Ирма : Эквилибристка ( ч.3)

V

— У меня замирает сердце, когда ты стоишь там вверху. Я всегда зажмуриваюсь. Может, станешь обычной гимнасткой, и еще ты могла бы тренировать детей? – маленький клоун Пепе, наверное, и правда в меня влюблен. Вечно плетется за мной домой, читает какие-то смешные вирши о большой и чистой любви, подсовывает в карманы моей куртки конфеты и апельсины, смотрит щенячьими глазами и боится взять за руку, – в общем, ведет себя как ребенок. Он и есть ребенок. Я уже как-то и сама привыкла к его детским ухаживаниям. Этого дурачка даже не смущает, что я его старше на девять лет. И хотя я ему тысячу раз говорила, что не нянчу младенцев, он все равно мечтает повзрослеть и жениться на мне. Я ему советую найти себе подружку, такую же мелюзгу, как и он. На днях Пепе устроил мне сцену ревности: влетел в гримерку, схватил меня за плечи и начал трясти как куклу, оказывается, он узнал, что у меня появился постоянный парень, а не очередной ухажер.
— Ты не можешь так со мной поступить, что ты нашла в этом белобрысом? Я его убью, если еще раз увижу в нашем цирке!
— Да, кто ты такой, чтобы так со мной говорить?! Пошел вон отсюда и забери свои поганые ромашки, мне уже тошнит от твоих цветов!

В итоге я надавала Пепе пощечин, он разревелся, а потом скулил под дверью моей квартиры. Пришлось его впустить и оставить у себя. Я отношусь к нему как к младшему брату. Хотя Андре не очень-то нравится, что у меня под ногами крутится, как он выражается, этот сопливый мальчишка. Я его постоянно убеждаю в том, что смешно ревновать к ребенку.
С Андре мы вместе чуть больше месяца. Он тоже не одобряет мое ремесло и говорит, что рисковать своей жизнью ради подобного искусства — вверх глупости (это единственное в чем они солидарны с Пепе). Типа, я не имею права быть такой беспечной. Но я не собираюсь бросать любимое дело ради мужчины? Еще чего не хватало! Я же ему не мешаю играть блюз, вот и не нужно пытаться изменить меня, я – не его собственность.
Вот и мой выход. Ну, с Богом!

Теперь после выступлений я не думаю, как мне убить вечер: ведь у меня есть Андре. Я все еще боюсь сама себе признаваться, но мне кажется, что порхающие бабочки прилетают не только, когда мы занимаемся любовью, стоит ему взять меня за руку, я чувствую всепоглощающий и непонятный логическому объяснению восторг. Я закрываю глаза и больше не боюсь темноты, ведь рядом со мной Андре, я доверяю ему, наверное, больше, чем себе, хотя это не самое удачное сравнение, ведь я себе не особо верю. Но даже это не столь важно. Важно то, что я чувствую себя живой не только под куполом цирка, а здесь — внизу. Хотя какой же это низ, если я летаю без крыльев? Интересно все женщины несут подобную сентиментальную чушь, стоит по-настоящему влюбиться. Если бы Андре умел читать все мои мысли, то подумал, что в моей голове не хватает каких-то деталей, раз я такая глупая. Зато счастливая. Обожаю с ним молчать, просто молчать после того как мы отдыхаем. Он держит меня за руку или гладит по голове, убаюкивая, и никогда не засыпает первым, словно бережет мой сон. Все-таки Андре еще больший ребенок, чем я и Пепе: его может расстроить любая незначительная царапина или ссадина на мне или мои беспричинные слезы. Он всегда корит меня, что я совсем не думаю о нас двоих, когда соглашаюсь на трюки без страховки. Больше всего на свете он ревнует меня к моей профессии. Интересно, какой серьезный разговор меня ждет на десерт.

