Максат Манасов : Дева мастера боится (Глава 7)

На фоне светлых изменений в моей жизни особенно контрастно стали проступать чёрные пятна из моего недалёкого прошлого. Это и провал своего дела в Бишкеке, закончившегося долговым бременем и распутьем. Это и «прописка» от Алика и Малика, приведшая морозной ночью в ночлежку Алмаза. Это и тяжёлые трудобудни на правах ученика без каких-либо гарантий в «Голиафе», позже ставшем практически родным. И пусть в этот период времени судьба меня особо не баловала, однако неудачи всё же не могли идти бесконечно. Так уж устроено в жизни, что синусоида счастья, ушедшая вниз, рано или поздно устремляется к нулю, а затем уже выходит на плюс. И главное здесь – не складывать лапки в момент ухода в «минуса» и досрочно хоронить себя под спудом житейских обстоятельств. Напротив, следует сопротивляться и бить ими, как та лягушка из притчи, попавшая в ведро с молоком, но своим взбиванием сумела превратить его в сметану и выпрыгнуть из смертельной ловушки.
Что не убивает, делает сильней, а вера и труд, уверен, многое в порошок перетрут. Но, как бы тот ни было, человеческое счастье — тоже явление обусловленное и прерывистое: полоса белая, но и полоса чёрная… Зебра жизни не может быть альбиносом, и поэтому, тут главное просто так не профукать удачу, которая неизбежно приходит к человеку. Так и в моём случае: дела вроде как пошли на лад, зарплата обещала быть стабильной и, соответственно, можно было начинать решать проблемы, которые тянулись за мною отнюдь не красочным павлиньим хвостом.
Главным вопросом «хвоста» оставался долг бишкекским коллекторам, который был для меня своего рода кандалами. Дозвонившись им, мне для начала пришлось выслушать от них лавину угроз, мата и страшилок, ввиду того, что я, мягко говоря, запозднился. Однако после новости о том, что я готов возместить неприятный этап ожидания началом выплаты долга, их тон несколько изменился. И не то чтобы разговор стал радушным, но грубого пренебрежения стало гораздо меньше, что позволило прийти к некоторому согласию в обсуждении условий и размеров поэтапной выплаты средств. И самое главное, до чего удалось договориться, так это то, что сумма, обозначенная ещё в Бишкеке, оставалась в тех же размерах.
Исходя из сложившейся ситуации, мне приходилось разумно планировать бюджет моего будущего существования. Параллельно с возвратом денег в Бишкек и матпомощью семье в Талас, брать на себя ещё двести долларов ежемесячно за койко-место для меня было пока ещё накладно. Поэтому выехать из комнатушки техцентра и снимать жильё, несмотря на значительное финансовое подкрепление в виде стабильной зарплаты, я себе позволить пока не мог. Чтобы не возникло недопонимания по поводу моего дальнейшего проживания в «Голиафе», я решил сам спросить Баринова об том. И хотя изначально никаких строгих условий и сроков он передо мной не ставил, всё же я посчитал необходимым сообщить ему, что не могу пока выехать из техцентра. Сергей Анатольевич, выслушав меня и не задумавшись ни на секунду, лишь кратко ответил по поводу моего фактического места жительства:
-- Не вопрос, Бакыт, живи сколько нужно, тем более, что ты вложил сюда свой труд.
Естественно, такая ситуация меня более чем устраивала, и я, в знак благодарности, решил преподнести шефу, по совету Красавчика, бутылку кальвадоса, аромат и вкус которого Баринов так ценил, согласно опять же словам Сан Саныча. Заказанный через интернет напиток, прибыл на следующий день с курьером и я, оплатив заказ, вдруг понял, что впервые держу в руках бутылочку алкоголя, стоимостью в пятьдесят баксят. «Десятка за стопарик, — пошутил при этом Сан Саныч, — Московские мерки безмерны, Бакыт, привыкай».
Итак, вопрос с жильём был решён положительно, негативная волна московской «прописки» пошла на убыль, а на рабочем фронте дела складывались таким образом, что обходилось без «ниссанов серен» и прочей нечисти. Мы отлично сработались с Красавичком, находя взаимопонимание в целом ряде моментов. И, как это часто бывает в жизни, я как подчинённый Красавчика, стал перенимать некоторые навыки его ремесла. Тем более, что в последнее время стала появляться возможность, помимо основных обязанностей ещё и общаться с клиентом по поводу ТО или ремонта. И эту возможность мне предоставлял сам приёмщик, когда понимал, что в каком-то случае эту задачу можно доверить и мне. И поскольку отношения у нас становились более доверительными, то во время производственных разговоров часто проскакивали и житейские, и личные темы. И в один из таких разговоров я попросил его разузнать что-нибудь про Лену. Сан Саныч, видимо, не ожидав от меня такой просьбы, посмотрел на меня удивлённо, потом сказал наполовину в шутку и наполовину всерьёз:
-- Разузнать то я разузнаю, и информацию передам, но с такими руками, Бакыт, как мне кажется, цветочек аленький тебе не сорвать. – Конечно, руки механика — разговор особый, ибо работа с загрязнёнными узлами автомобиля наносила свои отпечатки. Но и не только лишь в этом суть, о которой и толковал Сан Саныч, разговор шёл ещё и о статусе. — Неплохо бы тебе, — продолжал он, — постепенно из механика в менеджера-приёмщика переквалифицироваться. А то в сказки, типа «Красавица и чудовище», я не особо-то верю. Только пойми меня правильно, как человек и как мастерюга ты для меня лично в почёте, но у дамочек-то свои критерии, так что можно смело сказать: дева мастера боится, — закончил он, громко захохотав.
