дервиш махмуд : Плюс минус бесконечность (3)

Просторный, ярко освещённый лампами лекционный зал с окнами в потолке, сквозь которые видны сами планиды небесные, движущиеся по своим заковыристым траекториям. Сейчас начнётся экспериментальная ночная лекция для студентов, занимающихся в третью смену.

Бездельники, числом в сотню, уже расселись по своим местам. Доцент прохаживается внизу, у кафедры, нахмурив брови, привычно оглядывает ещё незнакомую аудиторию на предмет вдохновляющих красавиц. Две или три, нет – четыре (та полноватая брюнетка, вся гладкая, тоже сойдёт) присутствуют. И это радует. Можно, значит, начинать.

-Сегодня мы поговорим,- зычно сообщает доцент, разом заглушив шелестящий шепоток,- о самом крупном за последние годы литературном событии – случайном, счастливом, чрезвычайном и фантастическом появлении на свет из мрака небытия ранее неизвестного романа Набокова «Drowning Fish» – «Утонувшая рыба». Сейчас, когда авторство найденной рукописи научно подтверждено, и книга издана в отличнейшем переводе господина Г. Барабтарло, этого скромного гения ретрансляции, можно смело и не откладывая в длинный сундук приступить к изучению и анализу этого замечательного произведения, тщательной расшифровке всех его скрытых посланий и смыслов, которых имеется быть в количестве, достаточном для устройства академических судеб трёх таких учёных, как ваш покорный слуга. Надеюсь, вы уже насладились сим замечательным текстом? Я лично насладился – как изысканным обедом в самом дорогом ресторане мира, как захватывающей игрой, выдуманной небожителями.
- Небольшая предыстория для тех, как говорится, кто не совсем. Уборщик муниципальной библиотеки Рудольф Штраубе из австрийского городка Шварценкирхен находит в складском помещении тайничок, где в коробке из-под обуви лежит рукопись, написанная компактным и разборчивым почерком на английском языке. Обувная нота – знаковая в теме набоковских архивов; известно, что и другая рукопись (жалкий черновик, по чистой случайности не уничтоженный писателем, поделку из которого нам выдали в прошлом году за полноценную вещь «Лаура») тоже была извлечена любознательным сыном Дмитрием из подобной коробки, хранившейся, правда, в сейфе швейцарского банка… Нынешний случай – совсем другое дело… Рудольф, человек недалёкий, решает выбросить артефакт в мусорный контейнер, но по дороге к оному (вот он – палец судьбы!) встречает директора библиотеки Ивана Штейгера, который забирает у уборщика рукопись с целью полюбопытствовать…. — Доцент делает паузу и закуривает сигарету – право курить на лекциях он добыл для себя полгода назад: таков был его выигрыш в футбольном пари у старого чудака декана.

-Директор библиотеки (человек, к счастью, образованный, прогрессивных взглядов – одним словом, умничка) прочитал рукопись и опешил: перед ним был чистовик романа очень высокого художественного качества. Смутные подозрения шевельнулось у Ивана в душе. Вызывал интерес уже один только пролог, где в подробностях, почти стопроцентно совпавших с реальностью, рассказана история, в которой безымянный уборщик австрийской библиотеки обнаруживает в стене складского помещения тайник с рукописью неизвестного романа давно умершего автора… Целый анекдот, вершина набоковского остроумия! Вложенные друг в друга японские матрёшки получаются, понимаете?

Доцент посмотрел на красотку №1, стриженую пухлогубую кралю в третьем ряду. Та согласно закивала головой, как взнузданная кобылка.
-Набоков тщательно проработал план, согласно которому мистическое его творение должно было увидеть свет много позже физической смерти писателя и явиться «своеобразным приветом шутника преданному читателю с другого берега речки под названием Стикс»: я цитирую Мастера. Библиотеку могли разбомбить в годы войны, снести, сжечь, уборщик мог выбросить рукопись туда, куда намеревался. Но Провидение распорядилось по-своему. Владимир Владимирович осуществил полноценный конспирологический перформанс, достойный восхищения и всяческого преклонения перед умом великого человека. Никогда и нигде – ни в дневниках, ни в эпистолах, ни в устой речи – он ни разу не обмолвился даже с самыми близкими людьми о своём замысле. Весьма эффектная шутка гения, подобных которой не существует в анналах мировой истории искусства. Я от неё пребываю в восторге, уважаемые коллеги! – он смотрит на красотку №2, тонкокостную блондинку с голубыми глазами, сидящую во втором ряду. Она, судя по влажной белозубой улыбке, разделяет радость лектора.

