allo : ??? ...ины глазки

Лето. Тихий Московский скверик
среди шумных бистро и клубов.
Утки. Пруд. Подзаросший берег.
И Анютиных глазок клумбы.

Мы в траве. Не отводим взгляда
от чудных лепестков-ресничек,
нет… нам всё же подкрасться надо
к обнаглевшей беспечной дичи!..

То-то! Утки уже в зените!
А крылами бьют как манерно!..
Их понты белой нитью шиты:
ведь по сути — Париж с фанерой!

До-пиз-ды!… и цветы и утки.
Ну а мы кто? Мы — ваш расказчик.
Догадаетесь — флаг вам в руки.
Право: "… ищущий да обрящет!..."

Но и мы кое-что поищем.
Нам не очень то много нужно:
Нам бы сердце найти почище,
побелее найти бы душу...

А зачем? Ну, спросите смело.
Больно надо нам вас динамить -
Всё узнаете, суть да дело,
а пока что давайте с нами...

Так… Куда бы?.. Где, где, простите?
в той высотке на Сивцев Вражек?
/На пороге больших открытий.../
Что ж, посмотрим — седьмой этажик..

* * * * *

Мы в окошко, зачем на лифте,
пусть на лифте старушки ездят...
а не нравится — отвалите,
шум фиесты здесь неуместен.

Здесь такая в окне картина:
Есть дивчина, зовут Анюта -
/десять лет, хороша, невинна/
перед зеркалом летним утром.

И пока папа занят делом,
/над глазуньей колдует в кухне/
изучает нагое тело:
как прикольно сосцы набухли...

В сердце Ани другие муки:
У неё есть крысёнок Веня.
Он игривый, он любит руки,
но он слишком… обыкновенный.

Аня Веню купала в ванне,
целовала, любила тискать.
Но от Вени устала Аня
и теперь мечтает о киске.

Что вы? Никаких извращений!
Об обычной пушистой кошке,
той что тушку крысёнка Вени
/будет время.../ положит к ножкам...

Жгут минуты часы и сутки,
а пока это всё не в тему.
И пока Веня точит зубки
чёрным кабелем от модема.

Хлорвиниловый вьётся кабель...
/Ух!.. Как ярко сверкнула память:
манит палой листвою Каин -
тянет в небо, на волю — Авель./

* * * * *

Ладно… Глянем, куда стремятся
гигабайты пьянящих данных
мировой паутины блядства:
вот судьба — оседают в дамах...

Мама Ани — бывалый юзер:
твиттер… мэйл… и в ЖЖ аккаунт,
волокёт в USB, блутусе,
как в блестящих мечах Маклауд.

Гуру слэнга, гроза контекста -
шутит в блогах легко и тонко.
А в вопросах любви и секса
Мама Анина — амазонка!

А когда нежный демон ночи
отлучает от кресла жопу,
как же палец давить не хочет
на системного блока кнопку!

Потирает во сне колечко,
что когда-то судьбу связало:
Как же ты, судьба, быстротечна!
Как же жизни порою мало...

Знаем, милая, знаем, хули:
Тяжело, но пока не блудишь.
Будет отпуск, подруга в Туле...
Всё срастётся, чего там — люди ж..

* * * * *
Люди… Ночи иллюзий, хочка...
Тело, груди… крысята, кошки...
Эх, людишки! Грешки — грешочки
в зеркалах… по чуть-чуть, немножко...

Всё — путём?.. Ах, да неужели?!
Только вот чей-то глаз в районе
преломлённого отраженья
в неприкрытом дверном проёме!

Ерунда? Но в сухом остатке -
нагота побеждает, ибо
выжгет памятью на сетчатке
у отца чистоту изгибов.

И какая-то злая муха
будет вечно теперь в полёте...
А пока сменит силу духа
на частичную твёрдость плоти.

Не дрожи, дорогой, не время.
Года три-четыре… Но всё же
ты своё потаскаешь бремя.
Чуть попозже, дружок, попозже...

Нет, тебе не сидеть, конечно.
Кто ж трещит о такой науке?
Всё вполне себе безмятежно.
Ну а внуки… ну что же внуки...

* * * * *

Вы расстроены? Не грустите.
В очевидном немало смысла.
Всё ж расписано на иврите...
Ну так что? Гульнули некисло?!

Ну ка, живо протёрли зенки!
Проглотили дурные вздохи!
Ну а как же ружьё на стенке?
Или вам, сцуко, Чехов — похуй?!!

Вон и утки летят — хохочут.
Мы за утками двинем следом
в те края, где народов отчим
до сих пор матерям неведом,

где крестьянам из Палестины
припекало светило в чакры,
побуждая сажать осины.
Но осины под солнцем чахли

и, сгорая, шуршали пеплом
между странами и веками.
Лишь одна над обрывом крепла,
странно прочная, будто камень!

Да пиздим… Не ведитесь сильно.
/Ишь, опять скрытый смысл ищут./
Так… Обычная древесина.
Только вот годков — дохуища...

Ну так вот, на осинке этой
до сих пор между листьев алых
/их там, тьма и весной, и летом,
типа… крона седою стала./

шелестит вместе с ними чёрный
нихуясебеблять листочек.
Он давно уже цвета дёрна,
только дёрн его брать не хочет.

Черенок возле шеи вьётся,
/хлорвинилу здесь не извиться/
и смеются с луною солнце,
и зовут пустотой глазницы!

Но Анютиных глаз реснички
только ноги ему щекочут,
а надменные стаи птичьи
рвут пропащую душу в клочья.

Так и тянут цветы да утки
шею в небо, а в землю — пятки.
Принесли мы свой сон, Иудке.
Спи спокойно. Твой мир — в порядке.