Alexandr CHoo : Довлатов.

В своей жизни я напивался лишь дважды, это был второй раз…
Если честно все началось с того, что в тот вечер я просто заблудился, в похожих, как новорожденные младенцы, многоэтажках старой застройки, и не заблудиться казалось делом нереальным. Оставив все попытки найти свою отправную точку, я полетел как бабочка на свет и как ошарашенный боксер-тяжеловес на звук гонга.
В ближайшем доме я видел мириады теней блуждающих в окнах на втором этаже. Праздник — подумал я. И, перебрав все красные и краснеющие даты календаря, утвердился во мнение, что либо празднуют, чей-то очередной юбилей, либо неожиданно приятную смерть. Что по сути было одним и тем же, в моей-то ситуации.
В подъезде пахло подъездом, я бы сказал даже кошачьей мочой. Добравшись до двери на второй этаж, я, было, почувствовал волнение присущее всем незваным гостям, но неожиданно дверь открылась, музыка нежной волной ударила по ушам, и компания тех, кто покидал судно и тех, кто возвращался с людским прибоем обратно, втащила меня в дом почти безболезненно. Я разделся, аккуратно кинув свое драповое серое пальто в кучу таких же.
Квартира была удивительная, и какая-то нескончаемая, я перебирался по катакомбам комнат не понимая, куда иду и откуда пришел. Для абсолютно трезвого человека, потеряться дважды за вечер, было делом почти героическим. В итоге, я решил уцепиться за дамой с пышной грудью, как это делают маленькие шлюпки, дрейфующие за ледоколом «Ленин».
Она-то меня и вывела на кухню. Кухня была просторная и заставлена яствами. Я поборов робость съел бутерброд с колбасой и сыром. К слову сказать, голод всегда во мне перебарывал более сильные в духовном плане эмоции. Бутерброд был съеден, практически не пережевывая. Захотелось выпить.
Водка из холодильника не лилась, а приятно тянулась, граненый стакан смущенно вспотел, глаза поймав отблески света, отбрасываемые граненым стаканом, жадно сверкнули. Я спринтерски выпил.
- Эх ххорошо. – сказал я на выдохе. Спокойствие разлилось по желудку и приятно грело.
Осмотревшись по кухне на предмет женщин и сигарет, отметил. Первых было в избытке, вторых, к сожалению не наблюдалось. Когда первые, было, рассеялись и разбежались по многочисленным комнатам, я увидел в углу комнаты, человека. Он спокойно курил в форточку у окна. Почувствовав мой жадный тяжелый взгляд сопровождающий дым его сигареты, он почти неуловимым жестом предложил мне присоединиться.
Я, молча, подошел и закурил. Кивком головы, сопроводив данную мне сигарету. Курили мы безмолвствуя. Мой визави был человеком крупным. И широкий лацкан его пиджака не казался таким уж широким в контексте габаритов его массивного тела. Он был слегка потрепан и недурственно небрит. Что-то интеллигентное проступало в нем, вместе с его бородой и усами. Неуловимая интеллигентность, в купе с алкогольным амбре. Лицо его украшал внушительный нос, и грустные глаза.
Узрев пристальное разглядывание, он представился.
- Сергей Довлатов. – голос его подходил к его внешности полностью, как ключ и дверной замок, голос был терпкий и громкий.
Я было хотел представиться в ответ, как он продолжил.
- Хуйня, а не место. Не выпить толком, ни подумать – образ этилового метафизика закрепился окончательно.
- Ага. Я тут практически никого и не знаю, разве только пару людей. – соврал я, незнающий вообще никого.
- Люди? Здесь есть люди? – сказал он с неприкрытой иронией. – А я думал бляди и коммунисты. Причем первые не взаимоисключают вторых. И наоборот.
Мы рассмеялись. Толи я был так похож на человека асоциального и порочного, толи ему было уже все равно, что говорить, но его открытость пришлась мне по душе.
На нашем сигаретном внеочередном пленуме, мы решили пить. Пить много, и часто. Водка, два граненых стакана, и слабопредставленная во всех отношениях закуска, заполнили нашу беседу.
Напились мы одновременно, я бы даже сказал синхронно. Нить разговора путалась в клубке баб, советской журналистики, и эмиграции. Темы казались, не новы, но Довлатов, почти акробатически владеющий русским языком, завораживающе молчал, слушая мои хмельные умозаключения. К нему, то и дело подходили разные люди, обдавая меня холодным и вопросительным взглядом, в котором крупными буквами читалось «А кто это тут с тобой?!». Довлатов со всеми подходившими к нему, был краток, и как мне показалось абсолютно трезв. Умение временно трезветь, отличало всех советских журналистов работающих где либо.
Потом в одной из комнат разгорелась драка, ее буревестником стали громкие возгласы «Ты меня уважаешь?» и «поживи с мое». Мы вдвоем никак не отреагировали на это действо. Было понятно, что где-то в квартире развернулся неравный бой между «не уважающей юностью и пожившей старостью». Причем судьба одной из сторон была предрешена законами эволюции и природы.
Довлатов сказал
- «Ведь напиться, как следует — это тоже искусство…»
Мы одобряюще выпили. Признаться честно, я старался не смотреть ему в глаза. Что-то тяжелое и грустное было в его взгляде, какая-то неиссякаемая печаль проникающая в тебя как холодный январский ветер.
- а вообще что за праздник-то? – решил осведомиться я, набравшись смелости и водки.
- да хрен его знает, меня позвали я пришел.
Вечер перекочевал в ночь. Город за окном казался каким-то нарисованным. Мы продолжали пить и разговаривать, разговаривать и пить. Когда люстра и все предметы интерьера пришли в легкое движение, я понял что пора домой. И попросил Сергея вызвать мне таксомотор. Машина подъехала почти сразу.
- А хочешь, расскажу тебе анекдот на дорожку. – С теми же грустными глазами и отцовской улыбкой сказал Довлатов
Я не возражал.
- В стране лилипутов, умер Гуливер. – он сделал маленькую паузу — «Ебать – копать, подумали лилипуты!» — скал он, начав смеяться уже на последних словах.
Я засмеялся в голос.
Потом я пожал его большую руку, взял драповое пальто и пошел в ночь. Таксист был грубый и необразованный. Необразованность невероятным образом отпечаталась на его физиономии.
Я ехал и думал, что по сути это был замечательный вечер, и что я смертельно пьян. И прекрасно понимал, что добрая часть воспоминаний улетучится с моим утренним сном. Прошлый опыт после, которого я брел домой на состояние дров, в моей памяти этим только и запомнился. Мне стало жалко, и я прекрасно понимал что ни в этой квартире, ни Довлатова я более не увижу. Город размазался о боковое стекло, смешавшись с ночным дождем и бормотанием таксиста. Подняв ворот своего пальто я засыпал.