Зипун : Словарный запас (1)

Я не то что особо самокритичен, просто чувствую себя никчёмным человечишкой. Никчёмным, блеклым, «недо» и «полу» мои приставки. Я никогда никому не говорил, — детка, я люблю тебя! Мне никогда никто не писал, — приезжай и выеби меня сто тысяч раз! Боги! Это о чём-то да говорит. Мне никогда и никто не давал пощёчин. За мою голову никто и опять же никогда не объявит награды. Кроме облаков у меня ничего нет! И это не преувеличение. Посмотрите сами.

Я живу в съёмной квартире, даже бумаге стыдно поведать о перипетиях, которые лишили меня собственного жилья. У меня три места работы. С восьми до десяти утра я раздаю листовки, вы, можете встретить меня у любой станции метро. Иногда случаются конфликты с конкурентами. С десяти до семи я развожу пиццу, мне никогда не дают на чай. Должность «быстрый олень» не в чести у населения. А по субботам и воскресеньям я крашу бордюры, удовлетворяя таким образом творческий зуд…

День не заладился с утра. Я успел побрить только половину лица, когда кран дёрнулся, издал звук похожий на неприличность и выстрелил ржавой, с ошмётками ржавчины водой. Ужасно брить лицо на сухую, старой, потерявшей былую остроту бритвой. Половина лица алела, точно мне влепила пощёчину тучная томная женщина восторженная поклонница мыльных опер и Квентина Тарантино.

В метро какой-то ушлый парень пристроился ко мне, мы прошли турникет. Милиционер свистнул, парень пропал в сутолоке, меня же заставили «выйти и попробовать снова». Покупка лишнего билета, сказалась на бюджете. Поэтому вместо обычных булки и ряженки, в обед я предоставил себе только булку. Впрочем, я забегаю вперёд, ибо случилось ещё несколько происшествий, так или иначе повлиявших на моё настроение и повлёкших за собой те события, которые…стоп! Обо всём по порядку.

Я раздавал листовки с предложением: каждому обзавестись визитной карточкой, календарём, или плакатом, или билбордом. Навстречу поднимались всё новые и новые люди. Кто-то сам тянулся за листовкой, таких я классифицировал как читатели, кому-то я протягивал листовку и человек автоматически схватывал её и пролетал дальше — роботы, кто-то с улыбкой поднимал руки, мол, — я бы с радостью, но… — интеллигенты, а кто-то насупив брови пёр на меня как танк, типа, — только попробуй мне протяни — агрессоры.

Я только начал раздавать, только пропустил двух агрессоров, когда появился этот стильно одетый мужчина. Рыжие туфли, голубые с проседью брюки, серая рубашка, тёмные очки. Похожий на киногероя с кейсом и в шляпе. Мужчина остановился, взял у меня пачку оставшихся листовок и швырнул мне в лицо.
-Не стыдно, вам? Общество существует за счёт производителей, а вы? — Лектор, скорее автоматически, чем осознано, выдвинул я тип классификации.
-Что вы тут стоите? Вы немощны? Больны? Вы не хотите принести стране пользу? Вы не хотите задуматься об образовании? Вы когда-нибудь представляли себя в роли нужного стране человека? Производителя? Вы готовы производить что либо, кроме углекислого газа? Вот! — С этими словами киногерой протянул мне визитную карточку, немногим меньше, раздаваемых мной листовок.
-Задумайтесь о будущем? Всё в ваших руках! Бицепсы! — Киногерой поймал меня на обманный приём в облость паха, пришлось согнуться и принять неудобную позу
-Я верю в вас и в таких как вы! Прошу, простить, спешу! Оревуар!

Визитка оповещала:
«Семинары! Как стать чемпионом и победить. Как выйти из кризиса и почувствовать себя человеком. Эти и многие другие темы, только по будням, без перерывов на обед. Анонимно! Беспринципно! Наши цены радуют!»

В метро у меня вытащили телефон. Меня это расстроило, точно я ждал звонка от Натали Портман. Точно там были её домашний, рабочий и мобильный телефоны. Потеря телефона огорчила донельзя. Без телефона невозможно сделать кучу ненужных вещей. Теперь уж точно никто не станет палить в меня из баллистической ракеты. Теперь, если ночью мне станет плохо, я не смогу вызвать скорую помощь, я не смогу обратиться за защитой в службу спасения или дежурную часть. Я не смогу заказать столик в ресторане, назначить час свидания и передать оставшиеся пиццы клиентам! Я НЕ СМОГУ ПЕРЕДАТЬ ПИЦЦЫ КЛИЕНТАМ!

Или смогу? Это я за пиццы. Три адресата, три адреса на каждой коробке. Ведь достаточно набрать нужные цифры на домофоне. Открытие почти примирило меня с утратой. С этим нервным перенапряжением зачастую не видно очевидные вещи. Успокоившись я уверенно ступил на подрагивающий эскалатор.

