Голем : Конфуцианец Михеев

* * *
Догорали остатки ночи, зимы и смены.
Ноздреватые сугробы, шипя, царапались на прощанье.
Блестя дальним светом, михеевское такси-«шевроле» ползло средь доминошных пятиэтажек. Обогнуло рытвину, похожую на воронку от мины, и замерло перед канавой с мостиком в две доски. Освещения не было, лишь сбоку на стене мигала вывеска: «Мясо парное».
Сверзиться бы, мрачно подумал Михеев, и нате вам – центнер парного мяса!
В душу мать, прости меня, грешного. Пора выходить на связь.
– Диспетчер! – воззвал Михеев. – Ответьте триста двадцать второму.
– Отвечаю, «три двоечки»! – тоненько спела рация.
– На месте, приглашайте… пока я жив.
– Не засоряйте эфир…
Михеев сплюнул в окно, засоряя мировое пространство.
Позывной «три двоечки» совпадал с номерными знаками «шевроле».

Сели двое.
Длинный брюнет, вислогубый и тощий, с понурым носом, по-хозяйски устраиваясь на переднем сиденье, отодвинул его и со вздохом облегчения вытянул ноги. В атмосфере салона моментально восторжествовал запах дешёвого алкоголя. Второй пассажир, коренастый и крепкий, с коренным пейзанским лицом, улёгся на заднем сиденье. Покосившись в зеркало, Михеев про себя обозначил второго «Желвак».
Маршрут известен: с Салова на Костюшко… из хрущоб в хрущобы.
Едва тронулись, Желвак обозначил тему:
– Служивый, тормозни на перекрёстке! Насыпем соль на рану… Может, парочку «синебрюхих»?
Вислогубый с готовностью отозвался:
– Сгоняй.
Пассажиры определённо были «на взлёте».
Вот суки, подумал Михеев и кротко молвил:
– Если не возражаете, хотелось бы получить.

Вислогубый, не чинясь, протянул Михееву тысячную купюру, в три раза превышающую стоимость их поездки. Зато вскипел Желвак, едущий на халяву:
– Предоплату берёте только с нас? Или с любого?!
– Время позднее, – проронил Михеев непрочным голосом. – Двое, под градусом…
– Экие мелочи! – сказал Вислогубый, как показалось Михееву, привычно улаживая конфликт.
– Суета в мелочах подвергает опасности успех крупного замысла, – назидательно промолвил Михеев.
– Поучи жену щи варить! – среагировал Желвак.
– Это же Конфуций, – обиженно сказал Михеев.
Вислогубый кивнул задумчиво.
– А это же ларёк! – радостно сказал Желвак и вылез из машины.

Аромат поддельного можжевельника провоцировал в Михееве брожение неподдельной рвоты.
– Люся! – сказал Вислогубый, держа мобильник перед собой, словно собираясь им закусить. – Мы с Фёдором едем. Приготовь там что-нибудь… не знаю… знаю, что поздно, а ты привстань!
Помолчав, Вислогубый спросил, как бы обращаясь к себе:
– Может, не едем к Люсе?
– Устроим мальчишник? – зевнув, осведомился Желвак.
– Надеюсь, не здесь? – уточнил Михеев.
– Только что объект сдали, – сказал извиняющимся тоном Вислогубый. – Лабаз чинили после пожара. Мы с Федей электрики, отделочники, да всё, что угодно… на подрядах халтурим.
– Давай в «Потанин», – сказал Желвак. – Там пара знакомых девок.

Михеев, содрогнувшись от упоминания ночного клуба, отыграл диспетчеру: меняем маршрут, сумму уточню по готовности… Рация рыкнула одобрительно и затихла.
– Денег маловато, – протянул Желвак. – То ли дело в девяностые… Бабло рвали пачками! Помню, стоим на стрелке с казанскими…
– Я в те годы ментом был, – оборвал Вислогубый. – Причём неплохим. Твои братки, да и половина прочих, заносили нам регулярно. И по-хорошему!
– Мусорок, значит! – хищно сощурился Желвак, но тут же ослаб. – А как насчет второй половины?
– Тоже заносили, но по-плохому, – твёрдо сказал Вислогубый.
Михеев думал, поёживаясь: вот и всю Россию, говнючки, прессовали вы с обеих сторон…

Огни «Потанина» прожигали жизнь с истовостью ярмарочного зазывалы.
– Какой симпатичный драйвер! – услышал Михеев и высунулся в окно, пялясь на хрупкую иноходицу в розовом лоскуте.
– Драйвер как драйвер, – сказал снаружи Желвак, держа иноходицу под уздцы… э-э, за талию. – Пармезан от фармазона не отличит… а-а, вот и Люська!
Сквозь клубные двери пробилась ещё одна созревающая фигурка.
– Красивые женщины радуют благородный мужской глаз, – заискивающе сказал Михеев.
– А некрасивые – женский! – подхватил Желвак. – Девочки, вы верите в любовь с первого раза?
Девочки с готовностью захихикали. Михеев снова содрогнулся и стих.
– Мы за шампусиком! – сказал Вислогубый, и вся четвёрка исчезла.

– Эй, ты чего? Не понял, ара?! Тут наше место! – услыхал над ухом Михеев.
Жмурясь от иллюминации, Веня с готовностью вылез на тротуар.
Перед ним, блестя лошадиной челюстью из подставного металла, стоял азербайджанец в кожаной куртке и негодующе теребил чётки из мелких янтарных шариков.
– Переплетая доброе, нельзя исключить и переплетение злого, – заискивающе сказал Михеев.
И вздрогнул от ненависти к чужаку.
Азербайджанец понятливо взмахнул кулаком, и Михеев облегчённо слетел под колёса собственного «шевроле». Раздался следом звучный шлепок, визг жести, и обидчик Михеева оказался рядом с обиженным.
Сверху, кровожадно вращая белками, над ними навис Желвак.
– Серёга, пробей-ка мне «Жигули», номерной знак «катерина- один-шесть-семь»… – пробубнил где-то неподалёку голос Вислогубого.
Замерев, как новобранцы, девочки скромно жевали губками.
Привстав и наклонившись к азербайджанцу, Михеев назидательно произнёс:
– В войске благородного много справедливости, но мало человеколюбия!
– Вот гады! – в тон ему отозвался азербайджанец. – Бригадами бомбить начали.
– Мы не бригада, – возразил Михеев. – Мы экипаж.
– Садись уже, экипаж, – с неудовольствием отозвался Вислогубый. – Пора лететь к стюардессам!

Ещё каких-то двадцать минут, и искатели приключений оказались в дебрях Авиагородка.
Девочки вышли и направились к подъезду, следом покатился Желвак.
– Сколько с нас? – спросил Вислогубый.
– Тысяча двести, – отозвался Михеев. – Если посчитать с ожиданием…
– Если посчитать с ожиданием, ты будешь сам мне должен, придурок! – нервно сказал Вислогубый и хлопнул дверцей.
Да пошли вы, рёк ему вдогонку внутренний голос конфуцианца Михеева.
Разум, оскорблённый действием, незаметно скатывается в эмоцию…