brunner : много лет прошло

В нашем поселке после революции мужики начали крайне радоваться. Они хапали всё, что плохо лежит. Грабили местных кулаков, и, хоть вера в Бога ещё сильна, церковников. Особых богатеев у нас не было, но в первые ряды вышла элита из коммунистического кружка, так сказать, местные революционеры. Они были из народа, необразованные в основной массе своей, но были и люди ученые, они заправляли тут почти всем. После того, как в 1919 году, компартия открыто объявило о задаче отмирания религиозных предрассудков, вера в церковь стала постепенно уменьшаться, а вскоре, во всём поселке было только с десяток религиозных семей.
Церковь у нас была небольшая, обычная каменная церковь. Построена в десятых годах. Богослужения велись до марта 1922 года. Особого богатства не имела, были, конечно, какие-то иконы и реликвии местные, но всё это стоило мало. Попом нашим был отец Арсений, как помню, человек был добрый и отзывчивый. Даже мужикам он нравился, потому что особо не давил на них. Но после того, как Ленин принял теорию НЭПа, а за этим последовал неизбежный голод началось ужасное.
Местные окрестности были богаты сельскохозяйственными культурами. Выращивали рожь, пшеницу, овёс, овощи, фрукты. Также были обширные пастбища для скота. В октябре 1921 года в наш посёлок приехал первый грузовик. За зерном. Мужики отдали зерно довольно легко, ибо тогда в амбарах были ещё излишки. Через неделю приехал ещё один грузовик. Зерно опять отдали и даже радовались этому. Такая процедура продолжалась несколько раз. Появились народные волнения. В очередной раз, вместе с грузовиком приехали два мужика с автоматами Фёдорова. После того как ответственный за сбор зерна пригрозил расправой в случае отказа отдачи, мужики неохотно отдавали часть урожая.
В двадцать втором все в посёлке голодали. Почти весь урожай поставлялся в крупные города. А то, что было на поле, «защищали» автоматчики. Несколько десятков человек погибло. Одна женщина положила себе в карман зерна для своих детей, её выпороли плетьми «за неверие в будущее коммунизма». Тогда уже никто не верил.
Когда осенью урожай стоял и осыпался, а автоматчики не подпускали крестьян к нему, дожидаясь грузовика, местные мужики решили устроить облаву на церковь и забрать её имущество, чтобы как-то прокормить свои семьи. Они собрались одним гуртом, вооружились, кто, чем мог и пошли к дому отца Арсения просить ключи от церкви. Я жил неподалеку от его дома и увидел свет от факелов и услышал пьяную ругань. Одевшись, я вышел на улицу и спросил в чём дело. После того, как в дверь начали колотить, открыл келейник, Семён. Он спросил: «Что надо?» Мужики ответили, а когда тот отказался, принялись его избивать. Я тихо наблюдал за этим действом, понимая, что они и меня изобьют, если вздумаю вступиться за Семёна. Вышел священник и сказал: «Братья, опомнитесь, что вы делаете!» Братья не слушали его и требовали ключей от церкви, грозясь тем, что изобьют отца Арсения. Заводилой был крестьянин Игнат, он держал в руке вилы и был готов, по его выражению, «проткнуть кого угодно, кто встанет на его пути, насквозь». Отец Арсений отказался отдать ключи, пытался примирить людей. Но всё было тщетно. Они оттолкнули отца от дверей, и зашли в дом, стали там искать ключи. Я подошёл к священнику. И посмотрел на него.
Отец Арсений был человеком худым и щуплым, носил бороду, а волосы отпускал длинные. Ходил в простой одежде, и вообще был человеком скромным. Жены и детей у него не было. Его ближайшим человеком был его келейник Семён. Теперь, Семён валялся неподалёку толи мертвый, толи полуживой. Священник посмотрел на меня. Он узнал меня, но ничего не сказал. Я помог ему встать и повёл себе домой. Когда мы уходили, то слышали голоса и ругань.

Когда мы пришли домой, я усадил ещё испуганного отца Арсения на скамью перед столом и пошёл ставить самовар. Кроме чая дома ничего не было, но, похоже, что священнику есть не особо и хотелось. Самовар вскипел, я понёс его на стол и начал наливать чай. Тут, отец Арсений, до этого не произнесший ни слова промолвил:
- Спасибо, что увёл меня оттуда, – я лишь молча кивнул.

Священнослужитель начал хлебать чай, а я посмотрел в окно. Толпа уже давно вышла из дома. Я сначала не понял почему, а потом увидел – дом горит. Я решил не говорить об этом отцу Арсению, он и так уже сегодня натерпелся. Я мысленно поблагодарил себя за то, что не стал зажигать лампу. Очертания трупа келейника Семёна были замечены мною. Пара мужиков кинула его в горящий дом. После мужики ушли, по-видимому, к церкви. Но я решил проявить осторожность и уложить священника на чердаке. Он не противился. Вскоре я погрузился в сон.

Утром меня разбудил петух. Отец Арсений уже встал и сидел на скамье, напряженно думал. Я поздоровался с ним, он не ответил. Скорее всего, он уже видел сгоревший дом и гадал о судьбе Семёна. Когда он спросил меня о нём, я лишь кивнул плечами. Я наскрёб что-то поесть и вышел за водой на улицу. Почерневшие оглобли мрачно контрастировали с ярким, хоть и пасмурным небом. Я набрал воды и пошёл назад в избу, а потом сходил к хате отца Арсения и посмотрел: уцелело ли что.
Кроме печи и некоторых железных предметов осталось мало что. Если там и было что-нибудь драгоценное, то это забрали мужики. Я пошёл ещё дальше по улице. Перед глазами открывалась картина нехитрого быта русской деревни начала двадцатого века. Вот я дошёл до церкви. Двери были открыты. Я зашёл в здание. Все иконы были сняты, золото с алтаря тоже ободрано, Заглянув в помещение для священников, я не увидел там книг. В общем, мужики основательно подчистили местно. Я побрёл домой.
Отца Арсения я застал в таком же положении, как и уходил. Он спросил меня:
- Что теперь?
- Не знаю, — что я мог ответить? – Наверное, вам надо уехать из города – вас будут искать.
- У меня же нет денег.
- Я найду.
- А куда мне ехать? Везде одно и то же, – он разочарованно поглядел на свои ботинки.
- Подальше от этого места, поближе к границе. А там, если повезёт, то и эмигрируете.
- Ясно.

День пролетел незаметно. Я пролез на одно из полей через лазейку, которая была недоступна автоматчикам, и набрал немного кукурузы. После, я стал искать деньги. Денег не было, и, поэтому, я занял у соседей. Они удивились, потому что всё равно купить было нечего.
Набрав нужно, как мне казалось, количество я пошёл домой. Отец Арсений пребывал в приподнятом настроении духа. Он мне сказал:
- Я поеду в центр и доложу об убийстве и назову виновных.
Я сразу понял, что у него ничего не выйдет. Его или поймают или попросту не выслушают. Но мысленно я пожелал ему удачи, дал деньги. На следующее утро он уехал.

Я стою на вершине холма и смотрю вниз на посёлок. Солнце светит ярко, и луковка церкви блестит. Я наблюдаю за косяками птиц, летящих на юг. Но не думаю об этом. В голове у меня всего одна мысль: «Куда делся тот самый простой, но трудолюбивый и духовный русский человек?»