Sevenard : Армейский дневник. Х002

Продолжаю :)
И всем огромное спасибо за комментарии и замечания.


С построения парни пришли взбудораженные. Всем объявили, что в конце недели нас ждут первые стрельбы. Народ пребывал в приподнятом настроении, предвкушая предстоящее событие: ну, наконец, дадут вдоволь пошмалить из автоматов. Днем, в отведенные для занятий часы, нам читали лекции о правилах поведения на стрельбах и заставляли сдавать письменные экзамены идиотского содержания в духе:
«Можно ли целиться заряженной винтовкой в затылок товарища?»:
а) можно
б) нельзя
в) можно, но только если он в каске.

По вечерам, когда мое время совпадало со свободным временем Уорки, я мог вдоволь наиграться с ее баскетбольными мячами. По иронии, наиболее удобным местом была именно баскетбольная площадка. В это время она была всегда пустынна и не освещена. Правда, однажды, завалившись туда с моей грудастой негритяночкой, я застал картину, сильно меня удивившую. Расположившись в углу америкосик Адам из нашего отделения методично трахал русскую блондинку из другой роты. За все время службы я ни разу не слышал его. Он вел себя как тень, всегда молчал, за весь срок службы я так и не услышал не то что слова от него, даже звучания его голоса, и, кроме всего прочего, все мы были уверены, что он гей, но, как выяснилось, ошибочно. Для меня так до сих пор и не ясно, как можно развести девицу на секс без единого слова, но, очевидно, что можно. После этих моих вечерних мероприятий я не всегда успевал сходить в душ до вечернего построения. А сразу после следовал отбой.
– Почему у тебя рот блестит? – Джамаль хлопнул меня по плечу.
– Эти черные девочки такие влажные...
– Тьфу, мерзость, – Джама скривил лицо – в кипе ходишь, тоже мне религиозный, а сам пизду лижешь.
Будучи суровым горцем, Джама, конечно, не понимал подобного баловства.
– Ну, ермолка мне не мешает, и, кроме того, где в Торе ты видел заповедь: «Да не возлижи пизды ближней своей»?
– Фу, ты мне на неделю вперед аппетит испортил.
После отбоя я взял полотенце и отправился в душ. Не успел я намылиться, как в дверь душевой постучала дежурная по корпусу, услышав шум воды. В ее задачи было следить за порядком после отбоя и не позволять солдатам бродить в отведенное для сна время, а также принимать душ или приводить девчонок.
– Илья, немедленно иди спать.
– Десять минут.
– Никаких десяти минут! Немедленно выходи.
– Ты действительно этого хочешь? Я как раз только яйца намылил.
– Но ты не можешь принимать душ после отбоя.
– Почему это Дани может, а я не могу?
– У Дани есть проблема! Ему можно.
У Дани из Колумбии было на самом деле много проблем. Он сильно хромал на обе ноги, но этим его проблемы не ограничивались. Потому что, кроме прочего, он был больным на всю голову идиотом, при этом, однако, очень забавным, симпатичным и с отменным чувством юмора. Он стеснялся принимать душ вместе с остальными, и поэтому не мылся вовсе. В условиях израильского лета уже на второй день он вонял, как стадо горных козлов. Ребята из его отделения уже не могли ни спать с ним в одной комнате, ни находиться рядом на построении. Они умоляли сержантессу загнать его в душ, после чего он получил персональное разрешение мыться в одиночку после отбоя.
Дежурная продолжала колотить в дверь:
– Илья, ты должен принимать душ в отведенное время!
– Я не могу, мефакедед, я тоже стесняюсь мыться при всех. У некоторых солдат такие большие пенисы, что мне просто стыдно встать рядом.
– Илья, прекрати, у кого большие пенисы?
– Ну, например, у Леши он просто огромный.
– Какого Леши?
– Леши из третьего отделения. Постой, а тебе это зачем знать?
Мефакедка прикусила язык.
– Замолчи, и немедленно выходи, я ничего не хочу знать о пенисах.
Стеснения мне, конечно, были не ведомы, однако, действительно, я задавался вопросом несправедливости жизни. Леша из третьего отделения был редким чмом. Худющий высокий парень, ручонки которого свисали с плеч, словно ниточки, и с такими же тощими ножками, он непрерывно ныл и жаловался всем и каждому на все подряд. Рот его не закрывался ни на секунду, он без остановки нес какую-то несусветную чушь и вызывал у любого нормального человека чувство острого раздражения. Конечно же, дать такому нытику могла только вконец отчаявшаяся девица и только в час страшного суда, когда надежды больше нет, а завтра не наступит никогда. И вот, словно в насмешку от Бога, он получил елду, при виде которой сразу же вспоминался бессмертный герой одноименной поэмы Лука Мудищев:

«… У жеребца и то короче!
Ему не то что баб скоблить,
А, будь то сказано не к ночи,
Такой елдой чертей глушить...!»

Выбравшись из душа, я получил небольшой словесный нагоняй, но этим собственно в «Михвей Алоне» все и заканчивалось.