Каламбур действительно удался, и я рассмеялся вместе с ним, прекрасно понимая о доле шутки в этой шутке. Как показывает жизнь, мужчина может довольствоваться своим положением достаточно долго, не желая чего-либо менять, ибо его и так многое устраивает. Обычно это продолжается до тех пор, пока в его жизни не появляется представительница прекрасного пола, которая прямо или косвенно, но способствует переменам в его жизни. Именно тогда возникает скрытая энергия, и целевой прицел становится чётче.
На фоне этих соображений и слов Александра о том, что дева мастера боится и, скорее всего, симпатизирует менеджеру-приёмщику, я стал задумываться о возможности смены касты. При этом, не питая особо надежды иллюзиями насчёт незамедлительной ответной реакции со стороны Лены, я довольствовался пока лишь тем подъёмом сил, что ощущал в себе. У меня внутри достаточно чётко создавалось впечатление, что я на гребне волны и, дорожа этим, старался делать всё, что от меня зависит, чтобы не упустить дарованный судьбой шанс. В душе я уже поставил себе цель стать профессиональным приёмщиком, и все условия для этого были: практические знания моего ремесла, наличие добрых отношений с Сан Санычем и здоровая обстановка внутри коллектива. Особенностью в моей ситуации было то, что развиваться в этом ключе мне предстояло так, чтобы не шло в ущерб моей основной работе и влияло на достаток. Поэтому двух пресловутых зайцев из пословицы я решил добыть так, чтобы одного застрелить, а другого догнать. Именно такой метод и был избран мною. При этом я осознавал, что по мановению волшебной палочки я не мог стать приёмщиком, даже если бы Красавчик ручался бы за меня перед Бариновым. Необходимо было время, усилия и немного веры в удачу, поэтому и гарантий Сан Саныч мне никаких не давал и давать не стал бы.
-- Если не дурак, есть воля и веришь в себя, тогда, может, и получится толк, — сказал он, — Так что помогу, чем смогу, а халявы не пожелаю и врагу, — заметил он в конце.
И насчёт последнего, а именно халявы, слово своё он держал железно. Поэтому он просто так не заливал мне в уши свой заработанный трудом опыт, словно наставник школяру. Но и не зажимал, конечно, при этом своего «багажа». Просто не желая делать из меня только потребителя чужого знания, он предоставлял мне возможность разбираться самому на практике. Он отвечал на мои вопросы и наводил на верный курс, а не читал лекции, балуя меня информацией, словно свинью апельсинами.
Помимо обучающей информации, Красавчик согласился на мою просьбу выведать у девушек, работавших с Леной, полезную информацию о её личной жизни. Кое-что о ней он, естественно, знал и так, поскольку добрую треть рабочего времени крутился в ресепешне, встречаясь с клиентами и заполняя бумаги. Буквально через неделю, с его подачи, я знал о ней всё, что возможно было узнать. Главное, что на тот момент она жила одна и вроде как ни с кем не встречалась, так что можно было надеяться, что «шёлковый» путь был относительно свободен. Ещё одним немаловажным моментом было то, что последний её избранник был типом, именуемым зачастую «альфонсом». И по этой причине она стала куда осторожнее в выборе друга жизни, ставя во главу угла не гламур, мажор и «живу-не-тужур», а серьёзность намерений и стабильность состояния своего избранника.
Получив данную информацию и продолжая свои потуги в карьерном росте, мне необходимо было также наводить мосты с Леной. Этому способствовали разговоры-договоры с клиентами в рамках ресепшена, куда меня периодически умышленно засылал Красавчик, чтобы заполнить бумажки на машину. И, естественно, туда я являлся не как механик, только что вылезший из-под машины, а только после того, как приведу себя в порядок. Далее, чтобы обезопасить себя от ошибок в заполнении документов, я обращался за советом к Лене как профессионалу в сфере бумагооборота. И пусть это был не бухгалтерский учёт, но записи в заказах наряда и актах приёма-передачи всё-таки требовали опыта. И передача его от Лены ко мне в какой-то мере сблизила нас. Таким образом, комичная необходимость использования повода для встречи с ней, типа испить капучино из кофейного автомата приёмки, напрочь отпала. И чтобы лишний раз увидеть «даму сердца», посадив при этом сердце от кофеина, в этом уже не наблюдалось необходимости. Платформа нашего общения ширилась: мы случайно могли встретиться за обедом в столовой, где пищей для разговора могла служить пища насущная, когда я нахваливал кулинарные изыски и обычаи Азии, а она с неподдельным интересом внимала моими россказням. Словом, так или иначе, случай или же умысел сводили нас по поводу и без повода, отчего за прошедшие три летних месяца наши взаимоотношения стали служебно-приятельскими.
Существует такое сравнение, что дружеские отношения – это как каменный мост по сравнению с понтонным, основанным на страсти. И я, как мог, придерживался этой мысли.Таким образом, контакт выстраивался лёгким, незамысловатым и ни к чему не обязывающим.
Вообще же моё появление в приёмке пусть и в должности механика, но с долей функций приёмщика внесло некоторые коррективы по отношению ко мне со стороны коллег по цеху, да и не только их. Не могу заявить, что возросло уважение ко мне, это громко сказано, но контакты стали носить менее праздный и более консультативный и деловой характер. Не исключением был и Фёдор Пантелеевич, который также отметил во мне перемены и как-то в приватном разговоре он сказал мне радушно:
-- Да ты, я погляжу, на месте не топчешься, Бакыт.
