Дикс : Подснежники

Наступала сырая, но бодрящая весна на смену всех уже вусмерть задравшей зиме.
Щебетали птахи-вороны и ярко светило солнце, скакали бездомные собаки.
Подснежник Ерёма лежал в сточной канаве на задворках бывшего пятого бетонного завода.

Кто и когда его сюда положил — уже не припомнить. Черви разьели мозг, уничтожили память.
Ерёма лежал и улыбаясь смотрел в голубое небо, по которому быстро неслись маленькие весенние облачка.
Левый глаз был выбит, но правый не мигая пялился в яркую синеву, отражая в себе перемещение по ней ворон.

Глинистый край канавы нависал над Ерёмой и все грозился обвалиться, пропуская через себя упругие струи талой воды, ласкавшей пуховик покойника.

Сторож Арсений лежал в соседней канаве. Небо он не созерцал, предпочтя ему близкое изучение глинистой почвы и червивых ходов в ней. Рваная дыра в фуфайке на спине являла молодой весне — не пройти по дороге не провалившись в лужу — подгнившую, беловатую и бескровную рану.

- А я возьму в зубы папиросочку и брюки клёш одену,
Да пойду в парк на танцы, я ж поцыки на районе жиган первый!

На территории завода остановилась забрызганная грязью девятка с гнилыми порогами, закленными серебристой шумкой.
Из неё вышел корень в спортивных штанах и мятой кепке, подошёл к яме с подснежниками, собрался поссать.

Начал стягивать штаны, однако вид Арсения и лежавшего неподалеку Ерёмы — не дал ему спокойно приступить к делу.
- Вот же ж блядь! Вот это ж крутотень!

Кроша гнилое мясо, он по очереди вытянул трупы из плена скользких глиняных ям и погрузил к себе в багажник.
Корень весь перемазался в коричневой глине и гнили, но лицо его светилось улыбкой.

Девятка с прошлифовками крутанула пятак, заглохла, но после пяти минут кручения стартёра снова завелась и дергаясь начала трогаться со второй передачи.

*

- Мамка, мамка! Опять подснежники!
- Ой, молодец сына! Спаситель ты наш!

Корень потащил Арсения из багажника, но зацепился за угол задней двери и надорвал ему пухлый живот в вязаном свитере, откуда не замедлили повалиться серые круглые кишки.
- Мам, ну что стоишь, помоги, держи сюда!

Вместе они затащили Арсения в дом, положили на кухонный стол и похватали вилки с ножами. Начался пир на весь мир.
Корень рвал зубами мягкую, дряблую плоть волосатого живота, сок тек по его небритым щекам. Мамаша отгрызала пальцы, помогая себе пассатижами, когда особо крепкое сухожилие не поддавалось силе тренированных челюстей. Обед проходил в тишине, оба были слишком поглощены едой. Пару раз мамаша принималась блевать — пища совершенно не усваивалась, но пара таблеток Мезима решили проблему несварения.

Наконец, сын сыто отрыгнул и поправил грязную кепку.
- Поеду к доктору.

*

Подснежника Ерёму постигла более интересная участь. Его тело было продано старому профессору, живущему на окраине трудового поселка. Корень помог выгрузить тело и уехал домой, довольно сжимая в руке засаленные купюры. Сгущались сумерки.

Профессор разложил Ерёму на операционном столе, включил мощные лампы и, с помощью ножниц, принялся освобождать его от плена рваной и гнилой одежды.
Голое тело было обмыто из шланга, мутные воды унесли остатки глины и песка в сливные отверстия, расположенные в полу под столом.
Насухо вытерев труп ветошью, профессор похрустел пальцами и довольно заулыбался.

Ерёма отлично сохранился, если не считать выбитого глаза, сломанных передних зубов и поротой раны живота. Хирургическая иголка и капроновые нитки сделали свое дело, в процессе восстановления поврежденных мест. Игла ловко мелькала в сухих руках профессора — лысоватого дедка с хитрым прищуром и золотыми зубами. Будучи невысокого роста, он периодически влезал на табуретку, чтобы добраться до сложных мест на покойнике. Наконец, основная работа была закончена. Накрывши Ерёму пледом из старой крапивы, профессор начал готовить пыльное оборудование.

Комната его каморки наполнилась шумом дизельного генератора, потрескиванием логгера и миганием лампочек пульсоксиметра. Зеленая линия на мониторе прибора пока тянулась без единого колыхания.

Док закрепил автомобильные крокодилы на плечах и ушах покойника, одел металлический обруч с проводами на череп и притянул туловище к столу кожаными ремнями.
Черви в брюхе Ерёмы почуяли неладное и принялись выползать через все доступные отверстия наружу, с целью покинуть тонущее судно. Дед взял баллончик с зажигалкой и полчаса методично сжигал их, не давая расползтись. Наконец, подмел веником остатки и смыл шлангом в сливную яму.

*

За окном расползлась полная луна. Круглая и жёлтая, она словно заглядывала в окно, возвышаясь над черным еловым лесом, закрывающим горизонт.

Профессор засунул трупу в рот деревяшку и стал медленно подавать напряжение, выкручивая синюю, обмотанную изолентой ручку.
Сначала Ерёму слегка стянуло от напряжения в мышцах, затем пошла дрожь и тело попыталось сложиться пополам, словно старая раскладушка, но ремни удержали её на месте.
Наконец, просохли волосы, единственный глаз начал надуваться, а ногти — темнеть.
Дед выключил напряжение. Бурча под нос, около получаса делал какие-то замеры, брал анализы с помощью градусника и шприцов. Убедившись что все идет так как надо — он поправил контакты и, вернувшись к оборудованию, с силой крутанул ручку на максимум.

Дико взвыл генератор. Слегка потускнела луна, просев от короткого замыкания. За окном с шумом схлопнулись ставни нескольких рабочих домиков и небосвод начал мелко дрожать.
Профессор надел мотоциклетный шлем и опустил пластиковое забрало.

Казалось — ничего не получается. Труп дымился, ногти чернели, металлический стол трясло мелкой дрожью. Дед со злостью притопнул и хотел уже было выключать механизмы, когда начали раздаваться хлопки рвущихся ремней: освободившись из плена, труп дергаясь соскочил со стола, порвал провода, выплюнул деревяшку и пробив собой стену хаты, убежал в поле.

- Эх, блядь, что ж я на ремнях экономил! — воскликнул профессор и, схватив со стола электрошок, побежал через дыру в стене за беглецом.

*

Когда он его догнал, Ерёма уже не пытался сбежать. Будучи абсолютно голым, он сидел на берегу болота, волосатой жопой на сырой глине и смотрел на черную гладь, посреди которой таилась мертвая луна. Профессор подошел медленно, держа электрошок наготове, но Ерёма обернулся и жестом пригласил его сесть рядом.

Док осторожно сел, не отрывая взгляда от ожившего покойника.
Ерёма задумчиво смотрел в воду и почесывал подгоревшую щетину на щеках.
Старик не знал с чего начать разговор. Да и можно ли с ним разговаривать? Человек ли он?
Подснежник сам прервал неловкое и затянувшееся молчание. Повернувшись к профессору он обреченно выдавил лишь одно слово:

- Зачем?




Дикс
24.06.2011