-Наследник, следуя изложенной в приложении к рукописи воле отца издать роман в первую очередь в России, на родине писателя, на этот раз не подкачал и приложил достаточные старания. Роман издан и даже переиздан. Книга написана, судя по всему, сразу после «Дара» и перед «Себастьяном Найтом». Мой коллега, профессор из Принстонского университета Джордж Фербенкс, которому лично я доверию больше, чем себе, датирует роман 1940-вым годом. Передо мной новейшее, только что полученною мною из типографии, академическое, дополненное примечаниями самого автора и прокомментированное известными литературоведами нашего времени издание. – Доцент с величайшей аккуратностью взял со стола книжку. — Видите, как она блестит! Какая она увесистая, гладкая! Как она пахнет! Понюхайте! – Он шагает к красотке №3, что сидит в первом ряду и даёт ей понюхать книгу. – Чувствуете? – Рыженькая белокожая хохотушка хохочет, нюхает и кивает. — В ней около семисот страниц! – широко раскрыв глаза, сообщает лектор. — А бумага какая! Прекрасная заграничная бумага!- Доцент прижимает книжку к груди, как реликвию.

-Несколько слов о содержании. Каркасной структурой романа является фантастическая история о вторжении. Писатель открывает себя в жанре, к которому ни до, ни после ни разу не обращался. Но фантастический фон и антураж имеют, конечно, третьестепенное значение, хотя в этой… скользкой теме Набоков чувствует себя абсолютно комфортно, как рыба во льду, как братья Стругацкие на пике формы. Сюжет прост. Человечество подвергается нападению пришельцев – но не из космоса, а из-под воды, из бездны мирового океана – потомков древней цивилизации, существовавшей на нашей планете задолго. Но это – задник, декорация. Также не надо искать здесь аллюзий на современные писателю политические катаклизмы. Он вовсе не намекает на фашизм, тем более, что отрицательной силой в романе выходят как раз люди, а не подводные «саламандры», а главный герой, русский писатель Мухоротов ( образ которого напоминает эволюционировавшего до сверхчеловеческого состояния симпатичного юношу Годунова из романа «Дар»), переходит на сторону врагов человечества. Вы, однако, не найдёте в романе особенных сюжетных перипетий или эффектных, шокирующих сцен. Текст умышленно сделан Набоковым так, чтобы он совершенно не подходил для дорогостоящих голливудских экранизаций. Набоков настолько тонко, как умеет только он один, вплетает фантастические элементы в повествовательную ткань, что читая, веришь ему совершенно безоговорочно и невольно воспринимаешь вымысел как исторический или биологический факт, даже не успев отследить контрапункта, в котором твой мозг угодил в ловушку. Разочарование в ценностях западной и человеческой вообще цивилизации и отчаяние, которое по этому поводу испытывает автор-герой – вот, пожалуй, основной лейтмотив этого романа. Впрочем, там всего полно. Присутствуют даже порнографические моменты – Набоков, адресуя текст потомкам, надеется, видимо, на большую, по сравнению с современниками, их толерантность в подобного рода темах. Произведение многослойно и сложно настолько, что даже «Улисс» Джойса показался мне по сравнению с ним детским букварём. Я, конечно, утрирую… Теперь по поводу хитровыебанной композиции и нашатырных двойников…

Доцент замолкает и быстро-быстро начинает подниматься по крутой лестнице к верхним рядам слушательного зала, направляясь к полноватой брюнетке, красавице под четвёртым номером, которая уже давно делает ему какие-то изящно-нескромные знаки руками. Доцент спешит, перепрыгивая через ступеньки, сглатывая слюну; книжки при нём уже нет – видимо, кто-то из студентов, воспользовавшись увлечённостью преподавателя…
Брюнетка смотрит на него призывным, откровенно похотливым взглядом. Доцент, добравшись до самой верхотуры и ничуть не задохнувшись – а отмотал немало, кафедра внизу лекционного зала видится отсюда микроскопической точкой – присаживается рядом с красавицей. В аудитории, слава богу, уже никого нет, студенты своевременно рассосались кто куда. Лектор начинает ласкать девушку. Та стонет, раздвигает ноги – кроме юбки, на ней ничегошеньки не надето. Доцент гладит внутреннюю поверхность бёдер брюнетки, приближается к промежности, очень, очень влажной, входит рукой в вагину, рука проваливается в слизь – дыра глубока и широка, доцент щупает, но не находит твёрдости. И вдруг его запястье охватывает боль – невесть откуда взявшиеся острые железные зубы вцепляются в его руку. Улыбочка на лице доцента превращается в гримасу боли. Он силится вытащить конечность (хорошо, что не конец), но вагина, словно волчий капкан, захватывает её намертво…

