дважды Гумберт : Чёрное солнышко

1.
Когда умер Илья Иванович, жилец с первого этажа, дружки Сашка и Мишка при помощи плоскогубцев и стального прута вскрыли его подвальную кладовочку. Они грезили о сокровищах, но не нашли ровным счётом ничего ценного. Только мешки с трухой, наваленные как попало, рухлядь, какие-то старые тетради. Не было даже железного лома и банок. Сашка разочаровано попинал мешки и, поставив подбородок на стекло фонарика, состроил жуткую рожу. Что-что – а уж рожи корчить он умел. Мишка тревожно принюхивался. Запах подвала, тёплый, сладковатый и прелый, звал куда-то во тьму, не давал расслабиться. Казалось, подвал обычного пятиэтажного дома бездонен, и его ходам нет конца и порядка. Мишка присел над макулатурой, поворошил и наугад извлёк толстую тетрадь в жёлтой обложке. Сашка посветил. На обложке был какой-то сложный рисунок – косой, ветвящийся частокол из искривленных линий, острые крючки, и аккуратно приклеенные буквы из кожи. Тетрадь вся была исписана одинаковым строгим почерком. Причем, чернилами. Кое-где, на полях, встречались вытянутые каракули и переплетенные значки.
Разобрать то, что было написано на обложке, он не успел. Сашка вдруг резко ударил его по рукам и выбил тетрадь.
- Фу! Параша! – загоготал Сашка, отчего все пугливые мишкины страхи разбежались кто куда. В мире бесконечных летних каникул бояться нечего. Ясно, как день, что подвал никак не может быть шире и глубже фундамента дома. И советская страна, в которой им повезло родиться – это одна прямая, просторная, освещенная комната с огромными окнами. В ней нет ни ужасных бродяг, ни безумных убийц, ни отвратительных крысолюдей. А Илья Иванович, одинокий человек с высоким лбом и прозрачными, почти белыми глазами, никогда не узнает, что Сашка и Мишка залезли в его кладовочку, потому что Илья Иванович лежит на кладбище, в заколоченном деревянном ящике, под толстым слоем земли.
*Я настоящий хулиган, — сквозануло в уме у Мишки. – Сорви-голова*.
- Динке покажу, — с вызовом сказал он и подобрал тетрадь с пола.
Динка – некрасивая девочка из соседнего дома. Горбатенькая, с большим крючковатым носом, свалявшимися волосами. Она старше Мишки, выше его ростом и носит очки. На горле — большая родинка, на кулаках – бородавки. С лица не сходит глупая, кривая ухмылка всезнайки. Мишка не любит ее. Однажды, когда Динка проходила внизу, под его окном, Мишка прицельно плюнул, и смачный плевок звонко щёлкнул ее по макушке. Интересно, о чем она подумала, когда поняла, что угодила под чей-то плевок? Мишка немного пожалел Динку за ее позорное невезение. А вот – не ходи, матрёна, под окнами. Могут и рояль сбросить. Не по злобе, а из озорства, из спортивного интереса. Народ-то вокруг живет диковатый, непредсказуемый. Иногда по ночам кто-то грозно ухает или жалко скулит. Мишке кажется, что если ночью выйти на улицу, то обязательно покроешься животным волосом, станешь каким-нибудь зверем.
Сашка наклонился над грудой бумаги, сунув фонарик под мышку.
- Динка – тупая, — чиркнула спичка. – Пальцем в жопе ковыряет. Сопли из носу текут. И тухлятинкой воняет…
Мишка почувствовал болезненный укол непонятного чувства. Он сжал кулаки и разбросал занимавшийся костерок.
- Ты чо, совсем дебил? Дом подожжешь. Идиот! – громко прошептал он.
Сашка и Мишка (Сашка немного плотнее и выше) стояли друг против друга, выпятив груди, как петухи. Как Шерлок Холмс и профессор Мориарти. Как румяный красноармеец и бледный белый офицер. Как самые настоящие враги, которые, встретившись, неминуемо вступают в беспощадный поединок. Мишка выхватил у Сашки свою собственность – мощный армейский фонарик. Сашка нехорошо улыбнулся, жёстко толкнул Мишку на груду бумаги и, выбежав из кладовочки, прихлопнул хлипкую фанерную дверь. Послышался металлический скрежет.
- Ну, и сиди, как лох, теперь, — крикнул Сашка и не спеша пошаркал назад – к выходу.
