Голем : Тараканы и бабочки

* * *
Чтобы подхлестнуть воображение, придумайте героев, гибель которых вы не можете допустить. Когда привяжетесь к ним достаточно сильно, помещайте их в мясорубку. <Стивен Кинг, из интервью>
* * *
Перешагнув порог, Рогачёв с маху врезался головой в притолоку: забыл, как хоромы строят! Зашипел от боли, почесал маковку – ничего, к утру заживёт. В избе прохладно и чисто, кажется, хозяйка вот-вот вернётся… но нет, не вернется Матвеевна. Нашли соседи Рогачиху на собственном огородике. Неживой нашли, насаженной животом на торчащий из земли осиновый кол. Милиция признала самоубийство. Рогачёв милиции не поверил, да и на похороны опоздал, выбрался только теперь, на пару дней. Фикус на окне пожелтел, цвести уже незачем … Заканчивался грибной сезон, и Рогачёв, захваченный покаянными мыслями, подумал некстати: а засолить бы груздочков! Сгоняю-ка с утреца…
Вспомнив о приближении ночных заморозков, Рогачёв рысцой сгонял за дровишками, растопил печку: старая Рогачиха содержала дом в образцовом порядке. Эх, бабуся, кто ж тебя угостил так на старости лет, горестно вздыхал непутёвый внук… молчала в ответ изба, взирая на чёрные образа подслеповатыми фотками. Затаило дыхание и маленькое Лунёво. Смотрятся бревенчатые домики-инвалиды в заставленную камышом, сильно обмелевшую Смородиху да помалкивают. А чего бы домикам болтать лишнее? Деревенька нынче, что невеста на выданье! Падкие на дармовщину горожане скупают за бесценок родовые гнёзда.
Вымирает деревня, превращаясь в дачную пустошь.

Оглядывая шкафы, стены и окна, Рогачёв прошёлся по избе.
От печки веяло забытым теплом. Топится печка, трещит в притопочке домовой – скучал, небось, за хозяевами… Рогачёв погладил веники, развешанные вдоль беленой кирпичной кладки, заглянул на лежанку: натаскала бабка на просушку неведомой травы, да так и не досушила. Потянулся от затопленной печи к образам, на улицу сладковатый травяной запах. Что-то пряное, остро бьющее в ноздри затаилось в ароматах трав. Заведя старенькие ходики на семь утра, Рогачёв застелил серую простынку гостевого диванчика, наскоро напился чаю и улёгся спать.

Разбудил его обычный ночной позыв.
Сорок лет для мужика не возраст, а вот поди ж ты… поёживаясь, он нащупал разболтанные сандалеты, служившие в хате домашними шлёпанцами. Безошибочно на сей раз склонившись, шагнул через порог в сени, щёлкнул выключателем, глянул в стороны, припоминая. Из сеней надо было попасть в узенький коридор: туалет был по этому коридору, налево и до конца. Рогачёв потянулся к дверной ручке туалета и остановился, как вкопанный.

На дверях, переливаясь сиреневым узором в бликах света от несильной бабкиной лампы, сидела огромная бабочка. Усы её торчали, как гнутые вязальные спицы, устремлённые в лицо Рогачёву.
Почему-то он вспомнил, как в раннем детстве до дрожи в горле боялся бабочек. Надо же, какие каплуны-то вырастают в бабочкином обличье… Он занёс руку, чтобы согнать бабочку с дверей – но что-то внутри его словно заклокотало. Тут из темноты к Рогачёву бросились целые полчища крылатых тварей. Вцепившись в майку, раздирая плечи острыми коготками, копошась в волосах, бабочки принялись жалить и сосать из Рогачёва кровь. Он закричал от ужаса, облившись холодным потом, затем уронил мочу прямо под ноги. Висевшие мешком трусы разом намокли, осквернясь полузабытым детским запахом.

Найдя в себе силы рвануть дверь, Рогачёв всё-таки влетел в туалет со знакомым отверстием, грубоватым пустым сердечком в деревянном помосте. Несколькими точными ударами раздавил пять-шесть всё ещё державшихся на нём насекомых. Умирая, бабочки противно похрустывали и порванными парашютиками спускались на пол.
Нет ничего страшнее, чем сойти с ума в засранном деревенском сортире, подумал Рогачёв.

