Яблочный Спас : Мастер визуализаций (отрывочек)

Дед Петро целыми днями сидел на колченогом табурете под старой шелковицей, опираясь на кривую, за долгие годы отполированную мозолистыми руками, палку. Иногда шелковица роняла на деда созревшую ягоду, и тогда он принимался что-то тихо бормотать, пришлепывая отвисшей губой. Слюна копилась в уголке рта, постепенно вытягиваясь в нитку, и бабка Таня, пробегая мимо по вечным своим хозяйским делам, смахивала ее веником, предназначенным для уборки куриного говна.
Дед беспрерывно пророчил, и пророчества его были ужасны.
Впрочем, все зависело от погоды.

- Накликает, старый пень. Ой, накликает… — Колька Ладненький, пятнадцатилетний парнишка с прыщавым от половых мук лицом и рано устоявшейся привычкой пить по утрам загодя потыренную брагу, бегал по двору и ждал пока его старший брат закончит уже собирать червей. В планах Кольки была уха и жареха из окуньков, костерок по-над Выплядью и, чем черт не шутит, просмотр Мишкиных фокусов на кои тот был превеликий мастер
Брательник же планов никаких не строил, ибо три дня без просыха пил.
А когда мать заколотила дубовую дверь в самогонохранилище железной скобой и поменяла замок, затосковал и слег.
Когда же Колька зашел к нему чтобы предложить поудить рыбку, тот как раз был занят сбором розовых и голубых червей, кишевших на обоях и под кроватью. О чем честно и признался, предложив поучаствовать.
- Делириум, сука. Четвертый за год уже… Хоп, зараза! – Шлепнув ладонью по стене, страдальчески скривился брат.
Колька в ответ заявил, что с него снасти и легкий ланч на природе. То бишь поллитра, удочка и огурцы. На чем и договорились. Свою долю Колька приготовил, и теперь ходил по двору кругами, ожидая пока братуха разберется с наживкой.

Брат задерживался, и Колька страдал.

- Бысть суху великому и урожай на корню пропадет, — шептал под нос дед Петро.
- Мор зимой случиться с голодухи, и жизни всякой конец настанет, — вспучивалась серым пузырем слюна у дряблой щеки.
- Все, все передохнете засранцы, — узловатые пальцы с золупными ногтями непрерывно шевелились и Кольке казалось, что это уже не пальцы, а сбежавшие от брата черви.
- Удавить старого пора — накаркает тут беду, — думал Колька.
- Все, все до последнего колена трупы, — злорадствовал дед.
- Ща пойду и точно приморю гада, — боялся катаклизма Ладненький.

Петух прокукарекал громко и отрывисто. Видимо, требуя у людей пожрать и бабка метеором просвистела по двору в очередной раз махнув у дедова рта веником. Ошметок засохшего куриного помета влетел прямо в раскрытый рот старика, и дед закашлялся. А потом и вовсе захрипел, повалившись с табурета под дерево, суча ногами, хватаясь за горло и всячески помирая. Палка, вылетев из рук Петро, тюкнула кочета по гребешку, и тот закружил вокруг деда, мутнея глазом и утробно квохча.
Бабка высунулась из курятника посмотреть что происходит, да так и застыла в растерянности не зная то ли бежать спасать супружника, то ли продолжать кормить курей.
Колька, ошалев от внезапно привалившего счастья, кинулся помочь патриарху завершить земные труды.

Внезапно, далеко за лугами громыхнуло, и порыв ветра всколыхнул шелковицу с веток которой посыпался переспелый тут, весело шлепая по красному от натуги дедовому лицу.
Перестав тут же хрипеть и кончаться в судорогах, дед принялся кряхтя вставать на колени и слепо егозить рукой в поисках отлетевшей палки. Куры, с грохотом опрокинув ведро с приготовленной бабой Таней жратвой, кинулись под навес.

Колька остановился, перекрестился истово на полыхнувшую в пол неба молнию и, трижды плюнув, сложил пальцы в кольцо от дурного глаза, разом позабыв о деде, ибо дождь дюже как нужен был.
А Петро, взгромоздившись обратно на свой табурет, заявил фальцетом, что нынешний ураган, который вот-вот случится, вырвет с корнями деревья, снесет к хуям дом со всеми его уродами домочадцами, и последующим ливнем затопит всю округу. Хляби небесные разверзнуться, мутные воды обрушаться на землю, и ангел третий потравит их карбофосом.
Для верности.
Чтобы всех.

Темная туча уже наплывала на солнце, и ветер паровозом гудел в кирпичном дымоходе, когда дверь в хату распахнулась, и на крыльцо вышел опухший Мишка, пряча за спиной руку.
- Ну? — Колька кинулся к брату не в силах сдержать чувств.
- Хуй гну. — Брат был холоден, как айсберг в трюме Титаника. — Набрал.
И, торжествующе ухмыляясь, вытащил из-за спины стеклянную банку, сквозь мутное стекло которой таращились на гибнущий мир радужные червяки.
- Собирайся братуха, на рыбалку пойдем. В грозу, говорят, ништяк брать должно.