подмигнул ему, правда, одним глазом получалось плохо. Подмигнул двумя.
- А вы Михаил шутник! - Сказал Берлиоз. - Да! Да! Водки, двести! - Внимательно посмотрел на мою подругу. - Триста!
- А друзьям? - Обнаглел я. - Им что? Они же со мной. Вон они, танцуют.
- Танцуют, говоришь? - Лаврентий наморшил лоб. - И им тоже, будет! - После добавил. - Будет Михаил, будет, всё будет, даже больше! Ты даже не сомневайся. - Лаврентий хлопнул в ладоши.
Стол просто не вмещал всего того, что заказал Берлиоз. Офицанты дружною толпой подтащили ещё два стола, полные всякими ядствами. И при этом ничего не потеряли и не разбили.
Мне бы так! Подумал я. И тоже захлопал в ладоши.
Лаврентий засмущался:
- Не надо оваций! - Махнул рукой. - Лучше выпьем.
Выпили. Моя принцесса хряпнула водки, даже не поморщилась. Шампанское ей! Зачем? Прав Берлиоз! Водки, триста, и всё! Опыт не пропъёшь! - Подумал я и даже зауважал Берлиоза.
Один только вопрос меня мучил:
- А друзья? Мои? Палыч? - заплетающим языком, я спросил у Берлиоза.
- Будут! - Берлиоз махнул рукой. - Сейчас! Миша, можно я на одну секунду займу ваш стул?
- Мой? - Я встал, внимательно оглядел свой стул. Стул как стул! С ножками, чёрный, не жалко. Кивнул Берлиозу. - Действуй Палыч!
Палыч вскочил на мой стул, и закричал на весь ресторан:
- Две пары! Да! Да! Вы! - Берлиоз отчаяно жестикулировал, тыкая указательным пальцем правой руки в толпу танцующих. - Вы! И Вы! Остановитесь! Хорош обниматься! Подойдите к столику! Нет, не вы! А вы! И не вы тоже! - Берлиоз, стоя на стуле, махая руками, напоминал Наполеона, только треуголки ему не хватало. - Вот вы, подойдите! А ты куда прёшь! Танцуй! Тебя не звали! Третья пара слева, у вас совесть есть? У вашего друга день рожденье, а вы? Бросайте эти глупости, и к столу! Быстро!
- Не волнуйся! - Берлиоз похлопал меня по плечу, соскочив со стула. - Сейчас все соберутся!
- А я и не волнуюсь! - Ответил я, наливая себе рюмку, старясь не перелить. - Тебе налить? Лихо ты командуешь, Палыч! Я их уже час собрать не мог! Впрямь, Гетрострах!
- Чего, чего? - Спросил меня Берлиоз. - Это кем ты меня обозвал?
Я замялся, поняв, что сморозил глупость. Но кроме Архимеда, на ум больше, никто не приходил.
- Ну, ты что, обиделся? Я не то имел в виду! Оратор, вот! В Древней Греции, такие были, которых все слушали. Палыч! Прости гада! Если не так что! Давай на брундешафт!
Стыдно господа! Но я полез целоваться.
- Друзья! Друзья! - Заорал я, вытирая губы. - К столу! - Подруга моя, уже накатив грамм так двести, затопала ногами. Берлиоз улыбался…

На этом месте, внятное повествование обрывалось. Следующие несколько листов, были испорчены водой или скомканы и разрованы на кусочки. Из того, что осталось, было возможно востановить лишь несколько фраз, и какие то обрывки. Можно ли из них делать какие-то выводы судить вам. Всё что удалось сохранить, перед вами:

- Дорогие господа, товарищи и ихние бабы! - Берлиоз опять вскочил на мой стул, (дался он ему!), с рюмкой в руке, хихикнул, потёр шею, и продолжил. - Шутка! Я вообще с некоторых пор шутник. Анекдот знаете? Выкатываеться голова из-под трамвая, и говорит: "Ничего себе за хлебом сходил!" Так это про меня. - Берлиоз снова потёр шею. - Правда смешно? Но про меня хватит, давайте за него! - Берлиоз указал на меня толстым пальцем.
Я подумал и согласился, почему и нет?
- Давайте!
- За мировой …
- Давайте!
- За мил…ам!
- Ура! Ик! Давайте!
- …………….!
- Давай!
- Ещё по чуть-чуть и всё!
- А на танец?
- А в морду?
- Кто су…?
- Палыч, рассуди!
- Нет, Палыч, ты даёшь!
- Ты меня уважаешь? Тогда давай, ещё по чуть-чуть, и всё!
- Давай!
- Даааай, я тебя поцелую!

Это всё что удалось сохранить.