Мишка надавил на дверь – заперто. Снаружи, наверно, или крючок, или щеколда. Сразу стали резче запах теплой пыли и чад от горелой бумаги. Мишка посветил на широкий зазор между косяком и дверью и увидел, что щелистую дверцу держит продетый в петли толстый стальной прут. Как же ловко Сашка всё это проделал – не иначе подготовился. Вот ведь гад!
Вероломство друга погрузило Мишку в состояние черной меланхолии. Вокруг громоздилась таинственная тьма, но Мишке было не до детских страхов. Бессмыслица, душная и непроглядная, раздавалась за хулиганской выходкой Сашки. Неужто просто запер его и ушел? Лишил его свободы и света и тут же выкинул из головы? Как это верно подмечено: чужая душа – потёмки.
- Эй, козёл? – неуверенно позвал Мишка. – Открой, ебанат!
И что самое неприятное – правы были мишкины родители, когда запрещали ему водиться с Сашкой. Одно упрямство мешало ему осознать, усвоить уже готовый вывод, который медленно вызревал в нем самом: Сашка – другой, он из чужого, скотского мира. Он не друг, а дебил. И вот прямое тому доказательство. Друзья так не поступают. Только дебилы, недоразвитые дети, зверьки. Сашка тоже по-своему недоразвит, убог. Пройдет совсем немного времени, их жизни навсегда разойдутся и больше не встретятся. Без пяти минут, они чужие люди. Это же ясно, ясно.
- Ебалай! – закричал Мишка и тут же примолк, остановленный тяжелым и горьким чувством. Непрошенное, оно натекало откуда-то сверху, как сироп. Он выключил фонарик и мелкими долями, с широко открытыми глазами повернулся вокруг оси. Тьма подмигивала, вскипала сказочными узорами, пела, кружилась. Никогда еще Мишка не чувствовал такого полного уединения, выраженного в отсутствии звуков и света. Не только дружок Сашка, но даже родители, даже бабушка показались сейчас тенями, непоправимо далёкими, не имеющими к нему отношения. Без посторонней помощи дверь он открыть не сможет. А помощи не дождешься, потому что его самого – нет. Возможно, он был, а потом умер, как Илья Иванович. А может быть, всё гораздо хуже. Его не было никогда, жизнь осуществлялась без него, а если и с ним – то он был при жизни в значении лёгкой пушинки, погрешности, завитушки. Потери никто не заметит. Пусть у него есть руки и ноги, дыхание и глаза, но он – чистая выдумка. В сравнении с ним Том Сойер, Бекки Тэтчер, индеец Джо куда более реальны. Про них снимают фильмы, их роли исполняют живые актеры. Мишка некстати припомнил мрачного маргинала из романа Марка Твена. Индеец Джо в жутких мучениях окоченел у запертой двери на волю. Он был злодей, но вызывал жалость, потому что его смерть была взрослой, нешуточной, настоящей. Как в крохотном зеркальце, в ней, в этой смерти, отразилась кровожадная бездна боли и ужаса, куда сорвалась душа индейца. Мишка ему немного симпатизировал. Он хотел бы походить на индейца Джо. Быть таким же циничным, жестоким, непредсказуемым. Но только не в смерти. Так умереть он бы не смог. Потому что это была лоховская смерть.
- Ебанатор! – снова выкрикнул Мишка, понимая, что никто его не слышит. И почему-то зловеще расхохотался. Странные взрослые мысли лезли ему в голову. Он был твердо уверен в том, что его собственная душа после смерти не скатится в тартарары, а полетит в противоположном направлении, где все будет хорошо и интересно. Сел на пол, подложив под себя тетрадь, и погрузился в утешительное оцепенение. Детские обиды и страхи сносило в сторону, они становились всё меньше, комкались, пока не исчезли. Он чувствовал себя так, точно прожил долгую жизнь и постепенно утратил к ней всякое чувство, отвязался, стал полым, окаменел. Умер для жизни, но продолжал жить уже для себя. Оказывается, не быть можно было по-разному – в ущерб себе и на благо. В голове у Мишки словно включилась бесконечная дума, и он испугался тому, насколько глубоко он в нее забрался. Потому что времени там не было, и миллион дней летних каникул могли пролететь за секунду. Вдруг вдали дрогнули три искорки света. Тьма поредела, стала весёлой и позолоченной. В ней угадывался, переливался круглый, как горошина, приветливый городишко.
