дважды Гумберт : Поколение ласт.

Был душный летний вечер. Левидов просматривал старые фотоснимки, скучал в сети. В холодильнике стыла бутылка водки. На душе было пусто, невнятно. И тут позвонила Стенька. Левидов очень обрадовался.
- Ты дома? Собираешься куда-нибудь?
- Да вроде, нет, — небрежно ответил Левидов. – А что?
- Сейчас зайду.
Левидов смахнул со стола хлебные крошки, распахнул окно, чтобы выветрить дым, сменил футболку. Тихо включил этническую музыку. И погрузился в ожидание. *Сейчас* растянулось. Этот странный объект почти не поддавался гравитации. Самостийная застенчивая Стенька, начётчица эзотерических текстов, всегда появлялась вдруг. Ну, и ладно. Нет, правда, чего ей в нем? Он старше ее чуть ли не вдвое. Лысеть начал. Курит и пьет. Разведен, платит алименты. Лицо мрачное, мускулатура запущена. Разочарован, пожалуй. Не понимает разнообразия сладкой жизни. И вся эта хвалёная свобода ему совсем не в жилу, потому что, в его понимании, это свобода быть говном, лабуда. И что у них может быть общего?
Стенька залетела в его дом, как бабочка-будущность. Пёстрой змейкой юркнула обниматься. В груди у Левидова потеплело, точно от ста грамм коньяка.
- У меня было дурное предчувствие, — сообщила она глубоким и нежным голосом зрелой женщины.
- Что такое? – вздрогнул Левидов и оглядел её с головы до ног, точно убеждая себя в ее реальности.
- Насчёт тебя. И я решила прийти.
- Ну, молодец, — пробормотал Левидов, с наслаждением перебирая её позвонки.
- Ты куда-то собрался? Я угадала?
- Ну, да, — соврал Левидов. А про себя усмехнулся.
- Тебе лучше сегодня не выходить из дома, — серьёзно предупредила Стенька.
- D*accord! Компанию составишь?
- Ну, а чего ради я припёрлась? — Стенька скинула кеды.
*Не надо читать стихи, не надо угощать вином. Стакан свежеотжатого сока, — думал Левидов, какое-то время спустя, раскинувшись на кушетке. Тело Стеньки, точно выточенное изо льда, разряжало быстро, насыщало надолго. – Ну, не за этим же она со мной встречается. Тоже мне, Коля Фарелл нашелся*.
Голая Стенька сидела к нему спиной и перещёлкивала на дисплее его фотоработы. В том числе и те снимки, на которых была сама. Их было множество. Но на всех ее лицо казалось стеклянным, было лишено присущей ему выразительности.
- Эй, ты где? – позвала она. – Что, плохая из меня модель?
- Ну, — смутился Левидов.
- Ты просто не хочешь меня снимать? Да?
- Не хочу, — согласился Левидов. К горлу подкатил ком умиления. – Хочу смотреть на тебя, ощущать. Всегда.
- А сейчас ты меня ощущаешь в полной мере? – обернулась Стенька. – По-моему, ты…
- Мудак, — подсказал Левидов. – Мне грустно.
- По-моему, ты сейчас наблюдаешь за нами из будущего. Зачем, если я всегда буду рядом?
- Прикалываешься, да? – ухмыльнулся Левидов и почесал пятку.
- Если между нами возник канал, он уже никуда не денется. Такова архитектура вселенной, — поучительно сказала Стенька.
- К черту вселенную. Я имею в виду реальную связь.
- И я.
Конечно, Стенька смеялась над ним. Она была обернувшимся монстром. Да, было бы здорово зафиксировать этот её разящий акцент. Эту фатальную убежденность. Только вряд ли возможно. Как запечатлеть, застать врасплох опасное чудо.
- Эх, Степанида, пугаешь ты меня не по-детски. А это что? – Левидов увидел какую-то книжку в бумажной обложке.
- Да, ты же, вроде, просил.
Левидов открыл наугад и прочитал странную фразу:
*Саламандры – одна из пяти Высших Рас, участвующих в совместном проекте *Exape*.
Но тут позвонил Митя, приятель Левидова. Сначала Левидов хотел его отшить, но передумал.
