Sevenard : Армейский дневник. Х005

Уффф… Боже, да как же невыносимо жарко-то. Я всего час как из душа, а уже весь липкий.
– Мне тоже. Принеси из кухни холодной воды.
Я налил холодного мятного чая со льдом, и, посмотрев на ровные заиндевевшие кубики, зажал один в кулаке, чтобы подтаяли острые кромки.
– Чай, – я поставил стакан у изголовья кровати и запрыгнул на Ленку, прижимая ее своим телом. Наши губы чуть коснулись друг друга легким поцелуем, и решительным движением я втолкнул кусок льда в ее влагалище. От неожиданности Ленкино тело выгнулось, как струна, она сжала зубы и, издав глухой стон, прошипела:
– Ну, С-С-С-С-СУКА, я тебе отомщу!
Утром в воскресенье я проснулся от назойливой трели мобильника. С невероятным усилием приоткрыл глаза и взял трубку.
– Илья! Ты где? Почему ты еще не на базе! – часы показывали одиннадцать, наша мефакедед, которая уже, очевидно, была в строю, кричала что-то в телефон, но, еще толком не очнувшись, я с трудом понимал лишь отдельные слова из обращенных ко мне фраз на неродном для меня языке.
– Мефакедед, я отравился, у меня понос. Буду позже.
Я растолкал спящую Ленку:
– Мы армию проспали! Вставай скорее! Почему ты не завела будильник?
Ленка взглянула на меня равнодушными сонными глазами:
– Не поставила, потому что никуда не тороплюсь. Мне не надо на этой неделе в армию. У меня отпуск.
– Хм, то есть ты свободна всю неделю?
– Да.
Повтыкав минуту в потолок, я развернулся и снова закрыл глаза.
– Илья, так ты встаешь?
– Нет, у меня тогда тоже на этой недели отпуск.
– Эй, поднимайся, тебя посадят в тюрьму!
– За что? За то, что я неделю армии прогулял? Не смеши меня. Спи.
Телефон мне пришлось выключить, ибо командирка названивала каждые полчаса. Окончательно проснувшись и позавтракав, я сам набрал ей около трех.
– Илья, где ты?
– Дома и в армию не приеду.
– Илья, ты за это получишь! Чтобы завтра с утра, как штык, был на базе!
– Нет, ты не поняла. Я не приеду ни завтра, ни послезавтра! Я в отпуске. Не трезвонь мне. Когда я захочу вернуться, то сам тебя извещу.
На самом деле я, конечно, знал, что приеду на базу в воскресенье следующей недели. Это было наиболее разумным решением. Дело в том, что за прогул, по-любому закроют шаббат, то есть оставят в выходные на базе. А так как последующие две недели наша рота так и так в карауле, то шаббат у всех все равно будет не выходной. По сути, скорее всего моя самоволка останется безнаказанной. Кроме того, у меня была пара козырей в рукаве.
Вообще в израильской армии существует два понятия: «нивкадут» можно перевести как самоволка не более сорока пяти дней. Карается относительно мягко, и в течение этого периода задача командира уговорить солдата вернуться на службу. После сорока пяти дней дело передается в военную полицию, и беглеца объявляют в розыск. С этого периода ждите гостей к себе домой в пять утра, и называется это уже «арикуд», перевести термин можно как дезертирство. Санкции за арикуд куда более суровые, и когда военные полицейские отловят вас (а это лишь вопрос времени), то доставят уже не в часть, а в армейскую тюрьму.
– Знаешь, Лена, меня поражает эта страна. Здесь все кажется словно не настоящим, не реальным. Армию можно прогулять, по улице ходят евреи-негры, – я выглянул из окна – внизу сидит сумасшедшая марокканка и уже полчаса хает русскую алию, вопя на полном серьезе, что все бабы из России – проститутки, включая, видимо, соседку тетю Беллу из Мозыря, которая и в лучшие свои годы не могла похвастаться пригодной для такого труда комплекцией, а в ответ ее материт на чистом русском сумасшедший сосед дядя Миша из Одессы и машет на нее пакетом с салом, купленным в русском магазине напротив.
Ленка засыпала полную воронку травы и, утрамбовав, добавила еще. Взбивая молоко густого дыма, она заполнила все тело бонга густой белой субстанцией и вдохнула его одним залпом:
– Иногда я думаю, что я единственная трезвая, а все остальные в этой стране обкурились и сошли с ума. Все вокруг комично и нелепо, только взорванные автобусы и оторванные руки подростков, разбросанные по танцполу, страшно диссонируют с этой забавной действительностью. Я одиннадцать лет живу в Израиле, и одиннадцать лет меня не покидает желание проснуться.
Засыпав себе очередную «банку», она вдохнула дым, поставила аккуратно прибор на стол и вырубилась, потеряв сознание. Я свесил ее голову с дивана, развернув на всякий случай лицом вниз, чтобы она случайно не задохнулась, если язык западет в гортань, и заглянул в холодильник. За два дня мы полностью опустошили все съестные припасы, включая армейские консервы и упаковку сникерсов. От непрерывного секса и конопли страшно хотелось есть. Надев сандалии, я еще раз окинул взглядом бесчувственное тело и вышел в магазин.
Ручки пакетов трещали под тяжестью ноши и больно врезались в мои ладони. От магазина до дома было от силы метров пятьдесят.
– О, Илья, а ты не в армии? Ну да, вы же служите иначе. Вас домой отпускают, вот когда я служил… – я всегда ускорял шаг, если видел дядю Мишу во дворе. Стоило с ним только поздороваться, и он начинал трещать без умолку. От него невозможно было отвязаться. Все вокруг меня словно замерло. Я чувствовал, как безжалостное солнце испепеляет мое тело, как медленно по моей спине сползают капельки пота, как ручки пакетов врезаются в пальцы, а слова окружают меня, звучат прямо в моей голове:
–… так вот, а когда я служил в армии, у нас были карабины СКС. Они ведь тогда только-только поступили в войска и были секретные. Поэтому мы носили их в чехлах, чтобы американцы не увидели нашего оружия. Нет, ты представляешь, какая глупость!
Это было невыносимо, я стоял там, и все вокруг меня было словно в замедленной съемке. Я ощущал каждой клеточкой своего тела вращение земли и чувствовал вибрацию от взмахов крыльев той птицы, что пролетала высоко в небе, чувствовал, как при вдохе сталкиваются между собой и врезаются в переносицу молекулы воздуха...
– А вот у наших знакомых мальчик служит в «Хаиль Авире», так им на обед дают ...
– Иди на хуй, старый пиздун, – меня кто-то потянул за руку – Илья! Где ты бродишь, я тебя уже два часа жду?! – лишь в этот момент я сошел с места и перевел взгляд на Ленку.
– Боже, ты спасла меня! Я завтыкал, потерялся, и этот гондон вчесал мне всю свою жизнь с пятьдесят третьего года!
День был безнадежно потерян. Обильная трапеза принесла некоторое облегчение от наркотического дурмана, и мы решили на следующий день не курить, по крайней мере, с утра, а отправиться на море.
Щурясь от солнца, я приоткрыл глаза, надо мной стояла мокрая, только что вышедшая из моря Ленка. С ее волос капала соленая вода. Посмотрев на протянутую мне руку, я ухватился за нее, приняв приглашение подняться. Влажная и невероятно сексуальная, она прикоснулась к кончику моего носа своим, улыбаясь и словно пронзая меня своим озорным взглядом.
– Я говорила тебе, что отомщу!
Я не успел даже дернуться, как, оттянув резинку, Лена забросила из-за спины мне в плавки большую средиземноморскую медузу.