Понимая о чём идёт речь, я решил обосновать своё поведение народной мудростью:
-- Так ведь, Фёдор Пантелеевич, под лежачий камень вода не течёт.
-- Ну, она-то может под него и не течь, а капать: вода, как известно, и камень точит. И ты, как та киргизская горная речушка пробираешься через каменные завалы, пороги и каменные породы с завидным упорством. Что само по себе уже похвально.
Конечно, подобного рода слова и сравнения не могли не ввести меня в краску. Заметив это, Пантелеевич продолжил меня «румянить» тёплыми словами:
-- Слушай, Бакыт, вот мы с тобой знакомы по работе и периодически пересекаемся. С тобой есть, о чём поговорить и о чём поработать. Так почему бы тебе в гости к мне не заглянуть, а? Скажем, завтра? У тебя же выходной?
Не зная, как сразу ответить, я замешкался, ведь, признаться, не ожидал такого поворота. И дело даже не в Пантелеевиче конкретно, а в том, что наравне с пресловутым восточном гостеприимством, есть «наслышанность» и про московское «гостеприимство». Еще был свеж в моей памяти разговор в курилке двух наших жрецов, обсуждавших как раз этот вопрос. Ташкентсткий ещё в былые времена до распада Союза, бывая в Москве с ответными визитами и в командировках, сделал забавное наблюдение. Зачастую отношение к гостю в столице было такое, что ему предлагалось то, чего хозяевам не годится. Вывод этот он делал из задаваемых ему вопросов такого плана: Не хотите ли отварных сосисок? а то их скоро всё равно их выбрасывать… Может хотите пельмени? а то они уже давно залежались… Не желаете ли доесть ягоды? а то они уже потекли и скоро подкиснут… ну и так далее.
-- Москвичане ни в гости ходить не умеют, ни сами приглашать, — подводил итог Ташкентский, — Они предпочитают встречу на нейтральной территории в ресторане, как будто бы проводя переговоры. И чтобы ничего личного, душевного, человеческого, ни в дом свой не впустят ни в душу, — закончил он.
-- Так ли уж на самом деле, Серёга? — возражал ему Фёдор Пантелеевич, — От меня ещё никто недовольным не уходил.
-- Всё верно, Пантелеевич, но ты исключение, ведь ты – наш человек, союзный. В смысле не только воспитания, но и коллективный, про тебя я и слово против не скажу. Всё дело в тенденции, и она неисправима одним лишь тобой, потому что один в поле не воин.
-- Зато один праведник целый город может спасти, — засмеялся Пантелеевич, обладавший хорошим чувством иронии.
В его приглашении к себе иронии не ощущалось, при этом было не до конца ясно, из каких побуждений пригласил меня Пантелеевич. Просто в силу радушия и хлебосольности своего характера, или ему было неприятно за пресловутое московское «гостеприимство»… Может, и то и другое и ещё что-то третье, но отказываться с моей стороны было бы преступлением.
Для меня это оказалось, конечно же, небывалым событием – быть приглашённым к коренному москвичу. Мало кто даже из «новорашанских» нуворишей мог бы похвастаться этим, не говоря уже о приезжих на заработки «гостей». Поэтому это событие вызвало во мне определённое волнение, и я обратился за советом к Красавчику: как себя вести, о чём говорить и так далее.
-- Гости, они и есть гости, единственное, что следует помнить, это то, что в гости нельзя ходить с пустыми руками и уходить оттуда с пустой душой.
На счёт «наполненности» моих рук он предложил захватить с собою беспроигрышный торт «Маска» и букетик альстромерий для супруги Пантелеевича, которая, по словам приёмщика, их очень любила. Название цветов я решил записать, ну а насчёт того, чтобы не вернуться из гостей с пустой душой, тут уже никакие советы Сан Саныч давать не стал. Он лишь намекнул, что тёплая беседа и открытость смогут заполнить душу впечатлениями, а это уже зависит только от меня самого. Поблагодарив Красавчика, я также похвалил и универсальность его таланта наводить мосты в общении не только с клиентами, но и по жизни в целом.
Визит к жрецу «Голиафа» был назначен на следующий день, который был у меня выходным. Пробудившись после долгого сна поздним утром, я начал тут же собираться и приводить себя в порядок, поскольку был зван к обеду.
Дело было уже осенью, за окном лил непрекращающийся дождь, словом, типичная осенняя московская погодка, к которой я тогда ещё не привык. Прихватив зонт, я отправился через приёмку на выход, но был приятно остановлен Леной, которая в тот день как раз и дежурила.
-- Привет, Бакыт, куда намылился? – спросила она, — Под дождь мыло смывать?
-- Дождь не страшен – я ж с зонтом, а вообще я в гости иду, — ответил я.
-- В гости с цветами ходят, а не с зонтом, — пошутила она. В её глазах, как мне показалось или как мне хотелось, чтобы так было, мелькнула искорка заинтригованности, — А к кому, если не секрет? – спросила она, подтвердив зародившееся в ней любопытство.
-- Большого секрета в этом нет, но распространяться, пожалуй, не буду. Одно могу сказать — к хорошему человеку.
-- Фьуить, — присвистнула Лена, — Не очень-то и хотелось знать.
-- Ну, раз не хотелось, значит, не хотелось, а насчёт цветов — спасибо, что напомнила. По пути надо бы захватить… альтаирии, пожалуй, — сообщил я, прибавив конкретики для достоверности.
-- Альстромерии скорее, — поправила она – Не смею задерживать, скатертью дорожка и счастливо повеселиться.
