Михал Мосальский : Сны о Кобре (some memory)

Любая странность наяву, во сне странность само собой разумеющаяся.

Когда моя мать принесла из подъезда пушистого котёнка пепельного окраса, все домашние были против этой идеи. Я особенно. Кто знает, может этот комок шерсти трепак какой-нибудь с собой притащит? Матриархат взял верх. Уж очень мама набожная.
Первое время, если котёнок лез ласкаться ко мне, я ловким движением руки или ноги откидывал его подальше от себя. В ответ на мои действия, я получал регулярные лужи кошачьей мочи под моей кроватью.
В итоге, найденная кошка надолго стала обязательным атрибутом нашей хаты. За хитрые желтоватые глаза и отсутствие полового члена, назвали кошку «Кобра».
**

Открываю глаза на чужой кухне. По правую руку от меня большое окно на улицу, испачканное коричневыми пятнами, размером с человеческую голову. Сквозь стекло в помещение с трудом пробивается слабый дневной свет.
В кухне все стены обклеены бежевыми фотообоями с повторяющимся портретом Джима Моррисона с сигаретой во рту. Слева от меня, на кухонном столе, кто-то заботливо положил: два огурца и помидор, гаечный ключ и Коран. Ничего не трогая, иду в зал, но замираю на пороге, встретившись взглядом с Коброй.
Кошка сидит на советском полосатом кресле времён Второй мировой. Делаю два шага вперёд и снова останавливаюсь. Дверь в соседнюю комнату открыта настежь. Вижу письменный стол в глубине маленькой зашторенной комнаты. Думаю об этом не больше секунды. Просто мысль.
В армейской форме, лесной камуфляж, в межкомнатном проёме явил себя Рамзан Кадыров. Широким шагом, Рамзан пересекает комнату по дощатому, давно некрашеному полу. С грацией заядлого циркача, Кадыров проделывает в воздухе виртуозный пирует, налету ловит кошку в руки, и падает в полосатое кресло.
С полным безразличием в глазах, Рамзан корчит очень страшную гримасу, напоминая до крайности отчаянного человека. Я закрываю глаза на несколько секунд. Поднимаю веки и встречаюсь взглядом с кошкой. Во взгляде мольба о спасении.
В волосатом кулаке Кадырова появляется длинный охотничий нож. Я удивлён на уровне обыденности. Одной рукой Рамзан сжимает горло Кобре, во второй блестящий, зазубренный нож.
— Э, Рамзан, ты чего делаешь?
Кадыров завыл по-волчьи, оскалил зубы и поднёс нож вплотную к горлу кошке. Я крайне возмутился.
— Ты совсем охуел?! Здесь тебе не горы!
— Будю дэлать чтё захачу.
— Ну, ты и, ебанат, блядь.
**

Открываю глаза. Первое, что я вижу — белый потолок. В летней одежде лежу на своей кровати, закинув руки за голову. Ни на чём не фокусирую зрение. Очень расслабленно. Духовно, я, вроде как плыл в устойчивой лодке, сплавляясь вниз по течению горной реки.
Рядом с моими ногами, из ниоткуда, появляется Кобра. Очень пристально, не моргая, смотрит мне в глаза. Я тут же замечаю её необычный, осмысленный взгляд.
— Кошкин внук, как дела? – спрашиваю я шёпотом.
— Хорошо.
Нихуя себе!!! Она отвечает мне!
— Ты меня понимаешь, Кобра?
— Да.
Беру паузу. В мозг нахлынула масса вопросов.
— А ты всё понимаешь? – киваю головой в направлении телевизора.
— Почти всё.
— И кто же вы такие? Почему молчала до этого?
— Кошки – это «сосуды» для ныне покойных людей. Возможность быть рядом с родными. Остальное предопределяет провидение. Я, например, твоя прабабка по отцовской линии.
— А почему вы так собак не любите? А они вас?
— Понимаешь, Мишань, собаки это как… Это как фашисты среди животных.
— А, кто кошки среди животных?
— А мы, кошки, как евреи.
— Интересно. А по какому поводу началась вся эта история с вашими распрями?
— Слушай, Мишань, отъебись, а? Долгая история. Ты не поймёшь.
— Ну и пошла ты нахуй тогда, падла. – сильным ударом ноги, скидываю Кобру с кровати.

**

Открываю глаза в прихожей своей квартиры. Солнечные лучи проникают внутрь сквозь потолок и стены, разливаясь золотым светом.
Движения моего тела сильно заторможены. Прохожу несколько метров, оборачиваюсь и вижу тысячи копий продублированного меня. Словно бумажного человечка вырезали на типографском станке, из кипы газет толщиною в два метра.
Плывя по воздуху, ко мне приближается Кобра. Некогда пепельный окрас сейчас сменился на тёмно-багровый цвет шерсти. Глаза у Кобры угольно-чёрного цвета. Я сразу же нутром почувствовал, что только один из нас в будущем будет дышать кислородом, второй – кормить собою червей в земле.
— Ах ты, сука. Я кормил тебя, а ты задумала какую-то замануху недобрую?!
Возле моей левой ноги, на полу лежит чуть изогнутый, заклеенный скотчем, боевой меч. Медленно нагибаюсь за оружием, вытянув левую руку вдоль тела. Кобра хищно зашипела, вытянула лапы перед собой и обнажила необычно длинные когти.
Я очень вовремя пригибаю голову. Кобра пролетела в каком-то сантиметре от моего затылка.
— Пиздец тебе, демон! – сжимаю в руках меч и не чувствую никакой тяжести. Смертельно опасное, металлическое продолжение кистей рук.
Кобра кружит в воздухе в метре от меня, примерно на уровне моих глаз. Шансов у неё нет, теперь это очевидно. Замахиваюсь мечом, но быстро отсечь голову кошке просто не в силах. Чувствую себя дряхлым мудаком, неспособным ни на что.
Меч медленно врезается в Кобру, глубоко разрезая кожу. Цвет раны похож на обескровленный кусок мяса из магазина. Бью мечом по шее ещё трижды. Такие же порезы и не более.
Последний раз. Соберись же! Вся энергия направлена на один точный и быстрый удар. Отсекаю Кобре голову. Тело падает на пол к моим ногам, а голова отлетает за край сновидения. Цвет шерсти кошачьего трупа меняется вновь на пепельный окрас. Стало жалостливо как-то.
— Блядь, а ведь мама её так любила.