hemof : История болезни. 4 часть.

“Написала Зойка мне письмо, а в письме два слова: не скучай...” Федоров бодро притоптывал ногами, пытаясь согреться. “Написала Зойка мне письмо...” Холодный осенний ветер пробирал до самых костей, вызывая противную дрожь. “А в письме два слова: не скучай...” Федоров крутанулся на месте, пытаясь отогнать прилипчивую мелодию. Ветер с новой силой рванулся под куртку. “Раз, два, три… А в письме два слова: не скучай...”
Сзади послышался короткий свист. Федоров резко обернулся. К остановке быстро приближались Лобанов с Фоминым.
— Где вас, блин, носит? — со злостью проговорил Федоров. — Я тут уже почти час тасуюсь. Где можно было столько времени лазить?
— Как это где? — Лобанов поднял руку с пакетом. — Сам бы водку покупал, раз такой умный. Сейчас купить бутылку не легче, чем взять штурмом Зимний Дворец. Скажи, Шпунт. Чё он от нас хочет?
— В натуре. Чё ты хочешь? — Слова Фомин выговаривал медленно, как бы с ленивой натяжкой. — Знаешь, как мы старались?
Федоров внимательно посмотрел ему в лицо.
— Обкурились уже, Гаврики. Чё, подождать невтерпеж было?
— Ты гонишь, Серега. Надо же было попробовать. Может, нам туфту подсунули.
— Ну и как?
— Как видишь. — Фомин широко развел руки. — Напрасно думает пилот, что не попрёт его трава.
— Ну ладно, пошли, пошли, — стал подгонять Лобанов. — Девки уже заждались, наверное.

Небольшая комната была наполнена мягким женским уютом. На всех тумбочках лежали одинаковые узорчатые накидочки, исполненные в стиле белоснежной чистоты. Федоров, мягко двигаясь под спокойную музыку, нежно обнимал Ирочку за талию. Ира, полуприкрыв глаза, все время рассказывала что-то смешное о своих подружках. Уже было достаточно выпито и съедено и обстановка располагала к более интимному общению. Лобанов, рассказывая очередной идиотский анекдот, начинал забивать второй косяк.
— Не понимаю, что вам дает эта трава, — шепнула Ира Федорову на ухо. — Неужели у вас уже тяга, как у наркоманов.
Закончился медленный танец. Федоров лукаво улыбнулся.
— А ты попробуй и сразу поймешь.
Ира недовольно фыркнула:
— Не хочу, мне и так весело.
— Ну что, девочки, давайте еще выпьем. — Фомин наполнил маленькие хрустальные рюмочки. — Лис, Лабан, давайте все к столу. Выпьем за любовь.
— А почему он тебя Лис называет? — с интересом спросила Ира.
— Кличка такая.
— Это ясно, что кличка. Но почему именно Лис? — продолжала приставать Ира. — Как это с тобой связано?
— Рожа хитрая, потому и Лис, — крикнул Лобанов. — Ты не смотри, что он с виду такой мальчик-паинька. Это тип еще тот.
— Не верю. — Ира положила Федорову руку на плечо. — У тебя глаза добрые.
Федоров, улыбаясь, приобнял её за талию. “А у тебя сиськи тоже ничего”.
Дружно звякнули маленькие рюмочки. Фомин увел танцевать Лилию. Лобанов “взорвал” забитую папиросу.
— Вы хоть идите в окошко курите, — сказала Света. — А то уже вся комната провонялась.
— На, попробуй. — Лобанов протянул ей папиросу. — Пару хапок тебя только развеселят.
Света с опаской взяла папиросу, не зная, как поступить дальше.
Ира погладила Федорова по голове.
— У тебя волосы такие мягкие, как у ребенка.
— Плохие волосы. С такими невозможно сделать нормальную прическу.
— А мне нравятся. — Она прикоснулась рукой к его лицу. — И кожа у тебя гладкая.
Федоров чувствовал состояние легкого опьянения. Горячая кровь пульсировала в висках. “Хороший вечер, — думал он, настраиваясь на лирический лад. — Удивительно приятный вечер”.
Света зашлась в сильном кашле.
— Фу, ну и гадость, — сказала она, отдавая папиросу Лобанову. — Как вы такую дрянь курите?
Лобанов засмеялся, обнимая ее за плечи.
— Девочка моя, сейчас самый прикол и начнется.
Фомин, перестав танцевать, подошел к книжной полочке.
— А это что такое? — Он взял в руки зажигалку, сделанную в форме пистолета.
— Зажигалка, — ответила Света.
— Классно сделана. — Фомин, пошатнувшись, направился к двери.
— Ты куда? — позвал его Лобанов.
— В туалет.
— А зажигалку, зачем взял?
— Пойду, застрелю кого-нибудь.
— Эй, ты смотри, без фокусов.
— Все нормально, Лабан, все нормально.
Фомин, улыбаясь, вышел. Федоров, обнимая Иру, мягко прижал ее к себе. Сердце всё настойчивее ломилось в грудную клетку.
— Ты очень ласковый, — нежно прошептала она ему на ухо.
В коридоре было довольно сумрачно. В дальнем конце, у окна, горела тусклая лампочка. Недалеко от туалета, скрывая лица в полумраке, стояла группа парней. Фомин подошел к ним поближе и стал осматривать их с ног до головы.
— Тебе, чё-то надо, братан? — спросил похожий на борца парень.
— Вы, чё, ребята, все с этого общежития? — Фомин нагло ухмылялся.
— Тебе, какая разница?
— А, чё ты грубишь?
— А, чё ты хочешь? — Борец сделал два шага к нему навстречу. — Ты мне что-то предъявить хочешь?
