Лука Окрошкин : ...

19:46  12-10-2011
Отчитаться за сколько, куда и чем все равно придется.
Долго ли, коротко ли волыниться будешь, а за себя слей и не греши. Правила тут такие. А чужой монастырь надобно уважать. Глядишь, он и тебе своим станет.
Так вот и говорю я: был у меня товарищ. С горшков еще. Замечательный, надо вам сказать, товарищ был. Головой светел, на подъем легок, на разговор ладен: лишнего не спросит, пустого не скажет. Хрупок только телом был, но дерзок и упрям.
А еще был в нем дар божий – писать неподражаемые совершенно стихи да песни.
В общем, и певали мы с ним дуэтом, и пивали. И воевали.
Только пуля – она ж дура. Всякий про то знает. А хорониться по окопам товарищ мой не умел. Не по характеру его это было. За то и била его жизнь по его слабому существу физически и морально много и часто. Другой бы молил уже пощады, а этот только бинты снимет и опять что юный барабанщик. А хули плакать за жизнь, если каждому она – своя. Что уготовано вышним, то и случится непременно.
Так вот, аккурат 14 апреля, в день 99-илетия утопшего Титаника, попал мой товарищ в очередной переплет. Серьезно так попал. Думали с другами, уже и /не всплывет/ дорогой наш товарищ. Но пронесло и на сей раз. И на радостях, да шутки ради, стали называть мы спасенного товарища нашего Титаником. А раньше все звали Морозко, потому что профессии это его соответствовало, да силе духа, да рассудительности сказочной. Но, чего греха таить? – бывало за спором каким и крепче этого называли мы его. Только он на это хохотал заливисто да заразительно. И обид не таил никаких.
И спецом в своем деле Морозко был отменным. Работу с побасенками никогда не путал. И положиться потому на него можно было, как на самого себя. И даже боле.
Только, говорю же, судьба никого не щадит, коли такое у нее предписание. И там, видать, выше нашего, уставы чтут. И велено было той судьбе извести товарища нашего медленно, но нещадно. И песни было стихли, и дела в чужие руки подались. Стал все больше времени коротать товарищ наш в постели. Смотреть больно было.
Только враки все это, что только в здоровом теле – здоровый дух. Наглядный тому пример, что дух у замечательного товарища моего держал на ходу тело его изломанное удивительным каким-то образом.
Прихожу раз посреди самого лета отведать его, а он мне в монитор тычет, руками, что шашкой машет, глазоньки горят. С Йпо, говорит, сцепились на литпроме до кровопролития практически. Кто такой этот Йпо? Что за литпром? А ну, показывай…
Вот так оно и свершилось – вхождение мое тайное в литпром. А так как неискушен я был до того вещанием в интернетах, то и в диковинку мне все было посмотреть, почитать. Для интереса стал захаживать и на другие сайты. Только после литпрома уже и не в кайф оно казалось.

Недолго и времени прошло. Да только много беды случиться успело. По прибытию на малую родину свою узнал я, что нет боле уже моего дорого товарища. Постреленок его встретил меня, помню, а в глазах-то все и написано. Осиротели мы. Все.

А изъян все же был у товарища моего. И суть его в том, что был товарищ мой бабой. Очень красивой бабой. Только я простил ее за это.


Теперь видно мой черед здесь стоять. Принимайте.
Заочно почти всех вас тут знаю. Спасибо Дианке.

Сорок дней отвели первого октября уже. Это вот в память о ней пусть будет. Не день учителя, конечно, не Джобса отпевание, но…


Патент на святость
*
Мне костюмчик бы строгий с галстуком, скорбный вид,
притулиться к толпе с окраины, руки жать,
разделять на сынов и пасынков дни твои,
но тебя не хочу по правилам поминать.

Было неба и лавы поровну: нежный ад.
Кто придумал такие шалые купажи?
Птиц кормила с руки. И вороны до стигмат
расклевали ладонь, не чувствуя вкуса лжи.

Собираю твое, что выросло по горсти.
Как полынное семя терпкое да горчит.
Заклинаю всей божьей милостью:
– Отпусти!
Ты молчишь. И над табакеркою черт молчит.

Изгоняю тебя, как вирусы. — Приросло,
разрывая на части сердце мне день со дня.
А в часовне сливают с клироса серебро
патентованной квинтэссенцией сквозь меня.

Пахнут фальшью дешевой ладаны. И покой
не сулит мне ответ, какие верны слова.
Значит, список святынь мне надобно делать свой.
Именная твоя беретта в нем namber one