Мокрая Кошка : Как я стала Вещью. Глава 5. Воспитание.

Я всегда была дерзкой и неуправляемой. Точнее, мною можно было управлять, если добиться моего расположения. А я даже в детстве не уважала никого – ни родителей, ни учителей (хотя вру – была у меня любимая учительница по русскому языку – Татьяна Леонидовна), ни бабушек-дедушек, ни каких-то других родственников, никого — кроме агента ФБР Дэйла Купера (да и его скоро убили, по окончании сериала «Твин Пикс»). Я общалась со сверстниками, и не всегда находила это общение комфортным. Дополнительно сказывались еще мои комплексы – небольшой рост, лишние килограмм 5-10, если не больше, а также — мое неумение общаться с людьми, которых я почти презирала.
Я закрывалась в себе как раковина. Я бежала со школы домой, стыдливо опустив глаза, потому что там меня обидели – украли и сожгли мою любимую зеленую линейку – а я смирилась, назвав своих одноклассников глупыми и недалекими. Я бежала домой, потому что знала – дома тепло, дома мой любимый кот Мурзик, дома мама готовит еду, шьет мне платье, дома безопасно.
Проходили дни, месяцы, годы. Мама перестала шить, а выкройки на мое недошитое платье печально покоились в шкафу. Я все чаще находила ее в кровати, куда она падала не в силах даже раздеться, в едва трезвом состоянии. Отец приходил позже. Если он был трезв, то кидался на маму почти с кулаками, скидывая ее с постели со словами:
- Ты, сука, опять нажралась? Тварь поганая! Блядь!
Если же он приходил пьяным, то не разговаривал – просто сразу с ходу начинал ее избивать. За волосы стаскивал ее с постели и тащил к выходу:
- Доча, иди посмотри, как твоя мать нажралась!!!
Я пыталась закрываться в комнате, закрывать уши, чтобы не слышать, как он ее бьет, а она зовет меня на помощь. Потом не выдерживала и все равно бежала ее спасать. Или мама прибегала ко мне в комнату, и расправа теперь продолжалась уже на моих глазах.
- Ты, блядь, что не поняла меня? На, сука! – И бил ее кулаком в лицо. – Я бросалась ему на шею, умоляя не бить маму больше.
- Твоя мать же сука и блядь последняя! Ей же нравится, когда ее толпа гандонов в пизду ебет! – странно, что он не понимал, как мама, работая на двух работах и занимаясь домашними делами, просто не успевала бы давать в пизду толпе гандонов!
Меня он не бил. Что-то его сдерживало до поры до времени. Но вот пора прошла и я лежу на полу почти без сознания, осознавая, что папина голова только что вписавшаяся с силой в мою голову, крепче, чем моя. С тех самых пор я не называла его отцом.
Время шло. Я ненавидела свою жизнь еще больше, стараясь думать о том, что это всего лишь переходный этап. Он пройдет – я переживу его и обрету свободу. Мои поиски смысла заканчивались суицидальными попытками.
Переходный этап настал рано утром 4 ноября. В 8 утра зазвонил телефон. Есть такие особенные звонки, которые звучат так одиноко и так печально, что просыпаются, если это утро, все в доме и…совсем не хочется брать трубку.
В моей жизни был, наверное, всего один человек, который по-настоящему любил меня за то, что я есть. Этот человек – моя любимая бабушка. Та, с которой мы читали до утра сказки, играли в карты и смотрели на звезды, если дед не выдерживал вдруг наших ночных посиделок и выключал нам электричество. Мы, недолго думая, шли на улицу, пили из ковша чистую колодезную воду, ели конфеты, преимущественно ела я, и изучали созвездия.
И вот звонит телефон, а голос из трубки говорит, что бабушки моей больше нет. Милиция и скорая едут очень долго. И есть время на осознание того, что смерть наступила в результате жестокого убийства. Многочисленные раны на лице и теле, залитый кровью пол, кровать, на металлическом краю которой видны слипшиеся волосы.
Убийца мой дед, который лежит в соседней комнате. Сердце бьется как сумасшедшее. Выхожу на улицу, пытаясь сдержать эмоции. Сложно. По лицу текут слезы, и как со стороны я слышу от себя слова проклятий.
Не проходит и года, как дед, не дождавшись решения суда, умирает в своей постели. Через два дня на руках своего друга умрет мой отец. Его смерть соберет половину города. А я буду ехать в открытой машине со своим братом, придерживая два гроба и думать о том, что детство кончилось.
Странно, что ровно за неделю до его смерти я первый раз за 8 лет назвала его отцом – вышло случайно, но я продолжила его так называть и дальше. Тогда я начала взрослеть. Это произошло, когда я начала учиться прощать, когда начала искать причины и пытаться быть благодарной. Быть терпимей было не так уж и легко, потому как моя мама после смерти отца вдруг решила, что очень его любила, и начала усердно спиваться. Я не знаю способа помочь человеку, когда он не видит, что ему эта помощь нужна. Когда этот человек обнимает тебя, говорит, что больше не будет пить, что ляжет в больницу, а через минуту просит денег «на выпить».
В один день мы разругались, а в другой я переворачивала ее тело в холодной неотапливаемой неосвещенной соседской бане, куда ее благополучно бросили умирать. Слез не было. Нужно было думать, что сделать, чтобы брат не убил тех, кто это сделал. Нужно было думать о том, что кто-то должен быть сильным. Нужно было думать о том, что жизнь продолжается. Нужно было думать о том, что делать дальше.
Спустя три месяца я вдруг открыла старый альбом и поняла, что жутко соскучилась по маме. Подумала, что стоит к ней съездить. И, наконец, смогла осознать весь факт того, что случилось. Факт того, что мамы больше нет. Детство кончилось так резко и внезапно, словно по мановению чьей-то жестокой волшебной палочки.
Я сидела посреди комнаты, разбросав фотографии. Я не плакала так долго, а теперь не могла остановить слезы. Осознание того, что я не могу больше приехать к бабушке и послушать ее истории. Осознание того, что мой дед, который раньше был хоть и грубым жестоким человеком, вдруг оказался жестоким убийцей, а ведь моя память хранит его образ совсем в другом виде. Осознание того, что я – папина дочка, некогда жутко любившая папу, ездившая с ним на футбол, на его работу, любившая сидеть у него на спине – вдруг превратилась в существо, презирающее его и не находящее для его описания никаких слов, кроме: мразь, урод и ублюдок. Осознание того, что моя мама, которая учила меня вышивать, вязать детские шапочки, готовить еду, убираться дома – превратилась в спившееся неопрятное грязное существо.
Что за бред? Разве так бывает? Как и почему это произошло? Кто в этом виноват и виновата ли в этом я? И что я здесь делаю?
Еду на вокзал, беру билет, увольняюсь с работы. Не хочу больше – устала. Вся эта жизнь, навалившаяся тяжелым грузом. Я должна идти дальше. Я должна идти дальше и понять, что же произошло на самом деле. Я должна понять, кто виноват. Я должна решить, что делать дальше. Я знаю пока только одно – я не хочу повторять их пути. Я не позволю мужчине оскорблять, избивать и насиловать себя. Я не стану с таким человеком жить. Ни одному мужчине я не позволю этого…