korova : Икона (Петя Шнякин - из ненаписанного)

— Петь, нужно что-то делать. У тебя же ребенок, жена. А дело-то подсудное – наша заведующая Светлана Сергеевна говорила раздраженно, хотя пыталась изобразить что-то типа сочувствия – к тому же, это ведь я тебя рекомендовала, так что моя должность тоже теперь висит на волоске….

Я тогда работал в аптеке на Котельнической набережной. Наша заведующая ушла отгуливть отпуск за три года, а меня поставили и.о. И, надо же, недели не проработал, такое ЧП. Приобрел кто-то у нас упаковку этаминала натрия, в те времена еще выпускался в таблетках по 0,1 грамма. Продали, как положено, по специальному рецепту. А внутри оказался термопсис, это такое копеечное было отхаркивающее средство. Покупатель попался нервный – сразу в аптекоуправление заявил, назначили внеплановую ревизию…

…Я смотрел на Светлану, не зная что сказать. Мы сидели в тесном кабинетике зав.аптекой, куда она примчалась, чтобы сообщить о происшествии и завтрашней ревизии. Только что перетряхнули всю коробку этаминала, из которой продали ту злосчастную упаковку – в каждой оказался чертов термопсис. Что делать я не знал. В голове пустота, какое-то безразличное отупение. Вдруг пришла странная мысль – может выебать ее, прямо тут? Светлана Сергеевна давно поглядывала на меня неслужебным взглядом и «не замечала» моих шалостей со спиртовыми настойками (и не только с ними). Но я остерегался заводить шашни с начальством. Да и не в моем вкусе она была – прилично за тридцать, крашеная брюнетка с резкими чертами лица, широкобедрая, с оттопыренной попой, слегка обвислая грудь 2-3 размера. И родинка! Крупная родинка на левой щеке около уха – меня она отталкивала, я всегда старался не нее не смотреть. А тут, именно эта родинка меня страшно возбудила, наверное стрессовая ситуация так повлияла…

- Пе-тя! Ты о чем это думаешь? – словно прочитав мои мысли, произнесла Светлана срывающимся полушепотом. Мое состояние, видимо, передалось ей, она на глазах как-то обмякла. Я, уже ничего не соображая, вскочил и потянул ее через стол на себя. Лжеэтаминал и канцелярский хлам были сметены на пол ее податливым телом, я невпопад ловил руками ее груди, попу. И все пытался ухватить губами родинку...
Выпили по пятьдесят спирта. Отдышались.
- Я что-нибудь придумаю, не падай духом – Светлана подкрашивала измусоленные мною губы, глядя в зеркальце складной пудреницы – Ты иконку мою не потерял, кстати?

Черт, совсем забыл – еще до моего назначения она как-то обмолвилась про старинную семейную икону – с тетрадку размером. Лик совсем стерся. И дернуло меня за язык похвалиться — мол, есть друзья реставраторы из Третьяковки. Друзья-то были, точнее, один. Точнее, просто один раз выпивали – познакомились в пивных автоматах на Измайловской. Он бы, конечно, за пару коробок муравьиного спирта все сделал, да где ж его искать? В Третьяковку идти – не то, что фамилию, имя не вспомню – хорошо тогда подняли с прицепом. А Светлана на полном серьезе привезла мне икону, чтоб я передал реставраторам...

- Нет, не потерял, скоро будет готова – не краснея соврал я. Впрочем, рожа и так вся была красная после ебли и спирта. А икона – так и лежала на аптечном складе, где я ее припрятал, да и забыл…