Вот эта улица — Большая Пироговская, вот нужный дом 44, вот он подъезд. Домофон отсутствовал, я помялся перед дверью и присел на лавочку. Лавочки и скамейки опасны по весне. Хорошо что не успел поставить коробку с пиццами. Мои любимые джинсы, любимые и единственные. Привычка к самоуспокоению. Решил, — буду носить их несмотря на пятно. Ходят ведь люди в дырявых джинсах. Пусть кто-то докажет, что я их не такими купил. Я бы развивал эту тему и дальше, если бы неожиданно не открылась дверь подъезда и красивая, как ограбление банка женщина без возраста не обратилась ко мне
-Что расселся? Входи и не мельтеши! Последний раз у вас заказала! Проходи, проходи! — Пропустила меня. Протиснулся межну ней, её халатом и дверью.
-Ну, ты и дурик? В чём состоял интерес посадки на эту лавочку? Впрочем, не страшно! Снимай сейчас же брюки! — Возможно меня оправдывает тот факт, что никогда до этого, ни одна женщина, не предлагала мне «снять сейчас же брюки».

«Стой, где стоишь!», — стирая уличную пыль, прочитал я надпись на половике перед дверью. В прихожей я отделил заказ, отдал сдачу и тут же освободил собственные штаны от своего присутствия.
-Стой! — Она с интересом, как мне показалось, посмотрела на мои белые ноги и прежде чем уйти с моими штанами по длинному, тёмному коридору, кивнула на вешалку, — Надень сейчас же!

Я снял с крючка видавшее виды трико. Только решил последовать совету, рядом, за дверью зажурчала, заклокотала, забилась вода. Дверь распахнулась. Этот парень не был похож на киногероя, если и был, то на очень-очень плохого
-О! — Сказал он, — Я вас стеснил? Что же вы, проходите! И прошу вас, стелите бумагу на стульчак! — И пошёл, и пошёл, насвистывая, как давешняя Венера, оставив меня в тёмном гулком коридоре, перед раскрытой дверью санузла.

Я только собрался последовать совету парня, снаружи раздалось бряконье ключей и входная дверь ахнула настежь. Дедушка в берете художника держал в поводу добермана.
-А вот и обед, Ральф! Разве я не говорил, тебе, дружище, нам только добраться до Сони! Вот оно блюдо! Эскалоп! Ах! — Я никогда не слышал чтобы так рычала собака. В следующее мгновение щёлкнули челюсти и на одну коробку у меня в руках стало меньше.
-Аррр! — Рявкнул, вторя псу дедушка в берете и заслонил собою дверь и совсем уж непотребно заголосил.- Андестенд! Аларм, Магдалина!

Возможно, Магдалина, была фамилия пса. А что, разве не звучит Ральф Магдалина, возможно дедушка в берете выкрикнул непонятные мне тезисы с целью испугать меня, если это верно, то мог бы так не стараться, ибо я бежал долго и остановился где-то в районе Нескучного Сада. Там я окончательно и бесповоротно решил снять с себя полномочия разносчика пиццы. Спустился к набережной и чтобы не особо сильно отличаться от толпы гуляющих, и поразмыслить над произошедшим, натянул несколько побитые клыками Ральфа и временем трико, купил себе сдобную булку, на ряженку решил не тратиться, да и не было на набережной никакой ряженки.

А потери были! Я нашёл их ужасными и невосполнимыми. Однако, нет худа без добра, происшествие на Большой Пироговской напрочь развеяло мои мысли о семинарах… И многолюдье было. Проносились парни на роликах, дети ели вату, девочки несли себя независимо и гордо, точно каждая знала определённый секрет, пожилые и не очень люди чинно сидели на скамейках, провожая влажными глазами, белые, призывные пароходики, проплывающие по Москве-реке.

Остро ощущая никчёмность, бесполезность и бесперспективность своего существования, я всё же был достаточно далёк от суициидальных мыслей. Мне не раз довелось испытать так называемое терминальное поведение. Как никак я был знаком с самоубийством не понаслышке. Последний раз мне пришлось изрядно поиздержаться на бампер для «Оки». Несмотря на то, что машина имеет малые габариты, покупка бампера отняла у меня три месячных оклада.

Мысли мои потекли примерно в следующем ключе. Поворачивая голову к реке, я думал о жителях противоположного берега. Как должно быть они все счастливы. Подошёл утром к окну, одёрнул шторы, — река, кораблик плывёт, солнце играет на воде, блики на потолке… Когда взгляд выхватывал летящего на роликах, с рюкзаком, похожим на парашютную систему, я думал, — интересно, что нарисовал бы Франциско Гойя, будь у него ролики и катайся он на них в свободное время? Глядя на девочек я не думал ни о чём лишнем, я любил их всех, и каждая влепляла мне пощёчину и гордо уходила по набережной, украдкой утирая слёзы раскаяния…

Откуда взялась эта старушка? Ёе потряхивала старческая размагниченность, покачивало из стороны в сторону точно буёк, она шла ссутулясь, подпирая спину левой рукой, а в правой у неё была книга. Карманное чтиво, которым завалены ларьки союз-печати, чтиво от абсурда электричек, стонов метро вагонов, тряски автобуса. Старушка обращалась ко всем, протягивала книгу, заискивающе смотрела. От неё отмахивались как от нелепости, парни поворачивали девочек к реке, пожилые пары разводили руками, пароходы не меняли курса, а жители противоположного берега, всё так же казались мне счастливыми, как и до появления старушки.