-- Благодарю, — ответил я, и был таков.
В общем-то, я остался доволен тем, что моё отлучение из «Голиафа» вызвало любопытство у Лены, ведь это чувство находится ближе к симпатии, нежели к равнодушию. И то, что это произошло спонтанно и в такой форме, меня это вполне устраивало, и с этими мыслями я добрался до метро, где на меня неожиданно нахлынуло воспоминание морозного февральского вечера, когда я, сидя на платформе, старательно обматывал развалившийся ботинок скотчем. Прошло больше полугода, и сейчас моё внешнее и внутреннее состояние разительно отличались от состояния того Бакыта, который ехал к Алмазу в надежде на приют и помощь. Такая переменабыла удивительна, но с другой стороны это ещё раз доказывало, что не стоит досрочно опускать руки, ведь испытания не даются не по силам.
Ехать в метро было недолго, а, поднявшись из подземки, я без проблем отыскал необходимую мне кондитерскую и цветочный киоск. После этого с приобретёнными презентами я добрался до дома, в котором и проживал Фёдор Пантелеевич со своей супругой Анной Степановной. Оказалось, что Голиафовский светила живет не в престижном новострое, а в обычной, пусть и столичной «хрущёвке». Когда я подходил к дому, словно ростки, стали проклевываться странные ощущения. Было чувство такого дежавю, что это место я уже где-то видел. И тут меня осенило – ведь точно такие же дворики, с такими же скамеечками были и в Бишкеке. Я улыбнулся и в довесок к этому прошептал вступительные слова из «Иронии судьбы» Рязанова: «В былые времена, когда человек попадал в какой-нибудь незнакомый город, он чувствовал себя одиноким и потерянным: вокруг всё было чужое… Зато теперь совсем другое дело: человек попадает в любой незнакомый город, но чувствует себя в нём, как дома». «Дома… — задумался я, — А как там сейчас дома?...»
После короткого разговора через домофон я поднялся на необходимый этаж и вручил в прихожей свои скромные подарки. Особенно отрадно было видеть то, как Анна Степановна расплылась в улыбке, когда, представившись, я вручил ей букетик альстромерий. «Да, всё же Красавчик неспроста носит это прозвище», — решил я про себя.
В квартире было тепло от работающей плиты, и запах приготовленной еды стоял неимоверно соблазнительный. Двухкомнатная квартира супругов была небольшой, но очень уютной и аккуратной. В гостиной вдоль всей стены тянулся широкий стеллаж с книгами. Но на полках стояла не обычная запыленная коллекция каких-то собраний сочинений, а разношёрстное собрание фолиантов, читаемых и перечитываемых. Было ясно, что супруги много читали и читать продолжают, и эти предположения подтвердили сами хозяева. По их словам, домашнюю библиотеку они собирали всю жизнь, и составляла она не много немало — 5000 томов…
В комнатной обстановке для меня особо выделялись два ярких момента. Первое, это то что подаренные мною цветы заняли почётное место в хрустальной вазе на старинном резном столу у окна и, второе, это шерстяной ковёр на полу со знакомым с детства узором.
-- Ширдак! — невольно выпалил я, — Настоящий киргизский? – я обратился с вопросом к Пантелеевичу, указав на ковёр.
-- Он самый, — ответил хозяин и пояснил – Это подарок от Баринова на юбилей.
-- Хороший подарок, сделан добротно, — оценил я, осматривая его, — Определённо ручная работа, а на изготовление ширдака такого размера может уйти от полугода до года. – Блеснул я некоторым знанием, — Так что вы можете считать себя настоящим байкешкой.
Видно было, что мои слова пришлись, как елей Анне Степановне, она посмотрела на мужа, улыбнулась и отлучилась на кухню по делам. От ковра взгляд мой перескочил на стол с яствами. Тут уже мне вспоминался наш дом в Таласе и мать, которая готовила для гостей на обед вкуснейший лагман, манты, а также борщ, пельмени и галушки...
-- Ну что к столу? – улыбаясь, спросил хозяин, заметив мой прикованный к еде взгляд. Я поблагодарил за приглашение и, присаживаясь на уготованное мне место, заметил на стене напротив меня большую фотографию. На ней был изображён молодой человек в военной форме с целеустремлённым взглядом и майорскими погонами:
--А это… ваш сын? — поинтересовался я.
-- Да, это он, — ответил Пантелеевич, -Совсем ещё здесь молодой.
-- А где он сейчас? – поинтересовался я, — Чем занимается?
-- Да как тебе сказать, Бакыт… — взяла слово вернувшаяся из кухни Анна Степановна. Внутри у меня пробежало неприятное предчувствие, которое было тут же подтверждено спокойным и ровным голосомПантелеевича:
-- Убили его, Бакыт. В Чечне. Отряд под его командованием попал в засаду…
-- Извините, я не знал… — как-то неловко произнёс я.
-- Ну что ты, Бакыт, дело прошлое, чему быть — того не миновать, всё нормально.
Стараясь сменить тему, тут уже заговорила и хозяйка, спрашивая у нас, есть ли столовые приборы и всё ли присутствует на столе из необходимого. Пантелеевич также взялся за перевод темы и, осмотрев богатую вкусовую палитру стола, зычно сказал:
-- Ладно, давайте сегодня поговорим о дне сегодняшнем, а прошлое вспомним в другой раз. Ну что, Бакыт, по рюмашке, если не против? — Отказать в этой ситуации я не мог, и хозяин наполнил маленькие рюмки на ножках из графина с какой-то настойкой и пояснил, — Сам делаю: на имбире, мёде и можжевельнике.