Слабый свет исходил из заставленного рухлядью угла. Мишка включил фонарь, положил его на пол и не спеша разобрал завал. Под завалом оказалась сквозная дырка. Вместе с надеждой вернулись все страхи. Мишке казалось, что если он хоть чуть-чуть поторопится, явит свое нетерпение, мандраж, то за его спиной сразу оформится гадкий человекокрыс. А то и сам хозяин кладовочки, покойный Илья Иванович. Он ведь по рассказам родителей тоже умер не просто. Смерть долго игралась с ним руками хирургов. Он терзался страшной внутренней болью, не раз выходил из себя. Вот и проделал своим смертным утробным ужасом небольшую дыру. Как раз в пору, чтобы в нее прошла мальчишеская голова.
Мишка оглянулся и еще раз осветил всю кладовочку, чтобы набраться уверенности в том, что никого в ней нет. Сунул в дырку тетрадь, фонарь, да и голову. Соседний отсек был мутно освещен из оконца. Мишка протиснул в дырку одно плечо, перевернулся на спину и ужом, обдирая одежду и кожу, двинулся сквозь стену. Страх щекотал ему пятки. Вдруг, на расстоянии вытянутой руки, у основания стены Мишка увидел большую рыжую крысу. Мишка похолодел от отвращения.
- Кыш, дура, кыш! – с возмущением прошипел он.
Как ни в чем не бывало, крыса еще приблизилась и поскребла коготками по обложке украденной тетради. Человечка, перекушенного бетонной стеной, она, по-видимому, не боялась. Злая мордочка дёргалась, бусинки глаз стали алые, как костяника.
- У-у! – с ненавистью, человеческим голосом проговорила крыса. – Хайль Гитлер.
Мишка пошарил свободной рукой. Брякнул обрезок трубы. Крыса, как и положено крысам, метнулась и скрылась под старыми досками.
Слава богу, решетка на оконце держалась не плотно. Мишка приставил к подоконнику длинную доску, осторожно поднялся по ней и сосредоточенно выбил решетку ногой. Вольный мир после унижения подвальной кладовкой показался ему неприветливым и огромным. Да таким он и был. Только это ничуть не пугало. Солнце зашло за тучи и поливало знакомый двор пепельным светом. Мишка имел полное право гордиться собой. Он бежал. Спасся сам, без чьей-либо помощи. В отличие от невезучего индейца Джо.
2.
Динка сразу же наложила на похищенную тетрадь свою зеленоватую, крапленую чернилами ручку. Она близоруко нюхала тетрадь, листала, скребла приклеенные к обложке буковки, с умным видом шевелила губами. Выглядела она при этом как чокнутая. Было ясно, почему у нее нет подруг и друзей ее возраста. Мишке-то было не жалко. Пользы от этой тетради не было никакой. Прочитав название на обложке, он понадеялся, что там приключенческий роман. Вроде того, что он недавно жадно прочёл — *Копи царя Соломона*. Название у рукописи действительно было чем-то похоже. А покойный Илья Иванович, владелец этой тетради, по наружности своей и доброй, безоружной улыбке, вполне мог бы служить советскому обществу детским писателем. На поверку рукопись оказалась неинтересной и нечитабельной, как учебники по экономике и математике в библиотеке отца. Правильно сказал Сашка — *параша* и есть, грязная бесполезная вещь. *Засифачился* только. Мишка думал, стоит ли рассказывать Динке про говорящую фашистскую крысу и про предателя Сашку. Рассказать хотелось, но он решил, что не будет. Есть вещи, которые нужно держать при себе и никому не давать, как зубную щётку. К тому ж, они с Динкой были не одни. Вместе с ними на чугунной эстакаде, пристроенной к зданию бывшей бойлерной, сидел и болтал ногами новый мальчик по имени Тимур. Он жил где-то на БАМе и приехал сюда погостить. Ладный, с темным лицом и живыми, насмешливыми глазами. Мишка уже боролся с ним на кулачках и проиграл. Тимур был намного крепче и мог объяснять непонятные слова.
- Ошибки гоевских администраций будут описываться нами в самих ярких красках. Мы посеем такое к ним отвращение, что народы предпочтут покой в крепостном состоянии правам пресловутой свободы, столь их измучившим, истощившим самые источники человеческого существования, которые эксплуатировались толпою проходимцев, не ведавших, что творят… — медленно, вдумчивым голосом вычитал Тимур из тетрадки. Казалось, ему доставляет удовольствие правильно произносить непонятный текст. Так читали, наверное, смешные крестьяне в своих избах-читальнях. Но в конце фразы его голос дрогнул от смеха, и стало понятно, что он просто прикалывается. Мишка с Тимуром с пониманием переглянулись. Тимур бережно, с полупоклоном, вручил тетрадь Динке.