Старушка покачивалась неподалёку, когда рядом со мной освободилась лавочка. «Словарный запас Эшли Скрэбл», — прочёл я на обложке. Старушка не вызывала жалость. Старики у меня вызывают зависть. Это же надо умудриться и прожить такую кучу лет. Она остановилась напротив меня, я подвинулся на скамейке. Бабушку качнуло, глядя на меня, она беззвучно шевельнула губами и присела на предложенное мной пространство. Я тут же потерял к ней всякий интерес.

Моим вниманием завладела девочка с шарами. Букет воздушных шаров, не знаю, можно так выразиться или нет? Девочка почти летела на нём. Огромная куча ярко алых шаров тянула её вдоль ограждения набережной, мне в это момент показалось, что кроме неё, шаров и меня нет никого в целом мире. Что шары кругом, весь земной шар завален ими. Все шары алые и воздушные. Мы, то есть я и эта девочка, тоже воздушные, держась за руки, едва касаясь поверхности, бежим по перекинутому через водопад мосту из шаров. Иногда концы её длинных волос, которые треплет ветер, касаются моего лица, касания вынуждают жмуриться и улыбаться. Вот мы бежим, рука в руке, мы взбираемся всё выше, останавливаемся и она поворачивается ко мне. Сейчас это произойдёт. Сейчас она поцелует меня, поцелует долго и жадно. Отстраниться, влепит пощёчину, скажет, — где тебя носило, чёрт тебя дери!…

Когда девочка поравнялась со мной, её догнал парень с ребёнком на руках. Ребёнку минуло лет восемь, он ест сладкую вату, а парень, обращаясь к девочке говорит
-Галя, ну, ты, что, как маленькая? Отдай Илье шары!

Старушки и след простыл. Книга лежит на скамейке рядом со мной. СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС, — снова читаю название. Эшли Скрэбл, наверняка какая-нибудь чушь, — думаю и раскрываю книгу наугад. Я всегда так делаю с незнакомым чтивом. Хоп, раскрыл наугад и в девяти случаях из десяти вернул на полку.

«Я тогда лихо управлялся с метлой. Честное слово, мне нравилось это исполненное философии занятие. Вставал в пять утра, ел доширак, густо сдабривая его майонезом… Если в моём распоряжении имелся «план», то прелесть мира с утра была по-особому остра. Чего я ненавидел, так это сбивать сосульки, видимо в виду того, что я фаталист и просто они мне нравятся. Я мёл свой Бродвей Докукина, часто останавливаясь перекурить, или проводить взглядом роскошный тыл. При взгляде на жопу, я получаю не меньше позитива, чем от горящего костра и точно больше, чем при созерцании Москвы-реки. Готов даже сложить жопе гимн, но начал уже с дырки, поэтому отложим это благородное занятие, до другого раза…»

Вот так Эшли. Я переплеснул несколько страниц и едва не выронил книгу. Между страниц лежит новёхонькая, такая, что с трудом вериться в её подлинность купюра пятсот евро.

До темна я носился по набережной, тщетно пытаясь найти старушку. Бедная, старая скво, наверняка, оставила в книге купюру, которую должен был передать её поверенный бригаде артельщиков из похоронного бюро «Ариведерчи». А может эта купюра принадлежит квартиранту старухи, которую он попросил «приберечь до поры до времени». Я меня в голове родилось столько этих «может» и «если». Бабка словно растворилась в плеске прибоя, её точно укатали в асфальт полоумные парни на роликах, я искал её до тех пор, пока не сел над рекой полумрак, пока какая-то подвыпившая компания не окрикнула меня
-Эй, задохлик, вали отсюда! — Дважды им повторять не пришлось.

В метро я раскрыл книгу и прочёл ещё один абзац.

… Мы походили на хоккеистов, грохнулись и побежали дальше. Она не требовала никаких слов, красивых жестов, подарков и прочей хуйни. Она прекрасно всё понимала. Когда не было хозяина кафе, мы пользовались подсобкой. Ебал её на ящиках, на мешках, долбились просто стоя, как часовые. Потом я нашёл подъезд с пожарным загоном. Подымался на лифте на пятнадцатый этаж, спускался на один пролёт вниз. Она обычно ждала меня с сигаретой, красивый был вид из окна…

Снова нашёл купюру. На меня покосились рядом сидящие парни из южной страны. Стоп. Главное не терять контроль! Настоящие, великолепные бабки. Без сомнений! Но настоящей ли была реальность вокруг. В таких случаях принято щипать себя, но под взглядами двух враждебных типов, мне не хотелось убеждать себя в собственной адекватности. Я встал и парни повторили мой манёвр. Я сунул книгу во внутренний карман, подошёл к двери, в дверном отражении за моей спиной покачивались два топтуна. Поезд замедлил ход и это послужило для них сигналом к действию.