Голем : Хроники смутных времён

(черновой фрагмент рукописи «Везучий, подонок!..»)
* * *
«… если кто и имеет права в подвале, то это ночь, она здесь чернее ваксы и длинна, как солнечное затмение… и довлеющему над всем страху человеческому неведом конец времён. Чернее подвальной ночи только души людские. В ту памятную ночь средь полного затмения что-то вдруг толкнуло меня изнутри. Вот что: Даши в подвале нет, и Ванька где-то завис! Это было плохо, до того плохо, что я застонал, заматерился шёпотом, про себя. Стоило польститься на халявное пиво – и на тебе, проспал! Спиртного-то неделями нет, ну и развезло. А засыпать и просыпаться с голодухи – такая мука! Желудок пуст, отчаянно пуст… только тем и занят, что ноет от голода. Тому, кто сможет привыкнуть к обострённому чувству голода, холода, постоянной нужды и безработицы, не составит труда утратить заодно и человеческий облик...»

«...чёрный кот, облезлый кот влез по крыше в дымоход… бредя подвальными закоулками, я вспоминаю одну из августовских ночей, проведённую в подпольном видеосалоне вместе с соседями-беспризорниками, Ванькой и Дашей. Перегородку в примыкающем к видеозалу чулане нам удалось проломить не сразу. И всё-таки – ой-ой, до чего же нам повезло! Рейки в задней стенке дворницкого чулана, как оказалось, были установлены вперемешку с кровельной дранкой… и небрежно заляпаны цементным раствором. Поочерёдно ударяя кулаками и локтем, я взломал перегородку. Затем расширил пролом до нужных размеров. Пробравшись в отверстие, мы, троица взломщиков, оказались в коридоре видеозала, между входной дверью и окошечком кассы. Касса была прикрыта картонкой с карандашной надписью «Мест нет». Постучав ногтем по картонке, я потянул на себя хлипкую дверь и вошёл в небольшую комнатку, сплошь уставленную разномастными стульями.

Это и был подпольный видеосалон.
Пиратский, как сказали бы лет десять спустя… Ванька сразу же уселся в центре зала. Завертел головой, с почтением разглядывая большой центральный телеэкран и два по бокам, поменьше. Сложив руки на коленях, как семиклассница, Даша уселась рядом с братом и сказала:
– Ну, ладно… а если застукают?
– Мне будет срок за незаконное проникновение. А вам – приёмник-распределитель! – откровенно сказал я, ибо никогда не лукавил с детьми.
Вранья в их короткой жизни случалось и без того навалом. Четырнадцатилетняя Даша молча кивнула, а Ванька приосанился. Девятилетний пацан ощущал себя гунном-завоевателем, и плевать ему на все, сколько ни есть в округе, приёмники-распределители!
Мало, что ли, сбегал отовсюду...»

«…к берегам залива близилась осень.
Августовские ночи продолжали проскакивать с головокружительной быстротой.
Дети стали кукситься: лето прошло! На море хотим. Кто и когда вывозил их на море, я выяснять не стал. Самому хотелось чем-нибудь скрасить серые подвальные будни.
Пробегая по Лиговке, как-то остановился перед яркой вывеской: «Видеосалон». Листок на дверях извещал: 18-го и 20-го августа все сеансы после 23-00 отменяются! По техническим причинам.
Из вывешенного текста следовала парочка любопытных выводов.

Во-первых, ближе к полуночи в видеосалоне никого не будет.
Во-вторых, заявленная в афише «Золотая лихорадка», скорее всего, уже пылится в будке киномеханика, в груде боевиков и порнухи. А Ванька с Дашей ещё не видели чаплинских фильмов! Показать, что ли? Три дня я готовился, засекал время открытия-закрытия, изучал планировку… пока не натолкнулся на возможности, предоставленные расположением дворницкой. И вот среди ночи мы вломились в этот убогий кинотеатр, чтобы взглянуть на Чарли Чаплина. Повезло в чём ещё: хозяева видеозала второпях забыли про сигнализацию.