Доцент смотрит по сторонам в поисках помощи, он готов закричать во всю глотку, но тут видит маленькую девочку, спускающуюся к нему с потолка на верёвочке. Это София – тот самый ребёнок, которого он видел недавно качающимся на качелях во дворе того самого дома. Девочка прикладывает пальчик к губам, призывая доцента к молчанию. Вениамин Валентинович понимающе кивает. Она берёт его за руку, тянет за собой. Брюнетка с вагинальными зубами растворяется в дымке, немо крича чёрно-красным ртом.
Птицын и девочка идут прямо на свет.
-Как тебя зовут, маленькая?- спрашивает доцент.
-Сонечка. Да ведь вы же знаете!- звонким голоском ответствует дитя.
-Знаю, маленькая, знаю….
Доцент и девочка выходят в распахнутые двери…


Он приходит в себя – второй за сегодня. Некоторое время наблюдает одним глазком проявившийся из серой мглы микроландшафт – щепки, неровности, сухую растительную щетину земли, камешки, пыль. Перспектива размыта. Птицын чувствует себя оператором, который снимает из положения лёжа. Фильм реалистичный и мрачный. Доцент приподнимает голову, превозмогая. Где-то бьют в колокол. Впрочем, не где-то, а внутри его черепа – да больно, собаки, бьют. Пустырь пуст. Вечереет. Солнце, как зрачок эпилептика, закатывается за зубчатый край земли. Птицын делает попытку подняться на ноги, и ему это, как ни странно, вполне удаётся.

Он жив и по первым ощущениям (которые бывают, конечно, ложными) невредим. Правда, всё тело ноет, будто его пропустили через камнедробилку, и один глаз почти не открывается. Засохшая корка крови на лице вокруг рта и носа. Конечно же, нет пакета с продуктами, бумажника, телефона. Но самое главное – нет пузырька с ибогаином. «Всё коту под хвост. Знак? Случай?.. Мир, как и ожидалось, сопротивляется. Они из всех сил будут мешать мне ускользнуть. Я, конечно, не оставлю попыток. Покуда буду жив… Но сейчас мне надо передохнуть… Отлежаться в тёплом и тихом месте…»

Пробует идти. Сначала получается, потом не очень – он падает на одно колено, поверхность вновь стремительно приближается к объективу кинокамеры. Сможет ли он добраться до своей конспиративной норы? Сможет. Птицын стискивает челюсти и ковыляет через пустырь, поминутно останавливаясь, припадая к земле, но каждый раз быстро поднимаясь на ноги и продолжая двигаться. По пути он находит свою шляпу, которую, отряхнув, сначала надевает, потом нервно срывает с головы и отбрасывает в канаву.

Медленно, но верно шагает он к цели. Вот и нужная пятиэтажка. Слава богу, ключей они у него не взяли. Заходит в подъезд, этаж, к счастью, всего лишь второй. Он поднимается по ступеням, подходит к двери квартиры, пытается открыть, но не может и падает навзничь, не успевая сгруппироваться и почти равнодушно ожидая удара затылком о каменный пол, но тут кто-то, появившийся из полумрака, подхватывает его на лету.

-Ну что, земеля, пиздюлей огрёб?- голос груб, но приветлив.- Бывает.

Птицын с усилием всматривается в человека, но в тусклом свете не разглядеть лица.

-Сосед я твой. Слышу, шебуршит кто-то, вот и вышел. Виделись мы с тобой пару раз. Помнишь? Не помнишь? Ну и ладно. Я-то тебя, долговязого, помню. Давай помогу открыть. Грабки-то разожми, вот так. Чик, чик. Открываем твою берлогу.

-Благодарю…- шепчет Птицын.

Сосед открывает дверь и вносит доцента. Усаживает на диван. Включает свет. В квартире минимум необходимых вещей и стерильная чистота. Жилище аскета.

-Сейчас мы тебя полечим, друг,- шепчет заботливый помощник. -Ты погоди.

Сосед – мужик с беспорядочной бородой – исчезает, но быстро появляется снова. В его руках вата, бинты, дезинфицирующий раствор. Помогает Птицыну раздеться, умыться. Обнаруживая навыки, обрабатывает лицо доцента, заматывает голову – оказывается, из неё слегка сочится кровь. Однако сотрясения вроде бы нет – Птицын трясёт башкой – не болит, тошнота отсутствует.

-Можно, значит, и водки выпить, — смеётся сосед.

У него с собой бесформенный портфель, с каким в прошлом веке мужчины ходили в баню. Он извлекает оттуда, как фокусник, бутылку, сало, огурцы и хлеб.

-Василий Червинский меня зовут, Васян для друзей, — говорит спаситель и начинает умело и аккуратно сервировать принесенный из кухни столик.