Мы выпили из хрустальных рюмок, и настойка, как весенний ручеёк пробежал внутри меня, слегка растопив некоторую скованность.
-- Хороша, — оценил я.
-- Ещё бы, — согласился Фёдор Пантелеевич, — Сейчас мы ещё и борщецу отведаем, потому как «тот глуп, кто не пьёт под суп». Знаешь такую поговорку, Бакыт?
Эту присказку, да и сам ритуал, признаться, я и ведать не ведал в Киргизии. При этом наблюдение, выраженное народной мудростью, оказалось весьма и весьма точным, потому как эффект опьянения не был резким и подкашивающим, а напротив, мягким и располагающим к общению. Да и как же иначе – ведь, во-первых, сама суповая церемонияне не уступала по красоте и возвышенности восточной традиции чаепития: когда наваристый борщ наполняется серебряным половником из фарфоровой супницы вглубокие тарелки с нанесёнными рисунками, тут уже не просто утоление голода – тут уже культура. А во-вторых, конечно же, старания хозяйки, которая с душой подошла к процессу приготовления. И получалось так, один лишь аромат первого блюда заставлял аппетит вспыхнуть, как спичка, но вкупе с таким церемониалом он пылал уже, сродни олимпийскому факелу.
Распалённый аппетитом, внезапно обострённый нюх мой учуял также и печёные пирожки. И, словно прочтя мои мысли, Анна Степановна тут же предложила их, указав на плетёную корзинку, где они укрывались под льняным полотенцем.
«Уж не во сне ли я…», — подумалось мне, после чего я словил себя на мысли: «Уж не дома ли я…»
-- Бакыт, а в вашей семье какие блюда были приняты? – спросила Анна Степановна, чем подтвердила мои догадки в том, что она сверхспособна заглянуть внутрь человека.
-- Ну, у нас в семье присутствовали блюда славяно-азиатского характера. Там и шорпо и борщец, и бешбармак и холодец, и манты и пельмени, и плов с казы и вареники. Приоритет, конечно, отдавался агульноазиатской кухне: киргизским, узбекским, казахским, уйгурским блюдам и так далее. Но рецепты наших соседей, среди которых были и русские и украинцы, выходцы из других республик Союза, весомо внесли разнообразие в праздничные застолья и просто в рядовые обеды.
В таком ключе вопросов и ответов разговор перекинулся на быт и культуру в нашем городке, воспитание, которое я получил, и традиции, которые мне близки. За трапезой и разговором незаметно подошёл черёд десерта и чая. Спустя минут пятнадцатьна на стол был выставлен фарфоровый сервиз, хрустальная вазочка с клубничным вареньем, торт и большой чайник с заварившимся к этому времени чаем. Во время чаепития беседа наша продолжилась, и Фёдором Пантелеевич решил затронуть ещё и московскую сторону.
-- Ты в Москве уже год, верно, Бакыт? Ну и как — сильно отличается московская жизнь от киргизской действительности? – поинтересовался он.
-- Ну конечно же отличаются, — с улыбкой отвечал я. – Масштабы, стиль жизни, скорость… но это всё понятно. Контраст особенно усилился после развала Советов, экономические различия росли всё больше и больше. Впрочем, это касается не только Киргизии и Москвы, финансовая пропасть так же ощутима между российской столицей и российской периферией. Так что уж говорить о республике, которая так и не смогла найти своего пути к достойному уровню жизни и достатку. Впрочем, лентяев и негодяев хватает и здесь, и там, а честных и трудолюбивых — и в Бишкеке, и в Москве маловато. Поэтому, не знаю так ли уж больше различий по сути, нежели общего, — подвёл я некоторый итог, невольно отведя взгляд в окно, за которым продолжал лить дождь, — А вот солнца и тепла здесь однозначно не хватает, — заметил я, смеясь, — И коли б не бедственное положение меня и моих земляков, вряд ли бы мы поменяли наше солнце и тепло на душный или морозный микроклимат Москвы. Мы же привыкли к своей природе, избытку солнца и так далее, но, вы же понимаете, что голод не тётка, поэтому мы так стихийно и прибыли сюда.
-- Понимаю, Бакыт, дело-то оно понятное… А насчет солнца — действительно не хватает, но когда его летом вдоволь, то другая беда: духота и влажность, а в городе оставаться невыносимо.
-- Но мы стараемся в это время как можно дольше на даче пожить в Подмосковье, — поддержала тему Анна Степановна, — А у вас, Бакыт, когда отпуск? – задала она забавный вопрос.
-- Мне сейчас не до этого, — отвечал я с улыбкой, — нужно пока и родным, и себе помочь, а там уж видно будет, когда полегчает. Впрочем, как любит у нас говорить Баринов, «человек без труда – как рыбка без пруда».
Я почувствовал на себе одобрительный взгляд Фёдора Пантелеевича.
-- Даа, с Бариновым тут не поспоришь, — начал он, — и не потому, что он шеф, а потому как во многом он прав. Конечно, он бывает и чересчур строг, и даже тираничен, однако этому человеку удается поддерживать на предприятии немецкий порядок, который не особо свойственен славяно-азиатскому этносу, работающему там. И результат на лицо – работа кипит, зарплата выдаётся вовремя, а бизнес развивается. Плюс к этому у него существует неформальная школа кадров. Так ведь, Бакыт? – с хитрецой задал мне вопрос Пантелеевич.
-- Не без этого, — согласился я.
-- Я ведь вижу, как ты в последнее время Красавчику правую руку заменяешь, а?