– Есть вещи и пострашнее, – отозвался Голос.
Рогачёв сразу понял, что это Голос. Вкрадчивый и басовитый – с невиданной буквы Г.
– Куда это я попал? – спросил Рогачёв, с отвращением внимая звуку собственного голоса.
– В Проказник, – равнодушно ответил Голос. – Ты выбрал путь в Лепрозорий Страхов. Помнишь, чего ты боялся в детстве?
– Помню! – отчего-то воодушевился Рогачёв. – Высоты, тараканов, крыс. Бабочек!
– Знаю, знаю, – равнодушно ответил Голос. – Старые страхи мрут, но от новых не спрятаться. Незачем было стареть, глупец!

Рогачёв открыл рот, чтобы задать вопрос, но голос его сорвался.
Перед собой на стенке он увидел здоровенного рыжего таракана. Не дожидаясь, пока рот Рогачёва захлопнется, таракан шевельнул усами, пружинисто оттолкнулся и приземлился внутрь, на онемевший под ним рогачёвский язык. Следом за ним, словно к параду физкультурников, запрыгали один за другим тараканы помельче – чёрные, рыжие, красные…
Тараканы строем входили в Рогачёва, перебирая пищевод мириадами лапок; всё более уплотняясь, они падали в дышащее кислотой чрево человеческого желудка. Мягкая тараканья начинка бодро растворялась в пищеварительных ферментах. Нетающая хитиновая оболочка сотен новоявленных камикадзе складывалась длинными, острыми торпедками, устремляясь в тонкий, а затем и в толстый кишечник. Рогачёв почувствовал, как острые позывы раздирают ему низ живота. Застонав, он стянул и бросил на пол мокрые трусы, опустился на вырезанное сердечко и стремительно опустошил кишечник – да так, что утратил едва ли не треть собственного веса.
Одно оставалось непонятным: снизу, из-под помоста, не доносилось ни звука!

Рогачёв встал, чувствуя, что от лёгкости во всём теле вот-вот взлетит на воздух. Снял тапок, бросил его в отверстие: ничего. Бросил другой – опять тишина. Чувствуя, что вот-вот зарыдает от ужаса, Рогачёв стащил с себя застиранную майку, мокрую от пота, крови и слёз, скомкал её и бросил в тьму за грубо вырезанным сердечком. Снизу вновь не донеслось ни звука. Он похлопал в ладоши: нет, со слухом было нормально. Исключая тот факт, что хлопки вызывали в дощатых стенах сильнейшее эхо.
– Пора на воздух, – равнодушно сказал Голос. – Ты заставил ждать ещё одного знакомца. Кстати, не забудь алебарду!
Да-да! Боевая, испытанная алебарда… как он мог забыть про неё!
Рогачёв стремглав выскочил в коридор – сквозь щели в стенах, торопясь, пробивался рассвет. Скосив глаза, Рогачёв обнаружил, что совершенно гол, но не откладывать же встречу с гостем из-за пустяков! Сжав полированное древко, он ощутил привычную тяжесть боевого снаряжения и выскочил на крыльцо.
В предрассветных бликах Рогачёв увидел, что у калитки, опершись на столбик забора, стоит, улыбаясь щелястым полнозубым ртом, вальяжный, стройный Господин Крыс под руку с Госпожой Крысихой. Лукаво щурясь, Крыс помахивал бархатной лапкой, клича Рогачёва то ли на бой, то ли в приветственные объятья. Разгневанный их появлением, Рогачёв рванулся к гостям с алебардой наперевес, но Крыс ловко и больно ткнул его железным пальцем прямо в середину груди.
Далеко за лесом Рогачёв услышал грохот рушащихся миров и с облегчением подумал: слава Богу… дно бывает даже в деревенских сортирах. Больше Рогачёв ничего не успел подумать.
Он рухнул к забору, выпустив из рук алебарду.
И сразу перестал быть.

Пряча в кобуру дымящийся пистолет и утирая мелкие капельки пота с сизовато-бледного лба, участковый Симочкин цыкнул зубом, весьма довольный собой:
– Аккурат в точку! В рамках самозащиты, прицельным выстрелом в воздух… до самого утра ждать заставил, скот эдакий! Рогачиха, как дымком повеяло с печки, сразу в огород убралась, да и на кол! А этот пёс – ни в какую. Ещё и с топором на нас вылетел…
Стоявший рядом свояк участкового, монтер Завьялов, улыбаясь, облизал клыкастые зубы раздвоенным языком:
– Да-а, попёрло сенцо с Лешачьего болотца… Метни первач, обмоем свеженькое наследство! Доверенность у тебя? Послезавтра покупатель приедет.
И упыри принялись мягкими движениями накрывать на стол.