Шева : Смутные сомненья

Командировка была плевая. Съездить в главк — отдать полугодовой отчет.
Можно было, конечно, послать кого-то из сотрудников. Но Олег Иванович решил поехать сам, чтобы хоть на денек отвлечься от рутинной рабочей суеты, развеяться. Казалось бы, один день всего, да ночной поезд туда и обратно, а все равно — душой отдыхаешь. Опять же — по Москве побродить.
В вокзальном буфете дернул сто пятьдесят коньяку. Командировка, ептыть.
…В его купе переодевалось семейство – мамашка лет тридцати шести-восьми и двое детей – пацанчик трех-четырех лет и аппетитная девчушка лет шестнадцати.
Взгляд Олега Ивановича одобрительно скользнул по женщине, – Ты смотри, двое детей, а фигуру сохранила. Лет на пять моложе меня будет, пожалуй.
Он подождал в коридоре, пока соседи переоденутся. Затем, когда они вышли, вошел в купе, разделся и залез на свою вторую полку.
Заснул Олег Иванович быстро.
Но быстро и проснулся. Было очень жарко. Хотя он и лежал в одних плавках и укрытым по пояс лишь простыней.
Не спалось.
Мамашка с малым пацаном легли, ясное дело, внизу. Олег Иванович скосил глава налево – на соседнюю верхнюю полку, где лежала попутчица-девочка.
И застыл. Как охотник, на которого из чащи неожиданно выбежал зверь.
Девчонке, видно, тоже стало жарко, и она сбила свою скомканную простынь набок, к стенке. Пяточки подтянула к бедрам, поставив коленки вертикально. Из-за этого ее то ли халатик, то ли легкое платьице съехало вниз, практически на живот.
И все это было бы ничего, если бы мамаша не уложила детей головами к двери.
Поскольку Олег Иванович, как обычно, лег головой к окну, перед его взором открылась замечательная эротическая картинка.
Усугубило ситуацию и то, что трусиков девчачих Олег Иванович так и не увидел. Скорей всего, они, конечно, были, но эти веревочки стрингов разве разглядишь?
Сказать, что член Олега Ивановича мгновенно вздыбился, по меткому выражению поэта, как Эйфелева башня, — ничего не сказать.
Ко всему прочему, на беду, Олег Иванович давно не ебался.
Марина, секретарша, уже полторы недели как находилась в законном отпуске. К законной жене после Марины Олега Ивановича почему-то не тянуло.
Сжав волю в комок, Олег Иванович повернулся на правый бок.
Пытаясь заснуть, лежал так долго. Часа два-три, наверное. Так ему показалось.
Одним словом, через десять минут он лег на спину и снова бросил взгляд налево.
Девочка лежала на спине, широко раздвинув бедра и согнув ноги в коленках.
Оторвать взгляд от этой бесстыжей и возбуждающей позы, казалось, невозможно.
Но Олег Иванович титаническим усилием сделал это. И уставился в потолок купе.
По которому периодически пробегали светлые пятна. Которые почему-то вызывали ассоциации то с округлым женским задом, то с полушариями молодой и упругой девичей груди.
Через пять минут он всего-лишь – всего-лишь! решил посмотреть, как бы от нечего делать, — не поменяла ли девчоночка позу?
Поменяла.
Причем поменяла так, что Олег Иванович сначала даже подумал – уж не чудится ли ему все это?
В той же, предыдущей позе, девочка чуть повернулась набок, лицом к стенке, и подтянула бедра так, чтобы колени прижимались к ее бокам.
Поза буквально взывала – засади мне!
Олег Иванович смотрел на это, застыв, как кролик перед удавом.
Потом заставил себя тоже повернуться к стенке. Попытался заснуть. Хуюшки!
- Прямо темные аллеи какие-то! – расстроенно подумал Олег Иванович.
Злой и возбужденный опять развернулся обратно.
Будто для демонстрации своей гибкости и пластичности девочка вернулась к прежней позе – легла на спину, широко раздвинув ноги, но при этом одну ногу подняла и пяточку положила на бедро.
В таком виде она представилась Олегу Ивановичу раскрывшимся бутоном цветка.
В голове мелькнула крамольная мысль – Ох! Зарыться бы в этот бутон!
Олег Иванович так глубоко и разочарованно вздохнул, что даже испугался – не вспугнул ли он девочку?
Та по-прежнему безмятежно спала. Не подозревая, насколько сексуально и возбуждающе выглядит.
Олег Иванович решительно повернулся на правый бок, лицом к стенке, и медленно, не спеша, начал…
А вот и нихуя, читатель, ты не угадал.
Олег Иванович начал считать. Слоников, барашек, овечек…Вспомнив детство.
На сто семьдесят первой овце Олег Иванович понял, что разум не в силах совладать с основным инстинктом, и опять повернулся. Лицом к «сцене».
Мизансцена изменилась радикально.
Девчоночка легла на живот, вытянув и слегка раздвинув ноги. Платьице уже традиционно задралось выше стрингов, полоска которых в полумраке купе едва угадывалась.
Когда Олег Иванович гладил взглядом такую изящную юную попку, девочка во сне почесала левую ягодицу и оставила руку там и лежать. Ладонью кверху.
Будто приглашая Олега Ивановича положить в эту девичью ладонь что-то. Это что-то, большое, горячее, пульсирующее от возбуждения, у Олега Ивановича было. Но, как в том анекдоте — хули толку?
Скрипнув зубами, Олег Иванович опять развернулся. Зубами к стенке. Процедив про себя, — Да что же это такое, заснуть не дают!
В голове рефреном отозвалось — …не дают, не дают, не дают.
…Потом она опять легла на спину, разбросив ноги, но не поджимая их…
…Потом сползла по подушке вниз и подняла ноги вверх, согнув их в коленках…