Фомин вынул из кармана руку с зажигалкой-пистолетом.
— Стоять, падла. На колени.
Борец отшатнулся.
— Э, слышь, братан, ты не шути так.
— Твой братан на зоне калачи топчет. Быстрее на колени, и вы все тоже, а то сейчас рядком всех положу.
Все шестеро молча, медленно, без лишних движений опустились на колени. Фомин послюнявил мизинец и указательный палец левой руки и, подойдя, провел всем по глазам, сверху вниз, затем достал сигарету, поднес к ней зажигалку и… прикурил.
В комнате Лобанов что-то весело рассказывал Лилии и Свете, отчего те заливались звонким смехом. Федоров, отключившись от всего мира, жадно обнимал податливое тело Ирины. Мягкая грудь властно притягивала к себе его руки. Эта идиллия прекратилась столь внезапно, что он не успел толком ничего сообразить. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату, не касаясь, пола, влетел Фомин с окровавленным лицом, а следом ворвались какие-то разъяренные люди. Кровать, на которой блаженствовал Федоров, была ближе всех к двери, поэтому он, соскочив с нее, сразу получил по челюсти и, падая, перевернул стол. Краем глаза он успел заметить, как Лобанов, разбивая стекла, сиганул в окно, а затем на Федорова со всех сторон посыпались пинки. “Забьют ведь”, мелькнуло у него в голове. Федоров поймал кого-то за ногу и, дернув, завалил его на себя, затем, вывернувшись, попытался встать с пола, но тут же получил такой удар в голову, что вообще перестал что-то соображать. Он еще несколько раз порывался подняться, но его сразу сбивали. Сквозь шум и крики доносился визг девчонок. Затем Федоров отключился.
Очнулся он от прикосновения чего-то влажного и холодного. Голова ныла, как после грандиозной попойки. Болели руки, ноги, ребра, и вообще казалось, что на теле нет ни одного живого места. Федоров открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Ирины. Рядом с ней стоял улыбающийся Лобанов.
— Ты, чё лыбишься, придурок? — процедил сквозь зубы Федоров.
— А ты на себя в зеркало посмотри. У тебя вид, как будто ты под танк попал.
— Перестань, — со злостью толкнула Лобанова Ира. — Ты-то смылся, а ему больше всех досталось. Знаешь, как его били. Если бы Светка не крикнула, что бежит милицию вызывать, его вообще убить могли бы. Сережа, тебя не тошнит?
Федоров, не отвечая, сел на кровати. Спину пронзила острая боль. Скривившись, он окинул комнату взглядом. Все было перевернуто вверх дном, на полу валялось битое стекло. У батареи, около окна, обхватив голову руками, сидел Фомин.
— Э, ты, черт, твою мать, — обратился к нему Федоров. — Тебя же, падла, просили, чтобы все было без эксцессов. Ты где этих козлов нашел?
— М-м-м, — промычал Фомин, не поднимая головы.
— Ты, чё мычишь, баран? — Федоров, превозмогая боль, встал с кровати. — Я тебя, урод, сейчас сам добью.
— Кончай, успокойся, — взял его за руку Лобанов. — У него, по-моему, сотрясение.
Федоров со злостью выдернул руку.
— А ты, чё лезешь, сука? Ты где был? За дверью отсиживался, пока меня топтали?
— Да, отсиживался, а что, тебе легче было бы, если бы и меня хлопнули?
— Мне насрать на тебя. Пускай бы тебя здесь хоть изнасиловали.
— Да прекратите же вы! — закричала Лилия. — Ребята, уходите, пожалуйста. Не дай бог, сюда кто-нибудь из вахтеров зайдет. Нас же из общежития выгонят.
— Ладно, не колотись. Дай хоть в себя прийти.
Федоров, сильно хромая, подошел к зеркалу. На лицо было страшно смотреть. Левый глаз из-за огромной опухоли уже почти не открывался, губы были разбиты и кровоточили, постепенно начинал опухать окровавленный нос. Нагнувшись, он потрогал больное колено. Гематома увеличивалась на глазах. “Опять в больницу придется ложиться, — тоскливо подумал Федоров. — С такой-то рожей”.
— Где тут у вас умывальник? — спросил он у девчонок.
Ира взяла его за руку:
— Пойдем, я покажу. Бедненький. Как они тебя.
Кое-как умывшись, Федоров, опираясь на плечо Ирины, вернулся обратно в комнату. Фомин по-прежнему сидел, зажав голову ладонями.
— Э, вставай, обормот, — позвал его Федоров. — Хватит, нагулялись. Пора домой идти.
— О-о-о, — простонал Фомин.
Лобанов поднял ему голову:
— Тебе чё, плохо?
— Тошнит, не могу, и башка кружится.
— Э, парень, да у тебя видать сотрясение. Идти сам сможешь?
— Не, я лучше тут посижу. — Фомин опять опустил голову на руки.
— Федор, ну чё с ним делать?
— Да пошел он. Как пить дать, из-за него вся каша заварилась. Пускай здесь отлеживается до утра.
— Как здесь? — подала голос Света. — Ребята, забирайте его, после того, что здесь произошло, к нам дежурные прийти могут в любую минуту.
— Ты гонишь, кто сейчас придет, кроме ментов? Ночь уже.
Лобанов потянул Фомина за руку.
— Вставай, пойдем потихоньку. Серый, помоги. Отведем его домой.
— Да я сам еле хожу. У меня колено уже как арбуз распухло.
— Ну не бросать же его здесь. Вдруг эти фраера вернутся, добьют его.
— Да кому он нужен, добивать его. Ладно, пошли. — Федоров подхватил Фомина с другой стороны.