дохлятина : Злое добро

Не успел следователь Маркин зайти в свой рабочий кабинет и снять промокшую под дождем куртку, как на столе задребезжал местный телефон. Звонить по бездисковому телефону мог только один человек.
— Да, Тимофей Юрьевич, слушаю Вас!
— Володя? Пришел уже? — голос Лукина был необычно грустным. — Зайди ко мне.
Прокурор Калининградского района Лукин Тимофей Юрьевич сидел за огромным совершенно пустым столом, медленно листая схваченную скрепкой стопку исписанных бумаг. Кивком головы указав Маркину на стул, он тяжело вздохнул и протянул растрепанную пачку следователю.
— Вот материал из городской пришел. По твоему любимому изолятору.
— А что там случилось? Опять убийство? — Маркин, курировавший последние три года следственный изолятор ИЗ-45/4 на улице Лебедева, заинтересованно взял документы из рук прокурора.
— Если бы! Опера избили арестованного. Сломали ему руку, синяки по всему телу… В общем, Николаевская возбудила уголовное дело и прислала к нам для дальнейшего расследования, поскольку изолятор на нашей земле.
— А как документы попали к Николаевской? Она же в первом отделе, нас, то есть следователей контролирует, — удивился Маркин.
— А хрен его знает как! — разозлился прокурор. — Адвокат этого арестанта поспособствовал. Ты посмотри, посмотри! Тут 32 объяснения сокамерников, о том, что Пронин вернулся из оперчасти избитый и рассказал, как его там пытали.
— То есть они только с его слов об избиениях знают? — заинтересованно посмотрел на прокурора Маркин. — Какие же они свидетели?
— А Николаевская указала всех их допросить именно как свидетелей, — заметил Лукин. — В общем, Владимир Анатольевич, изолятор поручен тебе. Ты и разбирайся!
— Слушаюсь, Тимофей Юрьевич! — Маркин встал, считая разговор оконченным.
— Обожди! — остановил его Лукин и не к месту спросил: — Про Казака слышал?
— Киллера? — удивился Маркин. — А что такое? Дело уже давно в суде.
— Вот именно в суде… Оправдали его!
— Как, оправдали?! — Маркин от возмущения привстал со стула. — Да там доказательства железные были. Марина Меличенко с операми весь дом перевернула, чтобы этих двух свидетелей найти. Они же опознали Казака. Прямо сказали, что видели, как он расстрелял Петрова и Сергеева в машине, а потом бросил пистолет в открытый люк и уехал на ожидавшей его машине…
— Отказались эти свидетели. Прямо в суде отказались, — вздохнул Лукин. — Один сказал, что обознался. А другой заявил, что ему опера фотографию Казака до опознания подсунули и указали его опознать.
— Как же так? — Маркин переставал понимать происходящее. В расследовании убийства Петрова и Сергеева он участвовал, работая в следственной бригаде, возглавляемой старшим следователем Меличенко. Он прекрасно знал, какую огромную работу провела группа «убойного отдела» и лично Меличенко, расследуя это нашумевшее дело. Благодаря стараниям следователя и оперативников впервые в Калининградском районе было раскрыто заказное убийство. И вот теперь…
— Я с начальником «убойщиков» побеседовал тет-а-тет. Он мне много чего интересного рассказал, — заметил прокурор. — К одному свидетелю накануне суда приехали бритоголовые ребята, облили его бензином из принесенной канистры и сказали, что если на суде он подтвердит свои показания, то завтра они приедут со спичками. А у второго кто-то ребенка забрал из школы раньше матери. Он с женой чуть с ума не сошел. А в полночь ребенка вернули. Подвезли к парадной и позвонили в домофон. Причем позвонили и сказали: «Твоего щенка больше возвращать не будем, если не поумнеешь к завтрашнему дню». Он и «поумнел». Вот такие дела, Владимир Анатольевич.
— Да уж, тут никакая программа защиты свидетелей не поможет, — вздохнул Маркин.
— Какая уж тут программа, когда любую информацию за деньги можно купить. У тех же ментов, — ответил Лукин. — Я про наших «убойщиков» не говорю. Они ребята честные. Фанаты своего дела. Пашут за копейки. Ни денег, ни семьи. Один геморрой, да цирроз печени. А их вот как бандиты отымели! И главное, сделать ничего нельзя, — прокурор задумчиво посмотрел на Маркина. — Да вот и это дело например, — Лукин брезгливо ткнул пальцем в стопку объяснений арестованных. — Если бы не сломанная рука, никто бы и возбуждать не стал. Ты уж разберись там, Володя, без формализма. Нехорошо будет, если честные ребята пострадают, — прокурор еще раз испытывающее заглянул в глаза Маркину.
— Ясно, Тимофей Юрьевич! — Маркин сгреб бумаги со стола. — Я разберусь с этим делом очень внимательно.