— Лола, я не хочу, чтобы ты жила в этой комнатушке, я снял большую квартиру, где хватит места нам двоим. Моя женщина не должна ни в чем нуждаться, и, если тебе так дорог цирк, я смирюсь, и не буду мешать твоему творчеству. Вот только вряд ли доживу до старости, какие это железные нервы нужно иметь, чтобы спокойно смотреть, как висишь в пустоте. Лола, и хотя мы мало знаем друг друга у меня серьезные к тебе намерения.
Мы сидели голые в постели и курили, впервые в жизни мужчина говорил мне о том, что у него серьезные намерения. Я даже опешила.
— Ты, что признаешься мне в любви? – и зачем я задала этот вопрос в духе героинь мыльных опер. Всегда я ляпаю что-то не то по пьяни.
— Ну, вот придется жениться на дурочке, которая не видит очевидных вещей. Эх, Лола, Лола!.. Я же тебя люблю, сейчас я могу говорить об этом с полной уверенностью. И дело даже не только в том, что у нас полная гармония в постели, и ты мне интересна как личность, мне с тобой очень легко, просто я не могу без тебя. Если ты не хочешь со мной жить, нам придется расстаться, оставаться твоим очередным любовником я не могу. Мне нужно большее.
— Я и не подозревала, что можно быть такой счастливой! – что я могла еще сказать. Разве могут какие-то фразы выразить всю глубину моих чувств?

VI

В этот вечер я вновь иду по туго натянутой проволоке с закрытыми глазами. На мне черное блестящее трико, волосы собраны в пучок, губы ярко накрашены — это еще больше подчеркивает мою бледность и худобу. Зрителю нравится. Каждый из сидящих в зале, хотя бы раз в жизни представлял как я живописно упаду. Все воскликнут: «Ах, бедняжка, а ведь она совсем еще молодая, интересно кто заменит теперь малютку Лолу?» Обо мне погорюют неделю-другую, а потом в одно из воскресений, когда в цирке особенно много люду, уже и не вспомнят о моем трагическом сальто. Моя смерть может быть зрелищна лишь один раз. А пока они с замиранием сердца следят, как я иду по тоненькой ниточке и верчу в руках шары. «Неужели у нее не дрожат коленки, не кружится голова и не сводит живот? Интересно, а принимает ли она для храбрости?» Глупые, у меня кружится голова совсем от другого. Я делаю неожиданный штейн-трапе, моя трапеция еще игривее, чем я. Всевозможные раскачки и пируэты – мой конек, ведь свои трюки я отрабатываю много лет. Кружусь, кружусь, кружусь, кружусь… и лечу, да-да, лечу! Плавно поднимаю вверх одну ногу. Мой полет уже не может сдержать лонжа и строгое следование программе.

По сценарию я должна висеть в пустоте всего лишь пару минут, но сегодня я усложняю задачу и продлеваю минуты риска. Я качаюсь на лопинге, но оставаться на одном месте слишком скучно, и я перепрыгиваю, точнее, перелетаю с трапеции на трапецию. Теперь держусь одними нижними конечностями, руки не участвуют в этой игре на выносливость тела. Мои ступни крепко приросли к железной перекладине, откидываюсь назад, и в таком положении ловлю на себе восхищенные улыбки и беспокойный взгляд Андре. Оп-ля! Теперь пусть потрудятся руки. Бланж или сальто прогнувшись — обязательный элемент для воздушной гимнастки, и с каждым выступлением я оттачиваю свое ремесло, ведь нет предела совершенству! Голова и, правда, кружится, но это все от бессонных ночей с Андре. Аплодисменты и крики «браво!» не смолкают. Сегодня я хочу по-настоящему удивить публику и показать на что способна. Я припасла несколько особенно смертельных штучек!

Сейчас сидящие в зале зажмурятся сильнее: ведь пришло время штрабата – моего любимого трюка на «уход». Раскачиваюсь и катастрофически срываясь, я очень реалистично лечу головой вниз. Вот-вот и веревка распустится полностью, а от меня на манеже останется лишь мокрое место. Ну, что испугались? Я должна крепко повиснуть на канате лишь в самый последний момент, напоследок издали смотрю на Андре, Боже, как же я его люблю! Черт, ремень расстегивается!.. Всего несколько секунд. Этого не может быть! О, черт! Я не смогу удержаться на этой сопливой веревке! Зачем я попросила убрать страховку внизу? Потные ладони лишь скользят, но не могут по-настоящему зацепиться хоть за какую-то опору.
— Посмотрите же, я сейчас упаду! Помогите кто-нибудь, подставьте мне батут! Помогите! Кретины! – я кричу изо всех сил, дрожу от ужаса, мне нечем дышать, мне страшно, так страшно! Я не хочу умирать!!! Не хочу!!! Но все мои усилия напрасны: громкая музыка и веселье других заглушают крики о помощи, я неловко машу руками и падаю. Лечу не вверх, а вниз. Впервые в жизни шагаю в пустоту…