Птицын, пробормотав ответно свои имена, молча наблюдает, держась рукой за затылок. Василий – мужик примерно одного с доцентом возраста. Коренастый, одет бедно, но опрятно. Смотрит спокойно. Двигается очень неторопливо. Видно, что неоднократно бывал в местах лишения. Из блатных, судя по всему, но законник, а не беспредельщик. Справедливый, рассудительный, немногословный. Где-то даже интеллигентный. Сейчас таких уже не делают.

Птицын чувствует себя – вымытый и обмотанный бинтами – довольно сносно. Накрытый чистый стол создаёт ощущение уюта. Доцент расслабляется. Хорошо, что ему подвернулся этот Вася. Тот, наконец, заканчивает с приготовлениями и садится напротив Птицына рассыхающуюся табуретку.

-Ну, давай, наконец, выпьем,- произносит сосед.

Наливает. Птицын, морщась от боли в разбитых губах, пьёт.

-Ничего, ничего, дезинфекция,- говорит Вася и выпивает сам. – За знакомство.

Они закусывают. Жевать доценту тоже больно.

-Ты, Вениамин, на этой квартире почти не бываешь. Шпион? – говорит проницательный Вася.

-Шпион,- соглашается Птицын.

-Вот и я сразу подумал, как увидел тебя здесь полгода назад – тёмный ты мужик. Думал, для утех квартиру содержишь, ан нет – баб ты к себе ни разу не водил. Всё в одиночку таскался. Как волк. И по ночам у тебя всю дорогу свет горел, и жалюзЯми плотными занавешено. Химичишь что-то. Ты извини, что я наблюдал. Я ведь ничего худого…

-Да я не в обиде,- шепчет доцент,- каждый развлекается по своему, как умеет…

-Вот-вот!- мужичок разливает, выпивает и закусывает хрустко огурчиком.- Вижу, сегодня ты на всю катушку развлёкся! Погулял, ничего не скажешь! – и захохотал неожиданно демонически. – Прости, что смеюсь над тобой, сосед, но морда у тебя сейчас…

-Что, сильно страшно? –Птицын оглядывает комнату в поисках зеркала, но вспоминает, что не держал таковых в этом доме – из каких-то своих, подсознательных соображений.

-Малость есть! Ты сейчас знаешь на кого похож? На Савелия Крамарова!

-Это всё ерунда… Плохо другое…- вздыхает Птицын.

-Что, много бабла-то отжали?

-Я не про деньги, Васян… Была у меня с собой одна вещь… Впрочем, стоит ли?.. – Птицын машет безнадёжно рукой и выпивает.

-Что за вещь? – заинтересованно склоняется сосед над доцентом, почти касаясь его лба своим.

-Да так…- лепечет растерянно Птицын.

И тут лицо Васи Червинского совершеннейшим образом изменяется. Беспорядочная бородища превращается в изящную эспаньолку, нос из картофельного клубня трансформируется в тонкий аристократический клюв, а глаза из тёмных, цвета портвейна «Три топорика» маленьких гляделок преобразуются в зелёные, злые, зловещие и кошачьи иллюминаторы. Поношенная одежонка замещается штучным серым костюмом в мелкую клеточку. Завершает метаморфозы блеснувшее стёклами пенсне, появившееся на носу соседа. Является даже стек в правой руке с костяным набалдашником. Теперь он выглядит как испанский гранд, аристократ из знатного древнейшего рода.

-Не этот ли предмет утерян вами сегодня в схватке на пустыре? – Василий достаёт из кармана знакомый Птицыну сосуд из синего стекла.

Доцент ошалело кивает.

-Дело в том, — чеканя слова, проговаривает превратившийся Червинский,- что ибогаин, который принадлежит лично тебе, никоим образом нельзя утратить или передать другому лицу. Являясь сознательным энергетическим существом, препарат ибоги желает и должен быть использован строго по назначению. Сечёшь?

-Маэстро Базилио?- наконец догадывается Птицын, вспомнив, наконец, об обещанном мадам Зозулей появлении потустороннего проводника.

-Я к вашим услугам! – улыбается невероятный человек, дичайшим образом растянув рот буквально до ушей и далее. И тут же улыбка исчезает с его ухоженного лица. — Кстати, о птичках. Мадам Зозуля сегодня – как раз почти после твоего, Вениамин, ухода – была найдена мёртвой во дворе своего дома. Судя по всему, она была выброшена из окна своей квартиры, с сорок девятого этажа. Попугаи покинули своё жилище и улетели всей стаей прочь, на юг. Сам я, к моему сожалению, там не присутствовал, но уверен, это было завораживающее зрелище – разноцветное, переливающееся в свете солнца облако из птиц, исчезающее в небе.