Светлана собралась уходить – может, ко мне поедем? Я подумал о жене и сыне. Мне вдруг стало противно от себя. Светлана понимающе кивнула и, погладив меня по голове, как ребенка, молча ушла. Тоска и отупение опять навалились. Аптека наша была не дежурная, рабочий день давно закончился. Домой идти совершенно не хотелось. Я решил, что останусь до утра – встречать свою судьбу в лице ревизоров. Позвонил жене, сказал, что у нас ЧП, прорвало трубу, чтоб домой не ждала. А сам пошел на склад, посмотреть, на месте ли икона. Полез на верхний стеллаж и, конечно же, первое, что мне попалось на глаза, оказалось кем-то заначеным пузырьком спирта. «И, немедленно выпил» — тогда я еще не читал Веничку, издания не было. Но произошло в точности, как в этой волшебной фразе. Настроение из никакого стало вполне философским. Я достал икону и стал внимательно разглядывать. Было совершенно не разобрать, что за лик был когда-то. Я глотнул еще спирта, и, неожиданно для себя, начал вслух бормотать какое-то подобие молитвы. Впрочем, что мне еще оставалось перед завтрашней «казнью»…

Сначала я подумал, что это пьяный глюк – в паузе своего бормотания я услышал сдавленный смешок. Я замолчал, напрягся – тихо. Но, лишь я забормотал снова, смешок повторился. На этот раз я понял, откуда – под стеллажом было место, где, прикрытая сатиновой занавеской, хранилась утварь нашей уборщицы. Я рванулся туда и отдернул сатин. Вот это нихерасебе! Свернувшись калачиком, лежал пацан лет 10-12, обхватив объемистую хозяйственную сумку. Я резко выдернул его за ногу, сумка распахнулась и оттуда посыпались разные лекарственные упаковки.
Мне хватило беглого взгляда, чтобы понять, что все они из одной категории. В советское время почти не было каналов для настоящих наркотиков, зато были популярны «колеса» — аптечные наркосодержащие препараты. Тот же этаминал, в паре с портвейном, хорошо усугублял эффект – сам частенько грешил.
- Дяденька, не надо меня в милицию! – как-то, заученно-плаксиво, затараторил пацан.
— Ты детдомовский что ли? Как ты сюда попал? Кто научил колеса воровать? — Я уже все понял про фокус с термопсисом.
– Из интерната я. Для одаренных детей. Это старшаки меня заставили, они эти колеса продают. Пацан излагал неубедительно, но я, подобревший от спирта и «молитвы», ощутил прилив жалости.
- А как ты сюда попал-то?
- Ну, я днем прокрался и спрятался. А завтра бы так же выбрался.
- Так ты не первый раз, с подменой таблеток твоих рук дело?
Пацан потупился – только не надо меня в милицию…
- Да, какая милиция, мне уже все равно голову оторвут, за то, что не углядел…
И тут понял, что продолжаю крепко сжимать пацана за щиколотку. Я уставился на свою руку и заметил на его лодыжке наколку – «Макс Исаев».
- Тебя Максим зовут?
- Не-а, это Штирлица так зовут. Я – Санька.
Сериал про Штирлица был тогда на пике популярности, все мальчишки бредили подвигами неуязвимого разведчика.
- значит, ты, Саша, в штирлицы решил податься? Только, воровать «колеса», разве подвиг для разведчика? — я почему-то стал изображать занудного воспитателя.
- Да не, это мы в интернате пробовали наколки делать. Я не знаю, почему мне это в голову пришло. А вообще, я на художника учусь… Эх ты! – он увидел икону – старинная! Вцепился в нее, разглядывая с неподдельным восхищением. – А хотите, я вам ее пропишу? Я сумею, честное слово сумею, я уже пробовал!
Я задумался. Пропажи уже не вернуть, продали давно, раз за новой партией рискнули… Выпил еще спирта, уже не разбавляя. Мне нравился парень.
- Ладно, забирай, верю тебе. Как сделаешь, приноси.
- А Вас теперь посадят? Саша шмыгнул носом. Я почувствовал, что он искренне понимает, как меня подставил.
- Да уж, как-нибудь выкручусь – я вспомнил обнадеживающие слова Светланы – пойдем, выпущу, я на сигнализацию не ставил. Он бережно засунул икону за пазуху и пошел за мной к выходу. На пороге остановился.
- Я обязательно вашу икону пропишу, правда.
- Да не моя это икона, нашей заведующей. Иди уже, Саша… Штирлиц несостоявшийся.

