Шизоff : Обыкновенная история

19:05  30-05-2011
Из редких достоинств Гены Распылителя мне особенно нравились два: он звонил редко, но вовремя и по делу. Остальные бонусы в виде вечнозелёных бабок, молодой жены и безразмерного шведского холодильника – прилагались.
Странно, думал я, недовольно косясь на мутных похмельных пассажиров, вот казалось бы стоило вчера перед сном абстрактно вздохнуть, — насчёт ускользающих благ, тех, что в денежном эквиваленте, — а утром, пожалуйста, звонок. Приезжай и бери. И если парюсь я сейчас в метро, топчусь на своих двоих вместе с серой урлой, то назад прибуду корольком, довольный и пьяненький. Если Гена звонил с утра, то это верно обещало джекпот ближе к ночи.
Охранник на воротах кивнул, и я подумал, что хорошая у Гены квартирка, обычно эти недоумки только быкуют не по делу, память на лица ещё та. А тут всё строго и корректно. Так что если грабить Распылителя, то лучше по уму, импровизация может вылиться в серьёзный головняк…хотя на кой ляд мне его грабить? Я ж на него работаю, и мысли эти все давно пора захоронить вместе с гремучими девяностыми. Одно то, что мы оба с Геной их пережили, уже праздник, и делить нам нечего, миру мир, хотя он, конечно, мразь ещё та, если по совести. Как человек искусства и потомственный реставратор, я не очень уважаю наглых жидов, способных задурить сорок квадратных метров живописи из пылесоса. Впрочем, и картинки были говно, из фондов СХШ, и вдул он всю эту лепоту буржуям, пидарам каким-то угловатым из Бельгии, так что страдание моё тоже чистый снобизм, что уж…Но, как человеку интеллигентному, приятно чувствовать себя на голову выше барыги. Пусть он и Айвазовских нынче гонит в Сургут, и оплату принимает на вес в обмен на погонные метры, а всё ж купец никогда не будет аристократом духа, как ни крути. Аристократ настоящий, кстати, всегда…
-- Голоден? – он приветливо ткнул меня в нездоровую печень, и тут же нагло потащил прочь от кухни, в закрома.
Я смолчал, разумеется, хоть и оказался неприятно удивлён в смысле рюмки.
-- Вот, полюбуйся. Ну не пиздец?! Это ж Рубенс!
Конечно, это не Питер Пауль. Кто-то из его школоты. Но нормальный такой подгон для лохов, всё в традиции. Толстожопая нимфа призывно прячет сиськи от пьяного фавна. Довольно съедобный холст, если ты торгуешь никелем и культурен. И размерчик внушает. Рама, опять же, богатая. Завитушки, барокко, всё жирно и в масть.
Сейчас завитушки рассыпаны по полу, лепнина местами пошла, а пухлые белые ноги наискось разрезаны дивного вида прорывом.
Полцентнера добротного антиквариата ухнуло со стены, понимаешь ли. И это докука, скажу я вам, особенно если покупателя ждут завтра и в это самое время.
Люблю прорывы. Работы на полдня, не больше, а выглядит страшно – сил нет. И даже такой прожжоный тип, как Гена, не может побороть ужаса. В глазах Распылителя мука, что странно в таких вот наглых обычно глазах.
-- Ладно, — говорю, — Пошли отсель. Сейчас позвоню Вове, раму к вечеру вылечат. Он за долю малую всю лепную напряжёт.
Я иду в кухню, там тепло и светло, там водка с икрой, и камин с изразцами. Гена смешно трусит следом. Он маленький, толстый, а в качестве просителя трогательно беспомощен. В гневе, кстати, страшен, как чёрт. При мне отправил к мозгоправу одного бурнувшего перца. Бутылка «Мумма» страшное оружие в руках дикаря, будьте уверены. Гена — дикий семит, что редкостно и опасно.
-- Ну, а чо с дыркой-то? – наливает он мне «Абсолюта», — Зашьёшь? Косяк виден будет?
-- Гена, ты же в курсе, ну, — рассудительно размазываю я ему по ушам, в унисон с осетровой икоркой, — Фирма веников не вяжет, всё будет тип-топ, как муха не еблась. Грянем!
Он уже явно дал с утра. Литруха пуста на треть, а в лице Гена заметно румян. Хотя глаза вполне, умные.
-- Давай обсудим дела наши скорбные.
-- Не вопрос...
Распылитель вздыхает, и наливает мне сразу много, и в стакан. Он умеет вести финансовые дела, и знает, что переговоры со мной лучше обильно смазывать для бодрости хода. Но я тоже всё знаю, увы. И пью давно. И пьяный въезжаю куда быстрее.
Выпиваем, углубляемся в подсчёты. Пять процентов от продажной стоимости. Только у него она не более трёхсот килобаксов, а я вижу все пять сотен. Тут неувязка. Соглашаемся на среднем, и выслушав очередной плач ярославны на тему жадности гоев, я намекаю, что пора заканчивать пьянство, а приступать, собственно, к хирургии.
-- Ну всё, тогда я полетел. Ты устраивайся в гостиной, или где там тебе. Всё с собой?
Да, всё с собой. Устроюсь. Не впервые.
-- Ленка появится в пять… Ссссука!
Что такое, интересуюсь я. Последняя пассия Гены мне известна лишь понаслышке. Нечто юное и в цвету, содранное с подиума. Пристроена в какой-то Мед, дура по слухам, отпетая. Как раз в его вкусе.
Гена щедро наливает, теперь уже только себе, и рассказывает. Подарил сучке спорткар. Ну, так, средней паршивости хонду. Чтобы в институт, как белые люди. А на улице у нас что? Правильно, февраль в истерике. Навалило дерьма по самое не хочу. Эта дура утром нет, чтобы такси вызвать, так не поленилась, блять такая, взяла лопату, откопала свой агрегат, и… Короче, позвонил он ей не вовремя, на перекрёстке. Пришлось выплатить какому-то долбоёбу за сплющенную жопу на ведре, а хонду гнать в сервис.
-- Не, ну нормально утро начинается, а?!
Бывает, киваю я. Ага, взрывается он, наливает обоим, и продолжает зимнюю сагу. Приехали, и ей-бы на жопе ровно сидеть, отсосать хотя б для душевного равновесия, так нет! «Гена, дай ключи, у меня сессия, денег надо занести, а то край…» Блаблабла.
-- Дал?!
Тут я уже изумляюсь. Генин шестисотый — сам раритет. Один из первых в городе на Неве. Угнали из столицы, как только они в стране вообще появились. Номера перебивали в гараже на Литейном, там же и документы выправили. Стоило это Распылителю не бабла, а больших внутренних болей, в смысле слить кой-кого с конфискацией. Так что если отдал он кому-то ключи, да тем более потаскушке, то значит любит без ума. Интересно, на такое чудо не грех поглядеть… Ну, и что у нас с мерином?
-- Не, ну прикинь! Откопала мой броневик, блять, я даже не поверил, там же тонну перелопатить, это ж кино и немцы!
-- И чо?
-- Хрен в очо! Вздрогнем!
Вздрогнули. Гена красный, меня тоже волочёт. Ржать тянет, если честно. Очень по разному начался у нас день, очень. А рассказчик Гена хороший, паузы оформляет. И водка вкусная, а уж икра, ммм, это нечто!
-- Токо убытки посчитал, только принял, — опять звонок! Беру — Ленка. Чо, бля, спрашиваю, а сам уже чувствую попадалово. Я, говорит, Гена, только села, поехала, а дверь не успела…
-- Это как это?! – водитель я никакой, но могу понять, что выезжать с распахнутой дверью как-то не слишком даже для женщины.
-- Как?! Да в душе не ебу, как! Дверь, суку, нашли за полквартала, на разделительной. Тоха, хрен с ним лавэ, но это ж мой, мой мерс, ты понимаешь?!
-- Не убил? – интересуюсь я, с трудом сдерживаясь. Лицо у буржуя Распылителя по-детски обиженное, в глазах слёзы.
-- Нет, — коротко обрезает он, вдруг что-то осознав, а затем широко улыбается:
-- Но зато в стену уебал от души, Ленка аж подпустила.
-- Я думаю. Наслушалась, наверное?
-- Да уж не без этого, — довольно хохочет Гена, — Жути нагнал по полной, будет знать. Даже денег на такси не взяла, ушла сморщившись.
Выпиваем по мики-мики, я реально пытаюсь понять, кого теперь вызывать на подмогу, а в башке вертится только жена, а это уж вовсе не комильфо, с женою делиться. Я немного мрачнею, весь залипший. Распылитель тоже сидит набрякший челом. Красивый удар в стену закончился падением с другой стороны псевдорубенса. И это падение стоит много больше утраченной двери.
-- Ладно, я погнал. Давай работай, потом допьёшь. Ленка вернётся – закажете чего внизу, она в курсе.
-- Давай, удачи.