* * *

Заместитель начальника следственного изолятора Третьяк Андрей Андреевич и начальник оперативной части Квадратов Кирилл Анатольевич, ни слова не говоря, смотрели на следователя Калининградской прокуратуры Маркина, боясь поверить в только что услышанное.
— Так я не слышу вашего мнения? — удивился их молчанию Маркин. — Как вы считаете Мещерский хороший, честный оперативный работник, или он заслуживает, чтобы его привлекли к уголовной ответственности?
— А чем вызван Ваш вопрос, Владимир Анатольевич? — Третьяк осторожно «забросил удочку», боясь спугнуть удачу.
— Дело в том, Андрей Андреевич, что в настоящий момент у меня находятся достаточные доказательства, чтобы привлечь Вашего опера Мещерского к уголовной ответственности и предъявить ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного частью третье статьи 286, за превышение должностных полномочий с применением насилия в отношении арестованного Пронина. Однако я считаю, что если Мещерский честный опер, то негоже ему сидеть в Нижнем Тагиле из-за того, что он «перегнул палку» во время допроса бандита Пронина. Вот потому я и спрашиваю вас, товарищи оперативные работники, что мне делать с Мещерским? Казнить его или миловать?
— Я со своей стороны, — начал Квадратов, но закашлялся от волнения. — Я думаю, — он посмотрел на Третьяка, и тот кивнул головой. — Я думаю, что выскажу общую мысль. Хочу поблагодарить Вас, Владимир Анатольевич, что Вы пришли к нам с таким предложением. Для нас это очень важно. Вот такое человеческое отношение… Со своей стороны я могу сказать о Мещерском, что этот молодой офицер, работает у нас около трех лет, многому уже научился, претензий по работе у меня лично к нему никогда не было. Какой-либо информации, что он берет взятки, носит наркотики и вообще ведет себя как сука, — Квадратов осекся, потом продолжил. — Такой информации у меня также нет. И вообще он свой парень. И мы бы не хотели сдавать своего.
— Кирилл Анатольевич прав, — заметил Третьяк. — Своего мы сдавать не хотим. Поэтому если есть хоть малейшая возможность помочь, то мы будем Вам очень благодарны. Со своей стороны я обещаю полное содействие.
— Ну, что ж, — подвел итог Маркин. — О главном мы договорились. Единственная просьба, чтобы этот разговор остался между нами, а о данном деле знали только те, кто в нем будет участвовать.
— А у нас иначе и не бывает! — улыбнулся начальник оперчасти Квадратов.

* * *

Маркин и Квадратов сидели за столом начальника оперативной части и перебирали документы уголовного дела.
— Значит так, Кирилл Анатольевич! Я выпишу тебе отдельное поручение, и ты вместе с коллегами допросишь всех арестованных, которые написали объяснения. Тема допроса: откуда вы знаете, что Пронина били. Они, конечно же, ответят, что он сам рассказал, когда вернулся из оперативной части. То есть они знают это с его слов. Обязательно надо указать, что никто из них не видел, как Пронина били.
— А где они могли видеть? — удивился Квадратов.
— Например, кого-то из них в этот день тоже водили в оперчасть и от там случайно увидел как по коридору тащат избитого Пронина…
— Ну ты даешь, дядя Володя! — возмутился Квадратов. — У нас тут не гестапо.
— И все-таки надо сделать на этом акцент. Знаю об избиении со слов Пронина, сам ничего не видел.
— Ясно, сделаем! — Квадратов сделал пометку в своем блокноте.
— Дальше. Кто приводит зека в оперчасть?
— Сам оперативник.
— То есть в тот день его водил Мещерский?
— Нет, не Мещерский. У нас 20-го работал прикомандированный опер из «Крестов». Гуциев, кажется. Вот он и был на подхвате.
— А зачем из «Крестов» опера взяли? — удивился Маркин.
— Да, у нас в двух изоляторах небольшая банда сидит. Их специально раскидали, чтобы изолировать. Вот крестовские опера к нам и захаживают. Для работы с братками.
— Ясно. Что про Гуциева скажешь? Сможет он дать нужные показания?
— Я его около трех лет знаю. Мужик хороший. В «Крестах» со времен культа личности работает. Думаю, не подведет. Но поговорить с ним все-таки надо.
— Вот и поговори. Подготовь к тому, что придется на протокол допроса дать ложные показания.
— Ну, зачем же так? — обиделся Квадратов.
— Как есть, так и говорю. Без сантиментов… Ладно, давай по делу. Где медицинские документы о травмах Пронина?
— У нас в медпункте.
— Надо изъять. Сейчас я вынесу постановление о выемке, найдешь мне двух понятых, и пойдем изымать.
— Сделаем.
— И вот еще что, Кирилл Анатольевич. Надо, чтобы Пронин от своих показаний отказался. Как это сделать?
— Ну, ты задачу ставишь, дядя Вова. Он может быть и откажется, если ему сладкую жизнь пообещать, да больно у него адвокат борзый. Он, собственно, до возбуждения дела и довел.
— Как это?
— А так! У него кто-то знакомый есть в Управлении исполнения наказаний. Они давно на нас зуб точат.
— Почему?
— Так ведь у нас самый «красный изолятор». Здесь администрация все решает.
— А в «Крестах»?
— У-у, в «Крестах» всё давно куплено. Там за баксы и водку и бабу в хату доставят.
— Неужели вся администрация куплена?
— Вся не вся, а нужные люди прикормлены. Оперов половина, да все цирики. А больше и не надо.
— А этот Гуциев, тоже коррумпирован?
— Нет, он как раз из другой половины, — улыбнулся Квадратов.