Если бы знал я тогда, какой фортель выкинет мне жизнь с этим сочетанием имен….

Наутро понеслось – ревизия, милиция, с меня взяли подписку о невыезде, от работы отстранили… Следствие тянулось месяца три – я про мальчишку – ни слова. В аптеке своей не появлялся, валялся дома и уничтожал запасы наворованного спирта.
В итоге обошлось. Может, Светлана и вправду подсуетилась. Но мне больше нравилось думать, что икона помогла. Отправили меня в Одинцово на капитальный ремонт захолустной аптеки, но это уже другая история.

А про икону я вспоминал. Но Светлана не звонила больше никогда, и мои угрызения совести как-то сошли на нет.

Много лет спустя, живя уже в штатах, я увлекся писательством и попал на сайт «Литпром». Когда я увидел там ник «Саша Штирлиц» меня как током ударило. Да еще выяснилось, что художник и к иконам отношение имеет. Я долго не решался, но потом, в переписке — спросил его напрямую, рассказав историю про аптеку. Он все отрицал.

И, все-таки, дело дошло до близкого знакомства.

Я приехал в Россию поохотиться. Мы собрались на кабана с еще одним завсегдатаем сайта «Литпром» — Хантером. И тут Саша Штирлиц попросился с нами. Ну, об этом я уже писал, повторяться не буду.
Встретились, поехали, а я все время приглядывался потихоньку, пытаясь уловить знакомые черты. Но, видать, тогда, в аптеке, я перебрал спиртяги – не мог выловить из памяти лицо того пацана.
Все разрешилось неожиданно. Изрядно промокнув, мы сели в охотничьем домике погреться. Спиртом, разумеется. Сняли сапоги. Саша стал снимать промокшие чуть не до пояса штаны, я уставился на его лодыжки – оп! «Макс Исаев» — ну не бывает же таких совпадений! С трудом сдержался, чтоб не выдать свое открытие. А после пятой или шестой он мне сам сказал.
- Да видел я, как ты пялишься! Ну да, я это был. Я ведь в виртуале не понял, кто меня расспрашивает, мало ли чего – у меня потом в интернате такая война со старшаками была, я ведь им про тебя рассказал – вдруг кто из них. А я не люблю вспоминать некоторые вещи.
Я спросил про икону.
- Так ты же сказал что она вашей заведующей, ей и отдал.
- А как ты ее нашел? Ты ж ее никогда не видел.
- Ну… — Саша замялся, — давай в другой раз, это длинная история, щас я чота пьян слишком, давай еще по одной, да поспим…
Конечно, проснувшись с похмелья, про разговор об иконе сразу не вспомнил, а потом, с охотой, и вовсе из головы вылетело. Вспомнил, когда уже в Нью-Йорк вернулся. По интернету или по телефону поднимать опять тему мне было неловко.
И я успокоился мыслью, что икона вернулась к хозяйке.

Прошел еще год.
И, вдруг, мне приходит бандероль. Я еще не успел прочесть отправителя, но расписываясь за доставку, уже понял ЧТО там.
Открываю. Записка.
«Петя, прости меня. Это, ведь, я торговала «колесами» через интернатовских. А тебя специально подставила, под видом своего отпуска. И тот секс в кабинете… я думала ты уйдешь после этого со мной, и Саша завершит дело. Я потом столько ночей плакала, клеймила себя за подлость. Чтобы смягчить твое дело, мне пришлось лечь под отвратительного человека, но я приняла это, как наказание. Саша рассказал мне про вашу охоту. Я поняла, что он не выдал меня, и тогда решила открыться тебе сама. Прости и попробуй понять. Мне очень нужны были деньги. Для лучшей подруги. А Саша сам вызвался помочь. Он ее племянник.
Светлана.»
Торопливо содрав обертку, я, как завороженный, гладил икону. Это была именно она, та самая – пальцы будто бы узнали все шероховатости старинного дерева. И лик был мастерски прописан. На меня смотрело мужественное лицо артиста Вячеслава Тихонова.