- А что такое протокол? – спросил Мишка.
- Мой отец – милиционер, — не рисуясь и не стесняясь, сообщил Тимур. – Он составляет протоколы. Это такие документы, которые потом попадают в суд.
- А-а, — протянул Мишка. – А кто такие сионские мудрецы?
На обложке проклятой тетради было написано: *Протоколы сионских мудрецов*.
- Не знаю. Наверное, это такие старички с тросточками. Вроде Леонида Ильича Брежнева.
- Дураки вы оба, — вякнула Динка. – Это наверняка запрещенная книга.
- Что значит – запрещенная? – спросил Тимур. – Зачем запрещать книги? Разве такое бывает?
- Еще как бывает! – Динка задрала свой крючковатый нос. – Отец берет такие почитать. Я сама видела. Он их хранит в запертом ящике.
- Зачем в ящике? – спросил Мишка. – У меня отец в ящике ружьё хранит.
- А затем! – со злорадством заявила Динка. – Такая книжка поопаснее ружья будет. Потому что она волшебная, заповедная, заколдованная.
Мишка с Тимуром снова переглянулись. Мишка демонстративно хмыкнул. Динка, с кривой ухмылочкой, прикусила губу.
- Ну, может быть, — дипломатично сказал Тимур. Он производил впечатление очень воспитанного и чистоплотного мальчика. Особенно на фоне Мишки, который бежал из подвала. Но Тимур у них во дворе человек посторонний, случайный. Мишка решил выяснить всё до конца.
- Динка, ты чо, правда, в сказки до сих пор веришь? – прищурившись, спросил он. – В колдунов, леших, в приведения? Да?
Если начистоту, Мишка был очень зол на Динку. Это она убедила его в том, что Илья Иванович – жилец непростой, а особый. Надоумила, подучила разведать, что там запрятано в его кладовочке. Мишка как дурак и повелся. Да еще и Сашку на глупое дело подбил. Теперь ему хотелось отомстить Динке, унизить ее.
- Ты чо, дура? Тебе сколько лет? Ты же в старшие классы скоро пойдешь. У тебя же сиськи уже, как у взрослой, — добавил Мишка и прикусил свой болтливый язык. Прошлогодним летом Динка дважды задирала перед ним маечку и показывала свои сиськи. Один раз в подъезде, очень быстро. А во второй, в заброшенной бойлерной, она даже разрешила их потрогать. Приятное смятение и обжигающий стыд ощутил при этом Мишка. Как будто стоял у начала какого-то увлекательного и запретного пути. Да, можно сказать, он почувствовал себя околдованным. Динка его словно бы оковала. Привязала к физическим мерам, которые в человеческой жизни имеют решающее значение. В нем поселилось желание снова увидеть то, что у нее под одеждой. Но Динка больше ему не давала. А теперь и подавно не даст.
Ее лицо перекосилось от злобы, покрылось пунцовыми пятнами и стало почти красивым. Видно было, что она стесняется этого нового мальчика Тимура и хочет ему понравиться.
- А я была дома у Ильи Ивановича, и он мне показывал золото. Такие брусочки и крестики, — неожиданно сказала Динка и жалко улыбнулась Тимуру. – Он сказал мне, что он добрый волшебник, но давно уже не колдует.
- Почему? – спросил Мишка.
- Чтобы быстрее наступил коммунизм. Если люди будут надеяться на добрых волшебников, то коммунизм долго еще не наступит.
- А-а. Точняк, — сказал Мишка, несколько сбитый с толку.
- Если у него было золото, он обязан был сдать его государству, — проговорил Тимур.
- Золото очень красивое. Я бы хотела много, очень много золота, — засмеялась Динка.
- Нефть называют *черное золото*, — сказал Тимур. – Я когда вырасту, стану нефтяником.
Мишка сидел немного пришибленный. Странно, что Динка ходила домой к этому мёртвому дядьке. Тут какая-то неувязка. Ну, может быть, он подтягивал ее по английскому. В этот момент Динка зашла ему за спину и с обеих рук врезала ему тетрадью по голове. От неожиданности Мишка потерял равновесие и упал с эстакады. Острые камешки больно врезались в ладони. В принципе, высота была небольшая – два метра. Но ударила Динка от души. Хорошо, что не силикатным кирпичом, как хулигана Огуру. Мишка вскочил, отряхнулся. Голова немного гудела.