-- Насчёт правой, это громко сказано, — сообщил я, — Скорее левую, да и то подменяю время от времени.
-- Это в том случае, если он у нас левша?.. – Пантелеевич заговорщицки посмотрел на меня, — Колись, Бакыт…
-- По правде сказать, есть у меня намерение в приёмщики перейти, однако не знаю, насколько это реально всё.
-- Почему нет, Бакыт, почему нет, — отреагировал на это жрец «Голиафа», — Клиентов, насколько я видел, азиатского происхождения у нас хватает. И, как ни крути, но свой свояка видит издалека. А к соплеменнику зачастую отношение, как в другой подходящей поговорке: «ворон ворону глаз не выколет», а, значит к своему и доверия больше, и расположенности, — На этих словах он приостановился, довольный построением своих рассуждений. Но вдруг что-то поставило его в тупик, и он спросил уже несколько в иной интонации, — Так ты действительно хочешь стать приёмщиком?
-- Да, хочу, — отвечал я, — Хочу реализовать это и доказать в первую очередь себе, что киргиз может не только подметать, красить и строить, занимаясь чёрной работой, но и то, что я умею куда больше этого и достоин быть равным среди равных.
-- Я понял, — сказал Пантелеевич, — Это ты молодца мыслишь. Только вот я не пойму другого: ведь если ты перейдёшь в менеджеры приёма автомобилей, ты же в деньгах потеряешь. Перейдя из отличного механика в начинающего приёмщика, потребуется время, чтобы в новой должности получать хотя бы те же деньги, что сейчас достаются нелёгким трудом. А тебе на данный момент, насколько я знаю, важна именно материальная составляющая для решения своих проблем. Поэтому что за причина здесь может быть ещё, до конца я не понимаю.
В этот момент я начал увиливать от пояснения дополнительной причины, как лис, чтобы замести следы, приводящие к Лене. Но тут Анна Степановна вновь поразила меня своим даром чтения мыслей, положившись более на интуицию, нежели на логическое рассуждение, которым руководствовался Пантелеевич.
-- Шерше ля фам, или ищите женщину, — произнесла она.
Лицо «логика», поставленного в тупик, прояснилось, и он, улыбнувшись, посмотрел на меня, ожидая подтверждения или отрицания выдвинутой его супругой версии. Из-за того, что я замешкался с ответом, Анна Степановна прыснула со смеху, а за ней и Фёдор Пантелеевич, проговорив: «Как пить дать, угадала ведь».
Однако понимая деликатность этой темы, супружеская чета решила не пытать меня расспросами и советами, за что я, конечно же, был им признателен. Проговорив ещё долгое время и на другие темы, заваривая повторно чай не один раз, визит мой подошёл к концу. Я сам решил особо не задерживаться, чтобы не надоесть хозяевам. Поблагодарив их за прекрасно проведённое время, я выказал шутливое сожаление о том, что не могу пригласить их в ответ на гостеприимство к себе. Нечто объединившее нас просто так и не разъединяло, поэтому и прощались мы уже как добрые и давно знакомые люди, а именно: долго и с традиционным «на посошок».
Выйдя на улицу, я вновь раскрыл свой «посошок» в виде зонта, поскольку дождь не думал заканчиваться, и направился к метро. Ощущение было такое, словно в меня вдохнули громадную порцию лёгкости и тепла. Хлебосольные хозяева показались мне даже в чём-то родными людьми, и так, как у них, я не отдыхал уже действительно давно. Именно по-родственному, по-семейному, ведь для восточного человека это крайне значимо. Семейные торжества, встречи, взаимопомощь и так далее — всего этого мне очень не хватало здесь, и никакие блага столицы полноценно не восполнят такое отсутствие. Плюс ко всему я, наконец, действительно хорошо познакомился с настоящими интеллигентами старой школы и московской закалки. Без ложного пафоса мне казалось, что именно такими людьми создавалась культура Союза и её духовный фундамент.А вовсе не теми идеологическими томами, написанными Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным, собраниями сочинений которых «подпирались» лишь институты власти. С развала Советов прошло уже много времени, и хотя этот «книжный» фундамент сгнил, но такие самоотверженные, яркие и умные люди ещё живы.А, значит, и духовный фундамент ещё кое-как держится на их плечах и есть надежда на преемственность их культурного наследия духа.
С этими мыслями я добрался до автоцентра. Был уже вечер, и, зайдя в приёмку, я вновь столкнулся с Леной, которая как раз собиралась домой.
-- Там дождь ещё идёт? – спросила она.
-- Да, — сказал я. После моего ответа её лицо стало мрачнее тучи.
-- Бакыт, у меня утром зонт ветром вырвало, ты сможешь его починить?
Она предъявила свой зонтик, осмотрев который, я, улыбаясь, заметил, что отремонтировать его никак невозможно.
-- А чему ты так радуешься? – немного обиженно спросила она.
-- Той возможности, что я могу проводить тебя до метро под своим зонтом, — набравшись уверенности, предложил я.
-- Ишь ты каков, — отреагировала она, — Днём он на свидание ходит, а вечером уже другую особу провожать собирается.
-- Я днём у Фёдора Пантелеевича в гостях был, — отрапортовал я.
-- Как это у Пантелеевича? В гостях? – Лена выпучила глаза и улыбнулась.
-- По дороге расскажу, — сказал я, — Ну так идём?
