Шева : Здесь вам не равнина

Месяц назад это случилось. Может чуть больше.
На Сокольнической линии. Между «Университетом» и «Проспектом Вернадского».
Вечерний час пик уже прошел. Толпы схлынули.
Было где-то девять, полдесятого вечера.
В вагоне, втором после головного, ехало человек пятнадцать, не больше.
Кто читал. Кто слушал плейер. Кто, после принятого «на грудь», храпел.
Обычная картина.
Вагон покачивался и вздрагивал на стыках. Грохот колес и лязг сцепки прорывался в вагон даже через закрытые форточки.
Но завсегдатаи метрополитена москвичи и «примкнувшая» к ним небольшая группа «гостей столицы» в образе трех таджиков привычно не обращали на этот грохот никакого внимания.
Если потом кто-то и рассказывал, что в атмосфере вагона витало какое-то предчувствие чего-то нехорошего, то скорее это было обычное вранье свидетелей необычного события.
Которые «потом» и все видели, и все чувствовали, и предугадывали.
Как в той знаменитой фразе — никто так не врет, как свидетель.
Кто точно ничего не видел — так это Михеич.
Ибо спал, похрапывая, после принятого с напарником Серегой после трудового дня. Вроде и немного выпили — по бутылке на брата, но чего-то сморило его.
Вика и Оля обсуждали вчерашний поход в ночный клуб. Мероприятием они были разочарованы — никто их не снял, музыка была отстойная. Пришлось еще самим раскошелиться на два коктейля да на такси домой, что сделало ощутимую прореху в их студенческом бюджете.
Вдруг Вика, что-то вспомнив, спросила подружку:
- Слушай, а ты видела, какой красавчик этот норвежец?
- Да уж.
- Вчера в клубе и близко не было никого похожего.
- А может, и слава Богу?
- Ну, не знаю, я просто в него сразу влюбилась. Сразу видно — характер нордический. Настоящий мужик.
Олег Петрович, в недавнем времени — чиновник, а сейчас — пенсионер, развернув газету, читал заинтересовавшую его статью.
- Не, ну ты посмотри, это надо же такое придумать, — …мультикультурализм состоит из трёх компонентов: марксизм, суицидальный гуманизм и глобальный капитализм…еще он напоминает о судьбах Косово и Ливана, где христианское большинство превратилось в меньшинство…восхваляет защитников Европы, вспоминая европейских средневековых королей…
А декларация независимости Европы на полторы тыщи страниц! А сам больше семидесяти человек жизни лишил! Негодяй! Как земля таких носит? Вот тебе и хваленая европейская псевдодемократия. Разболтались в конец!
Сидевший рядом с Олегом Петровичем Евсеич, тоже пенсионер, но подрабатывавший охранником на стоянке, неодобрительно заглянув в газету соседа.
Увидел, что за статью тот читает и сразу как-то зло приободрился.
- Молодец паря! Мало только, мало! Да и мудень — своих же пострелял. Черножопых надо было! Да побольше. Мне власть бы дали – всех бы нахуй пострелял. И черных, и арабов, и китаезов. Заебали совсем – пройти нельзя! Правильно Вовчик тогда сказал — мочить, мочить гадов надо!
Напротив них, развалившись на сиденьи, расслабленный после выпитого пива, мерно покачивал голову в такт рэпа, звучавшего в наушниках, Витек.
К Натахе своей ехал.
Сказала — родаки на дачу свалили, так что подваливай, мол…
- А хули? Почему бы и нет? С ночевкой он уже давно не ебался. Все какие-то перепихи – то в подъезде, то в парке на лавочке, то в сортире кафе. А так, чтобы как белый человек, давно не складывалось. А интересно, крашеные волосы у того пацана норвежского, или натуральные? Прикольный цвет. Отжог викинг, конечно, будь здоров! Крутой пацан!
Сайдали, Фарух и Додарджон вполголоса обсуждали, что сегодня возьмут на ужин. Кроме водки. Намаялись на этой злоебучей стройке, тяжелый выдался день. Хотя — и завтра такой же будет. Силы нужны. Кушать хорошо надо.
А вполголоса, почти шепотом, разговаривали, потому-что нельзя привлекать к себе внимание. Много злых людей вокруг. И нападают, и убивают. Вон, в Норвегии, что случилось…
Лиля одной рукой держала букет цветов, другой – пакет с подарком. И расслабленная от выпитого, довольно улыбалась, вспоминая, как прошло на работе празднование ее дня рождения.
И закуски, которые она наготовила, все девочки нахваливали, и выпивки хватило — а то она все переживала. Лицо МарьСтепанны, начальницы ее отдела, даже пошла красными пятнами на последней бутылке коньяка.
О чем только сегодня не говорили! Даже про этот ужас в Норвегии – страсти то какие…А на вид — такой интересный парень…
Тома читала куэлевского «Воина света». В привычном ожидании Принца.
Почему-то на сокольнической ветке, по которой она добиралась на работу, а потом возвращалась домой, принцы пока не попадались.
А Томе Принц нужен был срочно, ибо она была девушкой, как бы это деликатно сказать? — на закате девичества. Она согласна уже была и на террориста. Если такого же симпатичного.
На очередном стыке в вагоне с грохотом открылась одна из форточек.
Казалось бы — делов-то! Ну, не закрыта была.
Но когда с наружной стороны вагона в форточку влезли две огромные черные пятерни и раздались какие-то странные звуки, будто что-то большое скребется или пытается подтянуться к отверстию форточки, народ в вагоне сначала в ужасе застыл, а потом…


