Спинной мозг : Картонный домик (ч. 2)

— 5 --

Эта девочка переехала к ним во двор примерно через полгода после случая с вином – в конце апреля. Она была невысокой, круглолицей, с большими карими глазами. Одевалась неброско, ни с кем во дворе знакомиться не хотела. Шурик, увидев ее первый раз, подумал, что эта девочка слишком хороша для него. Понадобилась, наверное, целая минута, чтобы осознать смысл пришедшего в голову: «Для него?!» В школе были девочки, которые ему нравились, но мысль поухаживать за ними как-то не приходила. Это было не принято, что ли…

Выяснить имя не составило труда: бабушки у подъезда охотно рассказали про новых жильцов все, что знали. Имя Лера было необычным. Не то, что Наташа, Лена или Оксана.

Две недели Шурик обдумывал, как подойти и что сказать, чтобы завязать знакомство. А потом, увидев подходящую к подъезду Леру, сломал ветку цветущей сирени и побежал ей наперерез. Наверно, бегущий на нее парень, да еще с сиренью в руке показался достаточным основанием, чтобы остановиться и подождать. Шурик, задыхаясь, сунул Лере сирень: «Это тебе». «Спасибо, – сказала Лера, – очень неожиданно. Но все равно – спасибо». После этого обошла Шурика и скрылась в подъезде. Знакомство не состоялось.

Выяснилось, что к Лере ходит какой-то парень. Его очень прямая спина и невозмутимое лицо вызывали раздражение. На самом деле причина была, конечно, не в спине (Шурик и сам не был горбатым), а в том, что вот у него с Лерой все как-то получилось, а Шурик – отвергнут. Наверно, это была самая настоящая ревность. Слепая и нелепая. И она мешала жить.

Для начала Шурик решил отвадить этого хлыща от их двора. Втроем – Шурик, Леха и Витек – подловили паренька вечером во дворе и культурно, без рук попытались объяснить ему, что это их двор и девчонки из их двора в первую очередь для них.

Парень особо не тушевался, стоял грамотно – чтобы видеть всех троих, разговаривал спокойно. Претензии вежливо отклонил, повода для драки не давал. В общем, разговор закончился ничем. Напоследок ему, конечно, пригрозили, что в следующий раз все будет по-другому, но тот спокойно повернулся к аборигенам спиной и ушел.

Зато на следующий день к Шурику подошла Лера:
- Ты, что ли, Шурик?
- Ну, я.
- Слушай, Щурик, – она намеренно переврала имя, – отстаньте от Димки. Если вы его хоть пальцем тронете, я скажу отцу. Мало вам тогда не покажется.

Отец Леры прославился сразу после переезда. Здоровый, хмурый, плохо выбритый, но вежливый и тихий, он предложил пересесть в другое место компании, оккупировавшей лавочку у подъезда. Главный из заседавших, по кличке Джус, предложил прохожему проходить по добру, по здорову. Слово за слово, завязалась перепалка, Джус полез в драку. Отец Леры кулачищем расплющил Джусу нос, расплющил в прямом смысле. Остальные поостереглись лезть. Кровищи было море. Джус после всего лежал в больнице. Ясно, что Шурик против такого мужика шансов не имел.

Сделав вялую попытку что-то сказать в свое оправдание, Шурик просто махнул рукой. А Лера посмотрела на него и сказала: «Мы с Димкой поженимся, скоро. А ты найдешь себе другую. Насильно все равно мил не будешь. А та сирень была красивая».

Это было поражение по всем фронтам. Мягкое такое поражение. Не было даже злости, было отчаяние.

Вечером Шурик рассказал о разговоре Лехе. Леха был краток: «С ее отцом я связываться не буду. Я не дурак». Потом спросил:
- Что, втюрился?
- Похоже, да. – Шурик покраснел.
- Это пройдет, найди себе другую, если невтерпеж.
- И ты туда же!

Вот теперь Шурик разозлился по-настоящему. Разозлился не на Леху, не на Леру, а на себя. За то, что так легко сдался. Утром, после разговора с Лерой, было плохо, но как-то по-тихому. Сейчас злобная муть мешала даже смотреть – в глазах темнело. Ночью ему снилась Лера. Он проснулся – трусы оказались мокрыми. Это было стыдно, но стало легче. А потом все началось снова.