За стенкой видеозала отыскалась крохотная «будка киномеханика».
Я влез и покопался в ней. Зажёг свет, пошарив по стеллажам, выудил из вороха кинохлама картонную коробку с размытыми чернильными каракулями «ч.чап. – зол.лих.». Осторожно пробудил к жизни тушу первого (и единственного!) советского видеомагнитофона ВМ-12. Приёмник видеокассеты, прожужжав, вышел из плоскости корпуса и глумливо уставился на меня: действуй, чего там! Раз уж припёрся… оставалось вставить кассету, включить пару телевизоров, расположенных по бокам видеозала, и вот он, фильм – начался! Дети радостно захихикали. Уже через минуту бродяга Чарли стал их кумиром! Конечно, я не без умысла притащил малышей посмотреть именно этот фильм.
Пусть развлекутся, да и стойкостью духа тут есть с кем померяться...

Дверь будки распахнулась, и в нашу беспокойную жизнь ворвался новый персонаж.
Не заявленный ни в одном из сценариев – ни в чаплинском, ни в моём. Лицо его, подвергавшееся износу, поди-ка, лет тридцать, отличалось крайней худобой, выпученными глазами и конопатостью. Казалось невероятным, что один человек может носить на лице такое количество веснушек! Они определённо уже карабкались друг на друга…
Конопатый шёпотом поинтересовался:
– Ты чего тут? Где Лёха?
– Я безбилетник, – отозвался я, тоже шёпотом.
– А-а, – сказал конопатый в полный голос. – Тогда посиди, а я пойду милицию вызову. Э, да в зале ещё кто-то есть!
– Дети в зале, – сказал я просительным тоном. – Не мети пургу, слушай… пусть досмотрят. Это же беспризорники. Ну, будь человеком!
– А-а… тогда я не пошёл, а побежал, – сказал конопатый и сунулся было в дверцу кинобудки, но, ухватив за шиворот, я вбросил его назад, аккуратно захлопнул дверцу и сказал, глядя в выпученные глаза с бровями в ржавчине:
– Сказано тебе, сиди тихо!»

«… лицо конопатого выразило крайнее изумление, после чего он бросился на меня.
Вначале я лениво принял хлынувший град ударов. Однако, видя, что агрессор не унимается, улучил момент и отпустил веснушкам полноценную оплеуху. Снова захватил ворот рубашки, крутанул, слегка придушив противника – в надежде, что заставлю его успокоиться… куда там! Лицо незваного гостя позеленело от удушья, контрастируя с веснушками. Глаза, ещё больше выпучась, налились дурной кровью. Самое неприятное, что ручонками сучить этот гадёныш принялся ещё энергичнее...»

«… боясь, что дети услышат возню и перепугаются, я легонько стукнул пришельца головой об стенку. Конопатый ахнул, начал было опускаться на пол… но от удара обрушилась полка с канцелярской мелочью. В руках у рыжего клоуна оказались маникюрные ножницы с острыми загнутыми краями. Он тут же пустил их в ход. Первый удар глубоко рассёк мне левую щёку, алая кровь полотнищем хлынула под рубашку. Следующие тычки пробили кисть и предплечье, потом посыпались безостановочно. Задыхаясь от боли, по-прежнему стараясь не шуметь, я кое-как сбил противника на пол и попытался слегка придушить. Раздражаясь от запаха собственной крови, я потихоньку утрачивал душевное равновесие, что становилось опасным – для нас обоих…»

«… экранный Чарли наконец-то осознал, что домик, давший ему приют, стоит на самом краю обрыва. Бродяга заметался в поисках равновесия, но привычный мир то и дело ускользал от него. А зрители неистово хохотали, наблюдая, как бывает унижен и слаб человек, утративший контроль над стихией...»