- Стеш, ну, а если я с тобой выйду? Ну, что дома-то сидеть? Погода прекрасная. Выходные, – поинтересовался он. – Может, пронесет, а?
- Со мной – можно, — подумав, рассудила Стенька.
- Поедем купаться? Там какой-то тусняк сегодня на Чёрном пляже. Диджеи из Англии.
Любовь даёт крылья, двигатель, сообщает предельную скорость. Но выводит из строя систему навигации. Падающим в пустоту звездолётом ощущал себя Левидов в таксомоторе по дороге на пляж. Быстро темнело. Митя о чем-то громко рассказывал, махал руками. Две полуголые девицы, сопровождавшие Митю, попахивали кислым парфюмом. Они были какие-то… Дохлые, что ли? Контрафактные? Стенька сидела у Левидова на коленях. Тугой поток воздуха образовал вокруг ее головы подобие тёмного, косматого ореола.
- Лавпиллс! Пилюли любви! – сидевший на переднем сиденье Митя обернулся и потряс прозрачной коробочкой.
- Пилюлилю! — заёрзали, взвыли девицы.
- Химия – найн! – отказалась Стенька.
- Спасибо, приятель, но я пас, — поддержал ее Левидов.
- Пуркуа? Мы чо с тобой, разве не старые рэйверы?
- Разуй глаза, несчастный, — грубовато ответил Левидов. – Не видишь разве, кто сидит у меня на коленях? Это же вечно юная богиня Белая Тара. Зачем мне твои таблетки?
Стенька прыснула и ткнула Левидову под рёбра.
Митя с недоумением поджал губы. В его взгляде промелькнуло беспокойство.
- Какой-то странный у тебя друг, — жеманничая, сказала одна из девиц.
Левидов поморщился. Эти гримаски и интонации разбежались из телевизора, как зараженные чумой вши. Вот Стенька принципиально не смотрит телевизор.
- Всё, тпру, дальше не поеду. Тут шабаш какой-то, прости господи, — заявил таксист и перекрестился. – Живым не отпустят.
Митя расплатился. Все вышли. От шоссе к Чёрному пляжу по крутому склону извивалась асфальтированная дорожка. По ней шумно спускались люди, яростно сигналя, двигались автомобили. Световое зарево мягко подсвечивало синюю пенку леса, и фигуры людей казались вытянутыми. Нижний прямой отрезок дороги был ярко освещен и заставлен машинами. Пляж был платный. Перед входом образовалась галдящая, перевозбужденная толпа. Левидов с удовлетворением отмечал присутствие в ней людей своего возраста и старше. Но большинство, все-таки, составляла ушастая молодёжь.
- Ебать, сколько народу! – присвистнул Митя. – Значит, тут такая тема. Вход в обезьянник стоит тысячу рублей. Прилагается охлажденная баночка стимулятора *Ла-Манш*.
- Я не люблю громкую музыку, — сказала Стенька. – Я люблю плеск прибоя и шум дубравушки.
- В пизду – обезьянник, — отмахнулся Левидов. – Мы двинем к морю.
Одна из девиц недоуменно посмотрела на Митю. Стимулятор, принятый ею в машине, еще не начал действовать, но напряженная тупость уже проступила из нее, как пот. Хотя фигурой была хороша, и в другое время ее худые, кривоватые ноги, торчавшие из шортиков, непременно бы соблазнили Левидова.
- Я хочу в обезьянник, к колонкам, — заявила девица.
- Что, старик, оттанцевал свое? – ухмыльнулся Митя.
- Да иди ты нахуй со своими бабами, — сказал Левидов и пошел за Стенькой. Она решительно уходила в правую сторону, вдоль решётки. Левидов нагнал ее и обнял. Стешка положила голову на его плечо.
- Я люблю тебя, — сказала она.
Левидов, разумеется, ей не поверил. Но обхватил пятерней ее русую голову, прижал к груди. Наэлектризованный ночью и близостью Стеньки, он бы хотел совершить что-нибудь дерзкое, не приличное, не бывалое. Но ничего в голову не приходило. У бесплатного входа высилось голографическое табло, на котором в полный рост был изображен ровесник Левидова, молодой и импозантный миллиардер, кандидат в президенты от оппозиционной партии. На уровне солнечного сплетения у него белыми, как горностай, по-славянски глазастыми буквами было написано слово *Добро*. Таким образом, все, кто шли мимо, проходили его молчаливое одобрение. Это на его деньги мутили движуху с британскими и французскими мутантами.