Ясно, что водку я допил. Вову попросил с собой захватить из музея одного дядю, пока тот трезв и вменяем. Раму отдал, дяде посулил. Тот заклеил прорыв, принял на ход ноги, и отбыл одухотворённым. Я лениво тонировал свежий шов, пил какой-то гадкий бальзам, найденный в холодильнике, и ждал глупую, эффектную Лену.
Она пришла, и оказалась чудовищно красива, вся румяная с морозца, на длинных ногах, круче чем ноги тех самых оленей, что на бальзамной этикетке. Мы познакомились, я показал ей, как работают мастера, она приятно восхищалась, а в ответпоказала мне портрет, который Гене написал художник Илья из Москвы( вы знаете Илью? ну, кто ж его не знает), и недорого, всего за сорок тонн, только по дружбе. Я сначала восхищённо изучал портрет кисти Ильи, потом хаял этого горе-художника, а потом поинтересовался, не захочет ли Распылитель приобрести и её, Елены Прекрасной, портрет. Хорошо и недорого. Большой, можно ню. Ню? Это когда в нижнем белье, или даже совсем без него, для эффекта. Сомневалась она довольно недолго. В конце-концов, мастерская отца, в которой я обитался, находилась в двух шагах от 1-го МедИнститута. Договорились, что это прекрасный подарок для Гены. И относительно недорогой, я же не московский рвач, а скромный питерский гений…

Дело было зимой. Летом я как-то зашёл в центровой салон Распылителя. Он лежал на тахте посреди зала, и меланхолично наигрывал какую-то ересь на лютне. Допив бутыль, я ушёл, обогащённый грустной историей предательства и разрыва. Странно, но я уже тогда, зимой, понял, что эта связь довольно хрупка и безнадёжна. Портрет Лены совсем без всего довольно неплохо выглядел в приличной раме, и я подумал, что не совсем я ещё того, не совсем. И Лена была хорошая. И Генка, пожалуй, неплох.
Только жлоб.
У дверей салона я отметил спортивную Хонду.