- Налагаю на тебя черное проклятие! – торжественно произнесла Динка и взмахнула тетрадью. – Ты никогда больше не получишь от родителей на мороженое.
Мишка задрал голову. Какое мороженое? Что она несет? Хотел было бросить в Динку каленый камень, но передумал. Хотел сказать, что она уродина, но сдержался.
- И еще, — добавила Динка, победно выставив плечико из-под несуразного зелёного платья, — до конца своих дней ты будешь писать никому не нужные сочинения. Про то, как ты провел лето.
- Ебанесса! – глухо, по-взрослому сказал Мишка и решительно направился прочь. Тимур тоже спрыгнул и нагнал Мишку. Они зашли в соседний двор и сели на деревянном бревне в форме крокодила. От Тимура исходила спокойная уверенность в себе. Обычно снисходительный к сверстникам, Мишка не мог понять, умный Тимур или глупый, шутит он или говорит всерьёз, свой он или чужой. Тёмная фигура мальчика казалась немного смазанной, была обведена лучистой подсветкой.
- Странная она какая-то, — сочувственно сказал Тимур.
- Ага, — согласился Мишка. – Никто с ней не дружит.
Тимур встал и со странной усмешкой обошел вокруг небольшой качели, сваренной из полых трубок. Она была окрашена недавно в какой-то безумно яркий цвет.
- А я верю в волшебные книги, — сказал он. – По-научному, волшебная книга называется гримуар. Она содержит древние заклинания и пророчества. Один из самых известных гримуаров называется *Ключ царя Соломона*. Только то, что у Динки – это точно не гримуар.
- Почему? – спросил Мишка.
- Если бы тебя ударили по голове настоящим гримуаром, ты превратился бы в крысу. Или в какашку.
- А я видел недавно говорящую крысу, — выпалил Мишка и сморщился – так неприятно было воспоминание. – Слушай, а откуда ты всё это знаешь?
Тимур встал ногой на сидение качели и внимательно осмотрел ее ось.
- Отличные подшипники, — сказал он.
- Что?
- Шарикоподшипники, — улыбнулся Тимур и с силой качнул кабинку. Качели стали равномерно повизгивать. – Я ведь немного волшебник.
- Да ну? – заржал Мишка. – И ты туда же. Фокусы, что ли, умеешь показывать?
- И фокусы тоже, — Тимур встал на облучок, состоявший из двух трубок, и подоткнул под одну из них мыски своих кед с олимпийской символикой. Присел и толкнул кабинку вперед. – А еще я немного умею предсказывать будущее. Денёк сегодня как раз подходящий.
- Как это? – подскочил Мишка.
И действительно, прямо на его глазах произошло маленькое чудо. В несколько сильных, уверенных рывков Тимур разогнал качели до полного оборота и замер вниз головой. Еще рывок – и перевернулся. Стал накручивать круги. Потом затормозил ход качели, снова постоял вниз головой и обернулся уже в другую сторону. Несколько раз провернулся на авось, в полную неизвестность, не глядя, спиной вперед. Тяжёлая бандурина качели с отчаянным скрипом рассекала воздух. Тень от нее металась по двору в лучах низкого солнца. Мишка, присев от восхищения, наблюдал этот фокус. Конечно, он видел по телевизору, как делают *солнышко*. Но то были десантники. А Тимур – обычный пацан.
После Тимура Мишка попробовал сам. Так же закрепил ноги, так же несколько раз присел и оттолкнулся. Однако едва лишь качели разошлись до трёх четвертей круга, Мишка испугался. Ему показалось, что руки сейчас оторвутся, отлетит голова. А земля, по которой ходят ногами, станет небом и раздавит в лепёшку. Он сдался и спрыгнул в песочницу.
- Рука болит, — пожаловался он. – Динка – зараза.
- Тут главное не бояться, — мягко сказал Тимур. – Не сомневаться в себе.
Мишка презрительно цыкнул сквозь зубы.
- Что ты там говорил про будущее? Брешешь, поди?
- Я немного умею предсказывать будущее, — повторил Тимур. – Для этого мне нужно подзарядиться. Я делаю *чёрное солнышко* на закате погожего летнего дня.
- Это вот это? – Мишка покрутил пальцем. – Спиной вперёд?