Шурик бесился. Леха велел не приближаться к нему: «Сделай прививку, а то скоро пена изо рта пойдет. Бешенство заразно». А Домик каждый вечер подмигивал окнами, вслед за дурацким фонарем во дворе.
Во сне с ним говорила огромная кавказская овчарка. Она спрашивала, что с Шуриком не так? В ответ на его грустный рассказ глумливо засмеялась и сказала: «Ты знаешь, что делать! Если только ты готов…»

Последняя фраза напрягала. К чему готов? Надо сделать что-то невообразимое? Вечером Шурик долго формулировал просьбу к Домику. Она должна была быть короткой и точной. В конце концов, формулировка была ужата до трех слов: «Я хочу Леру». Про жертву мысли были пугающими. За живое, наверно, надо живое? А что живое? Убить кого-то, что ли? К такому Шурик не был готов. Во сне опять приходила та самая собака, смотрела издалека насмешливо. Пришлось признать, что с Лерой ничего не выйдет.

-- 6 --

Возвращение из армии в 1990-м Шурик праздновал весело. Спирт «Рояль» стоил дешево и продавался везде. Месяц или около того были ночевки на каких-то неведомых квартирах, пару раз он просыпался, дрожа от холода, в парке, рядом с остатками вечерних посиделок. Хорошо, что стоял июль, а то бы мог и не проснуться. Пора было подумать о работе.

Заниматься бизнесом не хотелось. Идти к бандитам – тем более. Оставалось идти работать «на дядю».

Первое место работы было не оригинальным – грузчик в магазине с поденной оплатой. Ни про какую трудовую никто слышать не хотел, с зарплатой кидали постоянно, поэтому пришлось уйти.

На хлебозаводе было получше. И зарплата была относительно приличной, и с голоду не помрешь. Да и сдобные, привыкшие к свежему хлебу, женщины были покладисты. Работа быстро перестала быть такой тяжелой, как показалось вначале – человек быстро ко всему привыкает, особенно молодой человек. Хлеб воровали все. Его продавали налево или просто меняли на водку. Редкая смена проходила без возлияний.

Неприятности случились под новый год. Шурик, как самый молодой в бригаде, был послан на обменный пункт за пойлом. Обменным пунктом называли дыру в бетонном заборе между хлебозаводом и товарной базой. Дело шло к празднику, поэтому было велено взять не просто водки, но еще и вина дамам, и коньяку бригадиру. Заказ был большой, хлеба тоже было много. В момент передачи хлеба через забор Шурика и повязали. Был составлен протокол. На хлебозавод приехали с проверкой сотрудники отживающей последние деньки ОБХСС. Крайним оказался, конечно, Шурик. На него, в паре с несчастным с товарной базы, повесили какие-то немыслимые хищения. Обоим грозили неподъемные срока. Шурику было сказано прямым текстом: «Заложишь кого-нибудь – убьем». Но самостоятельно отмазываться разрешили. При условии, что… см. выше. Благо, что взяли всего лишь подписку о невыезде.

Выхода не было. Купить следаков было не на что, а в тюрьму не хотелось. Оставалось идти на поклон к Домику. Цена была озвучена еще во времена Леры и, скорее всего, снижения цены не предвиделось. Надо было только узнать, кого следует убить.

Собака пришла в ту же ночь. Инструкции были простыми: ждать звонка. Звонивший парень сказал, что надо забрать сумку из камеры хранения, там будет письмо.

В письме лежала фотография директора хлебозавода, сроку давали – три дня. Деньги обещали заплатить после того, как дело будет сделано. Ясно было, что Шурика подставляли. Кто и для чего – не понятно, но надежда на Домик оказалась сильнее страха. А арматурный прут оказался тверже человеческого черепа. Старые кроссовки, забрызганную олимпийку и прут Шурик утопил в реке. И стал ждать.

Вместе с новым директором у хлебозавода появился и новый владелец. Он очень быстро замял дело, чтобы «не портить репутацию предприятия». С Шурика сняли обвинения, но вот хруст костей под арматуриной остался с ним навсегда. Да, денег ему, конечно, никто не заплатил. А Домик явно ждал благодарностей, ибо просьба была выполнена.

Из-за всех этих неприятностей у матери случился инфаркт. В больнице сразу сказали, что жить ей осталось – всего ничего. Она прожила неделю. После поминок пьяный отец явно обвинил сына в смерти матери, дело дошло до драки. Прибежали соседи, разняли их. Отец все орал: «Это он, он ее убил! Я знаю, он не только ее убил! Он нас всех убьет!»

Приехавшие санитары упаковали буйного в смирительную рубашку, вкололи что-то и увезли. Через три месяца от передоза какого-то нейролептика отец просто забыл, как дышать. Шурик остался один.