* * *

Темный коридор оперчасти заканчивался металлической дверью, ведущей на лестницу. Маркин, сопровождаемый Гуциевым, вышел на лестничную площадку и огляделся. С площадки в разные стороны вели две двери. Левая на второй корпус, правая на лестницу вверх. Напротив двери в оперчасть находился проход вниз по лестнице.
— Как Вы вели Пронина в камеру?
— Вон туда, вниз по лестнице! — указал рукой Гуциев. — А там мы выходим на корпус и уже через первый этаж проходим к другой лестнице вверх. Его камера на третьем этаже находится, но пройти напрямую из оперчасти в нее нельзя. Только через первый этаж.
— Значит надо сначала спуститься по этой лестнице, а потом, пройдя через первый этаж, подняться по другой? — уточнил Маркин, делая запись в блокноте.
— Так точно.
Придерживаясь рукой за перила, Маркин начал спускаться по каменной лестнице со стертыми ступеньками. Тусклая лампочка с трудом освещала два лестничных пролета, и увидеть, куда ступает нога, было весьма затруднительно.
— А в тот день было такое же освещение? — спросил Маркин шагающего за ним Гуциева.
— Да, тут всегда потемки были, — ответил Гуциев, и внезапно споткнувшись о торчащую из ступеньки арматуру, чуть не растянулся на лестнице. — Твою мать! Так и шею сломать не долго!
— Вот именно! — удовлетворенно заметил Маркин. — Причем заметьте, мы, спускаясь по лестнице, держимся за перила, а Пронин должен был держать руки за спиной.
— И что из этого? — удивился Гуциев, еще не до конца понимая Маркина.
— А то, что 20-го декабря он мог оступиться, спускаясь по лестнице, и упав сломать себе руку, а также получить ссадины и ушибы. А в камере заявить, что его избили в оперчасти.
— Черт возьми! А ведь это мысль! Как же я сразу не додумался? — обрадовался Гуциев.
— А зачем Вам думать, для этого следователь есть, — ухмыльнулся Маркин и стал подниматься по лестнице вверх, возвращаясь в кабинет начальника оперативной части.

В кабинете Маркина уже ждал улыбающийся Квадратов.
— Есть хорошие новости, Владимир Анатольевич. Пронина освободили под залог.
Так что больше в изоляторе его нет.
— И что в этом хорошего? — удивился Маркин. — Заявление его в деле. Дело возбуждено. Показаний он не изменил. Да и хрен убедишь его теперь изменить показания.
— Что же теперь делать? — расстроился Квадратов. – Выходит, наш план рушится?
— У нас появился новый план, Кирилл Анатольевич, — ободряюще заметил Маркин и, кивнув на скалящегося Гуциева, добавил: — И весьма перспективный.

* * *

«Перелом лучезапястного сустава правой руки произошел по механизму удара тупым твердым предметом. Ссадины на правой голени Пронина А.С. образовались по механизму трения, кровоподтеки на правой коленке по механизму удара твердым тупым предметом.
Временем получения указанных повреждений является 20 декабря 1998 года, что подтверждается медицинскими документами, представленными на экспертизу.
Перелом лучезапястного сустава правой руки по степени тяжести и длительности утраты трудоспособности относится к телесным повреждениям средней тяжести. Ссадины и кровоподтеки вреда здоровью Пронина А.С. не причинили, и утраты трудоспособности не повлекли.
Отвечая на вопрос следователя: „Могли ли телесные повреждения образоваться при падении Пронина А.С. 20 декабря 1998 года с высоты собственного роста на каменную лестницу при спуске по ней?“, эксперт дает заключение о том, что перелом лучезапястного сустава правой руки, ссадины на правой голени и кровоподтеки на правом колене могли образоваться при падении с высоты собственного роста на каменную лестницу при спуске по ней».

Прокурор Калининградского района Лукин отложил заключение судебно-медицинской экспертизы в сторону и с довольным видом посмотрел на следователя Маркина.
— Значит, сам упал?
— Выходит сам, — улыбнулся Маркин.
— А на оперов зачем поклеп навел?
— От злости. Кто ж их любит?
— А этот Гуциев все подробно рассказывал? Не сбивался?
— Нет, он опер толковый. Все заполнил на всю жизнь.
— Ну что ж, хорошо если так. Тогда прекращай дело за отсутствием состава преступления в действиях Мещерского.
— Уже напечатано.
— Ага! Очень хорошо, — прокурор пробежал глазами постановление Маркина. — Да вот еще что, Владимир Анатольевич! Надо представление вынести в адрес изолятора.
— О чем? — удивился Маркин.
— Как о чем? Чтобы лестницу отремонтировали и свет провели! А то у них так каждую неделю арестованные падать начнут, — и прокурор района довольно рассмеялся, радуясь своей удачной шутке.