Утром измученный и невыспавшийся Олег Иванович стоял в коридоре возле своего купе, и пребывая до сих пор в сладостной истоме, никак не мог отвязаться от дурацкого вопроса, — Что же это было?
- Да ты, брат, совсем йобом дался от недойоба, — внушал он сам себе.
- Она же девочка, дите еще! Примерещилось тебе. Как героям Гоголя. Тоже мне – старик Козлодоев! Окстись!
Проведя аутотренинг, Олег Иванович несколько успокоился.
Незадолго до прибытия вся семья переоделась к выходу в город.
Когда Олег Иванович увидел на девчоночке топик с глубоким декольте, вызывающе демонстрирующем уже развитую грудь, еле прикрывающую ляжки мини-юбку, что-то противно защемило в его груди.


…С делами Олег Иванович справился быстро. Затем долго бродил по давно знакомым и таким любимым переулкам вокруг Патриарших.
Коротая время до поезда, заглянул в книжный на Тверской, напротив мэрии.
Вдыхая с удовольствием запах свежих книг, типографской краски, походил по отделам, неспешно листая то, что приглянулось.
В подарочном отделе с искренним удивлением и восхищением провинциала остановился перед роскошным изданием «Камасутры».
Почему-то воровато оглянувшись, несмело взял фолиант в руки. Наугад раскрыл.
«Поза Зевка: женщина ложится на спину, широко раздвигая бедра и сгибая ноги в коленках. Она удерживает их широко разведенными на протяжении всего того времени, когда лингам мужчины проникает в нее».
- Что такое лингам? – спросил себя Олег Иванович, но тут же спохватился, — Ну да, ну да…
«Поза Индрани: женщина ложится на спину, разведя и подтягивая бедра так, чтобы ее колени прижимались к ее бокам. Эта поза позволяет женщине принять в себя очень большой лингам мужчины. Идеально подходит для тех мужчин, половой член которых превосходит по величине йони женщины».
- Йони? – опять удивился Олег Иванович, но тут же, как технарь, сам себе и ответил – Ага, понятно, ответная часть.
И продолжил листать книгу.
«Поза Лотос — женщина ложится на спину и складывается таким образом, чтобы ее пятки лежали у нее на бедрах…
Поза Цветок лотоса: в этой позе женщина должна лечь на живот, вытянув и слегка раздвинув ноги. После этого она должна вытянуть назад свои руки и раздвинуть ими ягодицы, помогая партнеру ввести лингам…
Поза Цейлон: женщина на спине, ноги в стороны, но не поджимает их…
Поза Чивенаха: женщина на спине, ноги подняты вверх и согнуты в коленях…»

Странное ощущение возникло у Олега Ивановича. Будто все это он где-то видел.
Казалось бы — где?
Вдруг Олег Иванович вспомнил сегодняшний поезд, ночь, девчонку!
Из глубин подсознания перед ним тут же возникло лицо Яковлева — Ивана Васильевича, когда тот с перебинтованной щекой с озабоченным видом произносит культовую фразу, — Меня терзают смутные сомненья…
Олег Иванович почувствовал себя вдруг пластмассовым мужским манекеном.
Завязанным в замысловатую позу «Расщепление бамбука».
Так гласила надпись под очередной блядской картинкой на открытой странице фолианта.
Неожиданно загрустив, Олег Иванович подумал, — Да…получается, меня с моим лингамом вокруг пальца обвести — что кому-то два пальца обоссать.
Особенно — для молоденькой выбритой йони.