Левидов подошел к табло вплотную, поклонился в пояс и произнес:
- Спасибо, батюшка, за фри-зон.
Стеньку его клоунада невероятно рассмешила. Они надели поверх обуви специальные пляжные ласты и пошли по тёмной неровной поверхности. Небо было чистым, только на юге, куда село солнце, горела рубиновым светом суровая надъявная облачность. Безбрежное море цвета металлик тоже выглядело спокойным, снисходительным к человеку. Люди стояли плотно, как пингвины. Левидов чувствовал себя оглоушенным, растеребленным.
- Ты сказала, что любишь меня? Что это значит?
- Это значит, — ответила Стенька, — я могу видеть тебя таким, какой ты есть на самом деле.
- Так, может, ты всех любишь? Способна полюбить? Кого ты уже любила?
Стенька задумалась. Ласты смешно шуршали.
- Всех – не могу, конечно. Всех может только наш Главный. А любила я многих. Я же тебе рассказывала, что с 12 лет занимаюсь любовью. Как правило, это были люди старше меня. Молодежь мне как-то не вставляет. Сплошь обезьяны.
Они шли прочь от огороженного деревянным забором похотливого звукового чудовища. Шли всё дальше по мокрому обрезу суши, сквозь визг и бултыхание ласкаемых морем тел. Туда, где баламутили синеву разложенные энтузиастами костры. Теперь люди были похожи на горящие спички.
Неожиданно Левидова прошило озарение. Вот, что его объединяет со Стенькой. Оба родились в Советском Союзе. Он – в ленивые, лиловые 70-е. Она – в то время, когда буржуазная зараза через интеллигенцию и криминал активно разрушала изнутри великую страну. Родилась незадолго до слома, но была генетически запрограммирована на другую жизнь. Стенька относится к последнему советскому поколению, самому многочисленному и невостребованному, самому яркому и трагичному.
- Поколение ласт, — пробормотал он и окончательно успокоился. Люди вокруг приобрели какую--то внетелесную живость и осязаемость. В каждом живом существе как будто со скрипом открылся запасной выход. Даже запальчивый, полный бравады и ужаса, самонадеянный говорок молодёжи умилял. Тут вязкая какофония, висевшая над пляжем, взметнулась радостной музыкой – и концерт начался.
Стенька шла целенаправленно, ласты ей почти не мешали. Сам Левидов то и дело цеплялся носками за песочный мякиш с крохотными искорками. Песок на Черном пляже был необычный. Встав на него без ласт, человек тут же застывал, как пригвожденный, или начинал танцевать, как одержимый. У него отнимались какие-то важные доли мозга, зато другие, не менее важные, но потаённые, начинали свою игру. И это чудесное место, созданное природой для медитации задолго до человека, теперь принадлежало какими-то гнилым кортесам.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила Стенька с прощальной нежностью.
- Я на пике самообладания, — заверил Левидов и в доказательство сделал двойное сальто. Все, кто видели его кунштюк, зааплодировали. Какой-то лысый старик вдруг выпрыгнул навстречу, замотал головой и возопил, подняв руки к небу:
- Грядёт невозможное!
Многие люди уже отбросили ласты, и теперь прыгали через компактные зелёные костры, продающиеся на входе. Один из костров был больше других и казался как бы дико растущим. Он плясал у самой воды, как синий цветок, нарисованный художником Рерихом. Проекция его растекалась, дробилась, уходила в глухую повторяемость волн. Вокруг костра бойко сновали раскрашенные люди. Поодаль на отшлифованном водой комле дерева сидели два важных человека в строгой, немного торжественной белой одежде. Мужчина и Женщина. Лица у них были умные, честные и открытые. Чувствовалось, что происходящее вокруг почти не затрагивает их общего интереса, что между ними существует тайное согласие. Левидову очень захотелось оказаться внутри их круга.
- Позволите? – спросил он со странной легкостью.
- Конечно. Мы на все бревно не претендуем, — со смехом ответила Женщина.