Согласившись молчанием, она подхватила свою сумочку, и мы вышли на улицу, где свет фонарей и вывесок отскакивал от мокрой поверхности дороги, зданий и преломлялся в миллиардах дождевых капель. По пути к метро я делился с нею впечатлением от визита к жрецу предприятия, которого она также весьма уважала, поэтому-то ей был небезынтересен мой рассказ. У самого метро повествование моё пришлось прервать, так и не досказав до конца. Понимая это, и отчасти заинтригованная тем, о чём я толкую, она предложила зайти в маленькое кафе минут на десять, чтобы дослушать историю в сухом месте за чаем. Эти десять минут растянулись на час, потому как разговор, как горная речушка вилял из стороны в сторону, а я, как мог, находил броды и мосты, чтоб найти точки соприкосновения двух берегов: мужского и женского. В начальных отношениях между мужчиной и женщиной есть масса тем, которые они ещё не успели обговорить, потому как мало знают друг друга. Это также и прекрасная возможность утолить любопытство, когда неозвученные до этого вопросы произносятся легко и непринуждённо:
-- Слушай, — сказала она, — А с чего это у тебя зародилась такая идея сменить свой профиль на предприятии, став приёмщиком?
-- Во-первых, мне это интересно, во-вторых, это развитие, в-третьих… — Здесь мой отчеканенный ответ немного споткнулся, — в-третьих, вдруг я приглянусь какой-нибудь девушке, но якшаться с мастерюгой она не захочет. Как говорится… дева мастера боится, — ввернул я позаимствованную у Красавчика шутку.
Она засмеялась, проговорив сквозь смех:
-- А мыслишь ты верно.
К сожалению, время незаметно пробежало, и настал час закрытия кафе, поэтому нас попросили продолжить беседу где-нибудь в другом месте.
-- Я бы с удовольствием продолжила, — сказала мне Лена, когда мы покидали заведение, — но как-нибудь в другой раз, а то следом за закрытием кафе незаметно придёт время и закрытия метро. А так сегодня было весьма занятно поболтать с тобой, спасибо за компанию.
Слышать такие слова из её уст было достаточно лестно. Я не ожидал, что взаимодействие таких факторов, как проливной дождь, визит к Пантелеевичу, поломанный зонтик приведут к тому, что вечер закончится таким приятным моментом. И последующие несколько дней мысль пригласить её невзначай в какое-нибудь местечко просто не покидала меня. При этом вопреки выражению «куй железо, пока горячо», я не торопился наседать на неё со своим приглашением и навязывать свою компанию. Да и честно признаться, я не знал, куда именно можно пригласить, чтобы это была дружеская встреча, но с намёком на свидание. И в этом случае, как и во многих предыдущих, моим советчиком стал именно Красавчик. К нему я и обратился за подсказкой мне, куда лучше пригасить девушку, чтобы соблюсти романтику и ненавязчивость одновременно.
— Можешь пригласить её в «Якиторию», — ответил Сан Саныч, вызвавшийся помочьмне советом, — Суши, роллы, палочки и всё такое в японском стиле… Палочками-то работать умеешь?
-- Шутишь? Да я ими барана съел.
-- А почему не собаку? – спросил он, вспомнив крылатое выражение.
-- Да понимаешь, Шурик, мне как киргизу куда приятнее барашка лопать, а собак поглощать – это фишка других народностей Азии, китайцев там, корейцев… Даже тех же дунган, которые и научили меня палочками орудовать. Впрочем, ты и знать-то, небось, не знаешь, кто такие дунгане, а? – Красавчик почесал затылок, — Это китайская народность такая, и в моём детстве мы с ними бок о бок жили. И как раз дядяРахим, дунганин, так искусно готовил баранину, что я уж, наверное, и не попробую больше никогда.
-- Зато японского отведаешь, Бакыт, — парировал Красавчик, и в общих чертах начал описывать рекомендуемое им место свидания. Владея знанием ситуации и обладая даром описательного повествования, Александр не преминул сообщить мне, что там царит спокойная атмосфера, в напитки, в отличие от «Голодной Утки» не подмешивают химозу, а по стойке бара не ползают стриптизерши.
-- Уже неплохо, — оценил я.
Далее со слов Красавчика я узнал, что «Якитория» являла собою смесь фаст-фудаи ресторана, поэтому за рюмочкой сакэ и роллом из морского угря можно было встретить как студента, так и преуспевающего бизнесмена. Однако основная масса посетителей состояла из людей среднего достатка и преимущественно менеджеров среднего звена, у которых мода на подобные дальневосточные ресторанчики была как раз в разгаре. Один из них находился как раз не так уж далеко от «Голиафа», Красавчик объяснил, как до него добраться, в каком зале лучше сесть, отрекомендовал столик рядом с аквариумом, и даже просветил насчёт чаевых и их объёма.
-- А по поводу меню не беспокойся, — уже заканчивал он, — там в принципе понятно, что из чего состоит, плюс к этому меню в картинках. Да там и так никто особо не сечёт в этих блюдах, поэтому заказывают наобум или по красивой картинке. Так что не парься… — заключил он, глядя в сторону появившихся в приёмке клиентов, — Ну ладно, языком молоть, не мешки ворочать. Пойдём исполнять свой профессиональный долг.
Следует отметить, что мой товарищ и наставник всё чаще стал брать меня с собой на разговор с клиентом, чтобы я не только поверхностно, но и фундаментально вник в проблему и соображал, как правильно строить деловую беседу. Он каждый раз словно бы подтверждал высказанную им фразу о том, что без менеджера приёмки не было бы ни сервиса для клиентов, ни работы для мастеров. И обязательно добавлял, будто быприёмщик – это неприхотливый двигатель техцентра, отсутствие которого, к сожалению, замечают только в тот момент, когда тот заглох. Сложность его работы можно было сравнить с мастерством канатоходца. Поскольку балансировать приходится так, чтобы остались довольны и клиент, которому нужно починить машину, и руководитель, который хотел бы получить весомую прибыль, и работник, который предпочёл бы, чтобы за балансировку колёс ему заплатили столько же, как за капремонт всей машины.