Вика и Оля, не сговариваясь, завизжали.
Как два поросенка, которых схватили за хвостики.
Олег Петрович со страху интеллигентно пукнул.
Легонько так, почти незаметно. Почти — потому-что запашок таки пошел.
Евсеич перднул густо.
И тут же профессионально подумал, — Надо срочно пересесть. Или вообще в другой вагон перейти. От греха подальше. Неровен час — еще ни за что пиздюлей отгребешь!
Витьку стало почему-то ссыкотно. А в голове непонятно откуда, а главное — к чему бы? замаячила фраза, — А очко-то не железное!
- Шайтан!!! — в один голос закричали Сайдали и Фарух.
- Шайтан-арба! — почему-то тонким фальцетом взвигнул Додарджон.
Лиля от страха неожиданно ссыканула и с ужасом почувствовала, как у нее между ног на дермантиновой оббивке сидения расплывается теплое мокрое пятно.
Тома взглянула на черную растопыренную пятерню и почти спокойно, но огорченно подумала, — Не, это точно не Воин света!


…От поднявшегося в вагоне шума Михеич проснулся.
Не в духе, как любой внезапно разбуженный человек.
Он только открыл рот, чтобы утихомирить расшумевшуюся вагонную пиздобратию, как его взгляд наткнулся на черные волосатые пальцы в форточке.
- Вобля! — кратко и доходчиво выразил он первоначальную гамму чувств по поводу эдакой чудасии. Но тут же подытожил, — Ну, нахуй!
Тем самым, как раньше говорили — подвел черту.
Затем Михеич на удивление резко, как для его состояния, поднялся.
Пошатываясь то ли от выпитого, то ли от качки вагона, он подошел к этой чертовой форточке.
И со всей дури ебанул по ней крепким кулаком пролетария.
Острая дюралевая кромка форточки в аккурат впечаталась в фаланги черных пальцев.
За форточкой раздался истошный крик.
В этом крике изощренному в неизящной словесности Евсеичу показалось, будто он услышал очень знакомые слова, правда, с нерусским акцентом — Йоптвоумать!!!
Что-то большое и темное с шумом оторвалось от вагона и унеслось в глубину туннеля. В противоположном движению поезда направлении.
Михеич закрыл форточку, повернул ручку защелки, и обернувшись к замершей публике, вдруг хитро улыбнулся и довольным голосом человека, выполнившего свой гражданский долг, произнес, — А нехуй! Понаехали тут…