Левидов сел. Внимание Стеньки привлекла изящная чернокожая циркачка, которая раскручивала вокруг головы пламенеющие шары. Рядом корчился в судорогах мускулистый огнедышащий клоун. Бессчетное количество карликовых гимнастов в сверкающих трико возводили из своих тел названия государственных корпораций.
- А ты чего не резвишься? – Мужчина посмотрел на Левидова беззлобными пьяными глазами. На вид ему было за 60. Белые волосы собраны в пучок. Белая же рубашка расстёгнута. В руке – стек. На широком чёрном поясе – ножны и фляжка. Он был похож одновременно на советского учёного и на сицилийского дона. У женщины, напротив, было уютное лицо русской женщины. Он смотрел вокруг с высоты какого-то своего положения, она – с деловым интересом сострадания.
- Превосходная балансировка, — загадочно произнесла Женщина, очевидно, имея в виду отлаженную работу гимнастов.
- Угу, — ответил Мужчина. – Но предела для совершенства нет.
Циркачи, не уставая кривляться и фокусничать, дрейфовали вдоль моря. Стенька стояла на мокром песке и смотрела им вслед.
- Жаль, хороший здесь материал, — проговорил Мужчина и посмотрел на Левидова. – Процент аномалий в норме. Но инвестиции запоздали. Мы упустили момент.
- Жаль. Они уже почти такие, как мы, — согласилась Женщина и неожиданно провела рукой по волосам Левидова. – Не бойтесь. Больно не будет.
От этих её слов Левидову стало вдруг горько. Глядя на синие угольки, он поплёвывал на песок. Костёр бил вверх, как из газовой горелки, но жарко от него не было.
У Мужчины зазвонил телефон. Левидов заметил, что модель очень дорогая.
- Через 17 минут начнется грозовой ливень, — сказал Мужчина. – Пора.
Женщина кивнула и выдвинула из-под ствола длинный, диковинный кофр. Внутри открылась иллюминированная полость, похожая по цвету на воспаленную десну. Как во сне, Левидов наблюдал странную сцену. На прямых ногах Стенька послушно подошла к Мужчине. Он резким движением свернул ей голову, открутил от туловища, передал голову Женщине. То же самое произошло с конечностями Стеньки. Не прошло и минуты, как Стенька была разобрана на шесть частей. Женщина убрала их в кофр и защёлкнула крышку. По странной случайности, Левидова охватило полное безразличие.
- Ну, спасибо, — с непонятным пылом Женщина пожала Левидову руку. – Не сомневайтесь. У человечества еще будет шанс.
Мужчина отстегнул от пояса фляжку и протянул Левидову:
- На, выпей! – настоял он. – Да не боись.
Левидов сделал большой глоток и задержал дыхание. Напиток был сладкий, огненный. В голове зашумело, точно распахнулись невидимые шлюзы. Он почувствовал слабый толчок в грудь. Морщась, точно боясь причинить боль, Женщина высвободила из груди Левидова сердце, похожее на изношенный кровяной моторчик. Мужчина протянул ей другое, по виду новое и более надёжное, в каплях смазки. Пустота в Левидове просуществовала недолго.
- Опытный образец номер 357, — отчётливо произнесла женщина. – Самец, 38 лет. Масть – белая.
- Ну, и хватит. Куда их!
Мужчина махнул рукой, легко взвалил кофр на спину и шагнул в костёр. Женщина ещё раз оглянулась и, потешно ойкнув, повалилась следом. Две огненные фигурки быстро рассеялись в воздухе. Костёр сразу сник до жалко дрожащей огненной лужи.
- А вот и наш друг! – услышал Левидов противный голос Мити. – Ну, чего наколобродил?
Левидов узнал пунцовых от танца девиц. Теперь он вспомнил, что их звали Лена и Таня. С Леной у него, вроде бы, даже романчик. Широко открытые глаза девиц горели любовью. Побросав на песок все свои тряпочки, бесстыдно виляя бёдрами, они прошли к морю. Море ровно гудело, как подключенная к источнику питания полезная вещь.
- Сейчас ёбнет, — тихо проговорил Левидов и ткнул пальцев в ясное, звёздное небо. — Романтический ветер притаранил грозу.
- Э! брат, да тебя прёт по встречке! – Митя расхохотался, сбросил бейболку, трусы, и, смешно щёлкая ластами, забежал в воду.