Эти азы мне предстояло постигать ещё долго, но этого яне страшился. А вот пригласить даму в ресторан, тут вопрос был немного сложнее.Предварительно проведя разведку боем, я побывал в этом японском ресторанчике, где обнаружил подтверждение ранее полученной информации от Красавчика. Заодно я ознакомился с ценами, указанными в меню и отметил для себя, что ещё не так давно они повергли бы меня в состояние, мягко говоря, близкое к недоумеванию, переходящее в опупение. Сейчас же я понимал, что они хоть и высоковаты, но приемлемы.
Из каких-либо препятствий оставалось лишь одно – пригласить Лену. После нашей «дождливой» встречи, постоянно поддерживая дружественные разговоры с нею, выход, чтобы пригласить её на ужин, найти уже особо не составляло труда. Тем более что он нашёлся спонтанно: она попросила меня помочь разобраться с документами на японский автомобиль и сверить, все ли услуги выполнены. Таким образом, с разговора о качестве японских авто я перепрыгнул на вопрос, который подразумевал приглашение
-- А как насчёт японской кухни? – спросил я у Лены, — Может сегодня вечером в «Якиторию»? Ну, или когда будет удобно.
«Боишься — не делай, а сделал — не бойся», эти слова принадлежат Чингисхану. Я спокойно смотрел на Лену, не страшась отказа её и не совсем правдивых оправданий. Задумавшись на несколько секунд, она приняла моё приглашение и ответила, ничуть не смутившись:
-- Почему нет. Сегодня можно.
Уточнив место и время встречи, мы договорились о том, чтобы встретиться там, добравшись порознь, дабы ничего такого не афишировать. Заведение находилосьв огромном торгово-развлекательном центре, похожем на межгалактический корабль. Шумный холл был усыпан барами, кофейнями, фаст-фудами, и всё это пространство наполнял густой коктейль из оживлённой говорящей публики. Там мы и встретились в оговоренном месте и уже через пять минут, поднявшись наверх, очутились за столиком ресторанчика в атмосфере загадочной и близкой Японии. Загадочной, потому что экзотика, близкой, потому как официантом оказался киргиз.
Началось всё со смеха, ведь это, как известно, лучший «клей» для отношений. При заказе блюда официанту земляку я перешёл на киргизский язык, спародировав распространённый эпизод из фильмов, когда мужчина, скажем, во французском ресторане переходит на французский язык при заказе, дабы произвести впечатление на женщину. Лена засмеялась и подколола меня самого:
-- Не знала, что ты владеешь японским.
Смеяться был уже мой черёд. Но позже, заметив, как я виртуозно владею палочками, она сказала:
-- Хоть ты и таласец, но палочками орудуешь, как токиец. Или в Москве ты регулярно в японских ресторанах питаешься? – спросила она, смеясь.
Я рассказал ей о своём соседе Рахиме, который хоть и не был ни токийцем, ни выходцем с острова Хоккайдо или Хонсю, а был он киргизским китайцем, но ел, по традиции их народности, палочками. Рассказанная мною история про соседей дунган заинтриговала Лену, и ей как москвичке, стало интересно, как устроена жизнь за МКАДом… далеко за МКАДом… в тех местах, которые раньше приходились нам общей советской родиной.
Так, наш разговор из маленькой искорки разгорелся в пламя, а дровами ему служили темы самого разного характера. Аппетит, как говорится, приходит во время еды, и мы решили заказать сливового вина, которое отлично развязывало язык на разные темы.Это былии тёплые воспоминания из детства и неудачи, просто занятные случаи из жизни и серьёзные моменты, которые требовали искренности и доверительности. Из её уст я узнал про её бывшего спутника, о котором мне рассказывал Сан Саныч. Получалось, что это классика жанра: когда молоденькая девушка общается с прожжённым прожектёром, кормя её лапшой с ушей, а она, веря в его басни об их совместном светлом будущем, не видит обмана. И присосался он к ней хорошенько: повесил на неёнесколько кредитов на проекты, которые могли осуществиться лишь в его фантазии, и неожиданно исчез.
-- Да и вообще это сейчас такая московская фишка, — подчеркнула Лена, -Девушка вкалывает с утра до вечера, как мама Карло, а мужик с вечера до утра раскалывает её на деньги, подбивая на мегапроекты. О времена, о нравы, о Москва, короче говоря.
Обсуждение подобных тем могло служить добрым знаком того, что наши отношения становятся действительно доверительными. Ведь девушка, не предполагающая дальнейшее развитие контакта, не станет рассказывать о такой неблаговидной жизненной ситуации. Вечер в ресторане приятно затянулся, на часах было уже поздно, и я вызвался проводить её до дома. Как оказалось, жила она в трёх станциях от техцентра, отчего, по моим прогнозам, я даже успевал вернуться назад до закрытия метро.Когда мы подошли к нужному подъезду, то оба остановились в странной нерешительности. Она встала напротив меня и посмотрела каким-то удивительно теплым и глубоким взглядом. Конечно столь желанного момента, как приглашения зайти в гости, с её стороны не последовало, но нежный и благодарственный поцелуй в щёку закончил наше свидание на достаточно вдохновляющей ноте.