Atlas : Отморозки

Разморозили, значит, всю нашу группу и говорят:
— Спасибо товарищи дорогие за самоотверженность, но эксперимент прекращен из-за повышения рыночных цен на энергоносители.
А мы ведь почитай тридцать лет проспали по комсомольскому призыву. Лучших отбирали чтобы, значит, в будущем стыдно не было. И тут нам хлоп — собирайтесь граждане по домам. И все про каких-то мажорных акционеров, которые очень недовольны, что мы тут спим на всем готовом.
Короче выдали одежу, погрузили в автобус и айда. До метро, говорят, подбросим, а там вливайтесь в светлое настоящее. Ну едем, значит, а вокруг автомобилей тьма-тьмущая, да все иностранные. Я шофера, тихонечко так спрашиваю:
— Скажи, браток, откуда столько интуристов, может фестиваль какой случился?
Да вот беда, водила наш по-русски затрудняется. Ну да ничего, пока доктор к начальству ходил мы разных мензурок из лаборатории прихватили — отметить возвращение. Чокнулись, значит, чем бог послал и хлопнули по граммулечке, кто синенького, кто зелёненького. Тут-то все и началось...
Чую вставило меня, только собрался запеть, вдруг амбал у окна как заскрипит зубами. Народ заскучал, отодвигаются потихоньку, а мне деваться некуда — передо мной сидит, коленками упираемся. И смотрит так нехорошо… Ну интересуюсь осторожно чего, значит, затосковал братишка?
А он оскалился и говорит:
— Всю жизнь что-то мешало баб домой водить. Сначала родители, потом жена… Бабу, — говорит, — хочу!
Тут меня как током ударило — и я хочу! Да так хочу, что вокруг все как в тумане. Не помню уж как доехали, чего говорили. Махнул рукой и к дому. Прошмыгнул дворами к своей хрущобе, взлетел на этаж — хоп, а двери в квартиру нет! Глухая стена, посредине жопа нарисована и слова всякие. Дрогнул я — неужто, думаю, чердаком тронулся в служении Отчизне. Оно конечно дело святое, но если я за Родину жизнь отдам, кто же ее любить-то будет?
Звонюсь, значит, к соседу, а там жена его — Верка. Только без очков. Столько лет прошло, а узнал сразу! Толстая стала, красивая...
Я чуть слюной не подавился, хрипло так спрашиваю:
— Муж дома?
Она на лестницу выглянула, по сторонам посмотрела и шипит мне в ухо:
— Охуенно смешно… Чего встал-то, заходи пока не увидели.
Повернулась и пошла по коридору. Я как сзади ее разглядел, тут меня и накрыло.
Очнулся в кровати. Сердце стучит, дышу как паровоз и простынь мокрая. Рядом Верка лежит — голая, как в Эрмитаже и курит. Ну, слава КПСС! Расслабился, глаза закрыл — тут звонок в дверь.
Верка подскочила, сигаретку свою тушит и голосит:
— Он меня убьет!
Только за трусами потянулся, она хвать — и давай ими дым разгонять.
— Я, — всхлипывает, — обещала бросить!
Охренел я слегка, но время терять не стал — шасть к окну, отдернул занавеску, а там решетка. Ну делать нечего, метнулся в прихожую смотрю в глазок. А там Толик — Веркин муж, постаревший только и пьяный малость. А мне уже спокойно стало, глюки это или нет, жить как-то надо.
Открываю дверь и хмуро так спрашиваю:
— Ты кто, Гуинплен?
Ну, чтобы сразу акценты правильно расставить. Я это на стене прочитал пока дверь искал, слово понравилось. А Толику вижу — нет. Он уже оскаливаться начал, ноздрями шевелить, тут Верка в прихожую выплывает — важная такая, на все пуговицы застегнутая. Достает очки и вдруг как завизжит:
— Толик, кто это? — и в меня тычет.
Я от злости покраснел наверно везде. Вот думаю, стерва, за кого ж ты меня сослепу приняла...
Тут Толян наконец врубился и руки растопырил:
— Мишаня вернулся!