- Да. Меня словно прошибает током, — кивнул Тимур.
- А это не больно?
- Нет, не больно. Только очень странно.
- Блин! То есть, ты можешь предсказывать будущее?
- Ну, да. Чо ты вылупился? Я ведь с БАМа, — Тимур покровительственно похлопал его по плечу. – Ты можешь задать мне три вопроса. Чётких, конкретных. Так, как спрашивают урок учителя. Только думай быстрее, а то я выйду из состояния.
Мишка наморщил лоб. В голове, как нарочно, клубился туман. Ну, и набегался он за день.
- Ну, допустим. Когда умрет Брежнев?
- После долгой и продолжительной болезни скончался генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев, — прикрыв глаза, трагическим голосом проговорил Тимур. И добавил насмешливо, как о чем-то совсем не важном: В общем, это случится уже в этом году. Поздней осенью.
Мишка поёжился. Нравился ему этот пацан. Жаль, что он скоро уедет.
- Когда в Советском Союзе снова будет Олимпиада?
Тимур взглянул на него с грустью, помедлил.
- В 2014 году. В городе Сочи пройдет белая Олимпиада.
Мишка тут же прикинул, сколько ему будет лет. О, да он будет совсем старый, старше отца!
- Да, еще не скоро. Э-э, — задумался Мишка.
- Ну, давай скорее. А то мне домой пора.
Они встали с бревна и медленно пошли в обход дома. У Мишки была бездна вопросов. Он хотел бы узнать, что будет с Сашкой, с Динкой, с ним самим, наконец. Но о себе и о близких людях спрашивать было как-то неловко. И страшно. Не то, чтобы Мишка всерьез поверил в предложенную игру. Просто ехидничать, придираться ему сейчас не хотелось. Может быть, он устал. А может быть, проникся к Тимуру подлинным уважением. После всего того, что Тимур вытворял на детской качельке, он имел полное право поиграть в провидца и колдуна. И вот из затухающих колебаний мишкиного сознания сам собой воздвигся нелепый и страшный вопрос.
- Слушай, Тимур, а что будет с человечеством? Ну, со всеми людьми.
- Ты, наверно, имеешь в виду – как погибнет человеческая цивилизация? О, это первое, о чем я узнал, когда в пять лет меня сильно ударило током, — чуть театрально сказал Тимур и, расстегнув рубашку, показал рваное, темное пятно от ключиц до самого живота.
- Нихуя себе! – присвистнул Мишка.
- Человечество, к сожалению, скоро погибнет, — печально признался Тимур. – Из глубин поднимутся морские чудовища. Одни из них будут похожи на осьминогов. Другие на змей. Третьи на летающих акул. Они разрушат города, сожгут весь лёд и затопят землю до верхушек самых высоких гор. Никто не выживет, никто не спасется.
Они молча дошли до подъезда, где жил Тимур.
- И как скоро?
- Ну, может быть, мы с тобою еще до этого доживем, — с серьезным видом подмигнул Тимур. – Зуб даю, там будет на что посмотреть. Хочешь, я передам тебе эту способность?
- Способность?
- Да. Ты иногда тоже сможешь подглядывать в будущее.
- Ну, давай, — нерешительно согласился Мишка.
- Держи.
Мишка пожал протянутую руку. Что-то больно кольнуло. Мишка с недоумением посмотрел на свою ладонь.
- Только надо подзаряжаться, — напомнил Тимур и растворился во тьме подъезда.
Мишка еще послонялся. Он вернулся к качелям и еще раз попытался сделать *солнышко*, хотя бы простое, а не обратное. Но ничего не вышло. Маятник почти вертикально замер над планкой, а сделать решающее усилие не хватило духу.
Вдобавок, его отвлекала одна мысль. *Неужели он подумал, что я, как лох, ему поверил? Неужели он увидел, что я боюсь?*, — беспокоился Мишка. Хотя, какая разница? Все равно, этот странный Тимур скоро уедет на свой БАМ. Словно его никогда здесь и не было.
Солнце зашло за дома, в летнем воздухе разбрелись бледно-чернильные тени. Вдруг Мишка ощутил приступ страшного, нечеловеческого голода и вспомнил, что не ел с самого утра. Он хотел жрать, как слон. Как взрослый.
Больше Мишка не пытался накрутить на качелях *солнышко*. До самого конца лета он писал свой первый в жизни фантастический роман. Про то, как землю захватили океанические пришельцы.