«… конопатый явно слабел, однако не переставал наносить удары.
С ума сойти! Такое впечатление, что он нашпигует меня сейчас чесноком, чтобы запечь в духовке… вот гад упрямый! Никак не уймётся. Только не в шею, сука, яростно размышлял я, задыхаясь и кашляя, не дай тебе Бог-Всех-Рыжих попасть в артерию!.. В самом деле ведь придушу, чего доброго. Пальцы устало соскальзывают с перемазанного моей кровью вражеского горла… ну и чёрт с тобой! Наконец-то и мне слегка подфартило: под столом отыскалось ведро с мокрой тряпкой. Продолжая удерживать рыжего клоуна на полу, я вытащил тряпку из ведра и попытался засунуть вместо неё вражескую голову. Голова в ведро помещалась… но до воды, к сожалению, не доставала! Тогда я перекатил рыжего на живот, ткнув его носом в грязную, мокрую тряпку. Вполсилы шарахнул локтем в затылок. Впрочем, и полсилы-то, кажется, не оставалось.
Но конопатый расслабился и затих...»

«… Чарли с аппетитом доедал шнурки, и Большой Билл, вместе с восторженно хохочущими зрителями, дивился неиссякаемому оптимизму маленького бродяги. Скоро будет знаменитый танец с булочками. Хотелось бы, как хотелось бы посмотреть...»

«… отдышавшись, я кое-как встал на ноги, ощущая неистово бегущие под рубашкой потоки крови. Пошарил в столе: смотри-ка, снова удача! Отыскался кем-то забытый пузырёк с кристалликами марганцовки. Открывать пришлось зубами: руки пока что слушались, но не слишком уверенно. Я высыпал горстку кристалликов в крышку от баночки из-под детского питания. Механики любят держать в таких баночках мелкий крепёж… поискал глазами, нет ли какой-нибудь воды. Но вода была только в грязном ведре. Тогда я аккуратно сплюнул пару раз в крышку от баночки. Размешал тут же подобранным карандашом полученную жижу. Вытащив из кармана платок, разорвал надвое и, промокнув раствором марганцовки, стал поочерёдно прикладывать к многочисленным порезам. Вот когда израненная шкурка заболела по-настоящему… Поверженный клоун очнулся и застонал. Снова сунулся лицом к дверям. Лежать, сказал я ему и вновь шарахнул в затылок. Какого чёрта ты меня так испоганил!..»

«… обшарив карманы пришельца, я нашёл лишь пару мелких купюр: не густо…
На лечение пойдут, сказал я себе, обозлённый донельзя. Сунул деньги в нагрудный карман и вышел к детям. Фильм заканчивался. Надо бы вернуться в будку, выключить честно отработавший видик, но я вспомнил про конопатого и сплюнул: ладно, само погаснет! Дети досмотрели комедию и принялись обмениваться впечатлениями.
Тут Даша заметила, что я весь в крови...»

«… подойдя, она спросила вполголоса, стараясь не испугать брата:
– Что случилось?
– Кошка поцарапала, – сказал я.
…чёрный кот, облезлый кот...
– Эх, здорово! Ты что, порезался? А что теперь делать будем? – подбежал сияющий Ванька.
Что делать, что делать… больше всего на свете мне хотелось бы лечь и закрыть глаза.
Болело всё, даже позвоночник! И как-то нехорошо, толчками расходился по телу озноб от изрядной потери крови.
– Что делать будем? – сказал я с натужной улыбкой. – А пойдём теперь в круглосуточный магазин! То есть, Даша сходит, а мы с тобой погуляем… Дашка, держи-ка деньги.

Не хватало ещё, чтобы, углядев такого красавца, продавцы подняли тревогу!
– А что купить? – сказала Даша, машинально поглаживая ассигнации.
– Как что? – удивился я. – Две больших, жёлтых груши…
И потерял сознание…»

«… каким-то чудом дети, привыкшие к вечно пьяной и взрослой родительской ноше, вынесли меня через проём. И даже выволокли на улицу. Только там я смог очухаться и на своих ногах добраться к подвалу. Менты злополучных взломщиков не искали, ничего ж не пропало! Но и прочим обывателям было не до нас: утром начался путч…»