Голем : При грозе - порывистый... (репост)

* * *
Ничего, ничего. Тут я, с краю присяду.
Батю, небось, схоронили? Да так, догадался: тоска в глазах и думы о прошлом. А моего, вишь, на покосе чуть не до смерти прижучило. Нет, не убило. Щас расскажу. Шли мы полдничать, гроза налетела. Батя на плече косу нёс. Его молнией прямо в косу и шваркнуло. Отлежался батя. Смотрит, вроде и ничего. Дома дознались: почернел весь от пояса и ниже.
И я потом сам видал, в баню когда ходили. Чёрный от пояса стал папаня, словно зомби, из земли вырытый. Ну, фильмы еще такие были, про живых мертвецов…
.
И началось! Не стало покоя матери ни днём, ни ночью.
Оттого что у папашки, рядового прежде мужичка, небывалая какая-то появилась, эта… ирекция. Тут-то мы, детки, почти погодки, и пошли-поехали, один за другим. А старшеньким я — первенец, значит.
Мать после третьих родов умом вроде как поехала. Кликать меня стала на нерусский манер: Тони да Тони! В школе у них, что ли, испанский был заместо французского? Батя дивился на неё, а меня уговаривал: Станик (это я, Станислав то есть), ты в залупу не лезь! Мать есть мать, чего бы ей в голову ни взбрело…
.
А сам, кочет неугомонный, только и знал, что топтать на огородах кого ни попадя! Ну и дотоптался: смял как-то в грядке Клавку, жену участкового. Та отстоялась, всё вроде бы ничего. Потом в крик, вроде как ссильничал он. Ну, участковый, как водится, пьяный был с вечера. Пришёл поутру в огороды батяню арестовывать, а тот что-то резкое возьми ему и скажи. Участковый – бац! С «макарова». Батя с копыт. Я подбежал, участкового раз-другой в ухо и мотанул… Мне как раз четырнадцать сравнялось, здоровеннейший был бычок. Не то, что сейчас, после второй отсидки. Участковый – тоже брык в борозду, и лежит.
Ну, соседи донесли на нас, само собой. Прислали из района газик, закоцали в наручники… и хоп-па! Врезали три года по малолетке. Участковый, гад, неделю в себя не приходил. Тётя Клава попыталась было в отмазы, но ей строго указали – не лезь!
Семья, мол, давно на подозрении…
.
И правда, неладно было в семье.
Я, к примеру, мог, осерчав, любого взглядом в грудь или в спину двинуть. Толкну мысленно, он и с копыт. Раз эдак вот по осени мотоциклиста с моста спихнул: он нас с Нюркой грязью созору окатил.
Нюрка, это сестра моя, на два годика младше. Нюрка тоже свой талант заимела: посмотрит косо, и платье на людях вспыхивает. Боялись нас, говорили – привороженные, ведьмины детки…
Яша, средненький, тот больше с электричеством баловал.
Лампочки в руке зажигал, а когда свет в деревне пропадёт – мы телевизор через него смотрели. Возьмёт вилку с проводом в руку и сидит, тихо потрескивает, а по плечам да по рукам искорки голубенькие бегают.
Мама батяню-то недолго пережила. Вернулся я из колонии, а Нюрка с Яшкой последний хрен без соли доедают. Мать больна. Не встаёт. Денег никаких, помощи не дождёшься. Двинули мы с горя на промысел с корешами.
Тут-то я повторно и загремел…

… то есть были, конечно, какие-то доброхоты: в интернат, мол, поедете!
Яшка им, так ехидненько: а может, сразу в клинику, для опытов?
Яшка, он горбатенький получился, но умный, как Часослов.
Пальца в рот не клади! Ну, поохают приезжие, да и отступятся.
Киностудия вот как-то приволоклась… фильм про нас развлекательный снять. Нюрка им камеру подожгла, быстренько провода смотали.
Мать, само собой, поболела да померла, лишились мы последней защиты. Соседи с жалобой: боимся мы этих приворожённых… отселяйте куда-нибудь! Сельсовет, конечно, не задержался. Быстренько сваяли новое дело, покидали шматьё наше затруханное в грузовичок, и на сто первый километр! В Волосовский район отвезли, к бывшим бомжам да проституткам. Ладно. Работать у нас как-то снова не задалось. Грядки в запустении, одни лопухи… да и что ты с этой глины возьмёшь?
.
Вышел я, помнится, поутру на задворки, погадить в выгребную яму, а потом вдруг завопил что-то. Простёр, знаешь, руки в небо, взмахнул ими… и вдруг полетел! Над деревьями выстрелил в полминуты, по-над домом нарезаю пару-тройку кругов. Гляжу, Нюрка с Яшкой наружу высыпали, смотрят на меня. Приземляюсь кое-как, вроде кукурузника… движения им показываю. Что делать надо, чтобы улететь-то. А улететь мы сразу решили.
Яшка, тот сразу взлетел! Такой, знаешь, как горбатый ястребок времен Великой Отечественной…
Я их в каком-то кино… по телевизору, в колонии видел.
А Нюрка поначалу трусила, руками всплёскивала — ну, мы её с двух сторон подхватили.

Так и улетели.
Сейчас? У моря какого-то живём. Тепло, кругом виноградники. Чудаки какие-то: в самую жару Новый год у них. По-нашему понимают — тоже, видать, Россия! Еды на грядках навалом. А где мы да что, без надобности. Избушка есть, и слава Богу. Добро чужое нам ни к чему, зла бы сызнова не прихватить. Вернулся вот, ключи от дома обратно под порог закинуть.
Кого-то в нашу развалюху, видать, снова пришлют… Нюрка говорит, сейчас в больших городах неплательщиков из квартир выселяют.
Откуда она знает, сикуха – никак не пойму!
Только Нюрке мы завсегда доверяем.
Родная кровь.