Голем : МОЛДОВЕНЯСКА

* * *
–… А в Праге я был недолго – проездом в Карловы Вары. Сходил в бардак, в котором за три дня до этого убили одну сладкую девочку из Молдавии! – сказал мне на днях знакомый, вернувшийся из зарубежной поездки.
Бывает, что ненароком брошенная фраза всколыхнёт целое облако воспоминаний.
.
Вот вам история двух молдавских проституток: попрыгуньи-златовласки Риммы и красотки Виорики, хмельной и тягучей, словно грузинская чача.
Едва созрев для взрослой жизни, девушки покинули Бендеры – маленький, не приметный в зелени городок, рассыпанный где-то в подвздошье мятежного Приднестровья.
Сначала на пути лёг радостный, светлый Харьков.
Потом – промозглый, северный Петербург.
Было это в самом начале 90-х… слава Богу, во всех отношениях – прошлого века.
Виорике в ту пору стукнуло двадцать три. Фигура у Виорики широковатая в кости, но ладная и стройная. Кожа нежная и бархатистая, напоминающая цветом топлёное молоко. Лицо обрамлено классическим чёрным «пажем»– волосок к волоску. Сливочные бёдра облиты ленивой истомой. Крупная грудь совершенной формы невольно вызывает в памяти яблоню, склонившуюся под невесомой внешне тяжестью плодов. Южная красотка, словно молдавское тягучее вино, застенчива и бесстыдна одновременно. Говорит она неохотно и вяло… но не требовать же от бабочки, чтобы она ещё и пела!
Римма – двадцати двух лет, белобрысая и громогласная.
Она одновременно нигде и повсюду. Кругленькая, крепкозадая, как репка, Римка похожа на детскую пирамидку, составленную из произвольно подобранных шариков. Небрежно скрученные локоны болтаются вдоль скуластого личика, испещрённого мелкими оспинками. Глаза в постоянном прищуре. Сочный рот с белозубой улыбкой.
Кажется, что в ней такого? Однако темперамент Римки порой притягивал сильнее, чем тягучая внешность Виорики! Сближала двух подруг общность характеров, в основе которой были наивность и незлобивость, а также равнодушие к постоянному труду, к тихой, размеренной жизни.
Такие души сохраняют выдержку в любых житейских коллизиях, но легко издерживаются в паутине покоя…
Не обойтись в этой истории без третьего, крайне незначительного для нас персонажа. Он здесь чем-то сродни фоновому пейзажу.
Назовём его просто В., дабы не мелькал.
.
В то утро В. нашёл себя в глухих, непроходимых зарослях Бодуна.
Скажете, автор пользуется стереотипом? Так и есть. Стереотипы, как известно – вырванные до нас ярчайшие осколки бытия.
Что поделаешь, если В. и впрямь проснулся именно там…
Было около четырёх утра, если доверять не скинутым, в отличие от трусов, наручным часам. В. очнулся, имея при себе онемевший правый бок, жуткое похмелье и полную наготу, охваченную нежной ручкой блондинки, похрапывающей у В. за спиной. Тепло как, неторопливо промыслил В.
Чего мы все голые? И что тут, вообще?!
Обнаружился вдобавок и собственный, стойко эрегированный член, живущий, похоже, собственной жизнью. Член был миролюбиво воткнут в закружья великолепных ягодиц второй обнажённой дамы, тоже преизрядной красавицы, но уже брюнетки. Поздравляю с сэндвичем, господа…
– Ну и? – про себя озадачился В.
На задворках сознания возникло сонное эхо.
И быстро смолкло.
– Ой, ё-ё… – отозвались остатки разума.
Залегали остатки где-то на недоступных глубинах, точно золотая жила в индийских копях.
– Только-то?! – спросил В., задыхаясь похмельем и мировой скорбью.
– Дак, ёптыть… всё, что имеем, – нехотя прозвенели остатки.
.
Первым из неокрепших желаний, наряду с побудкой «вечный зов», у В. возникла решимость бежать, куда глаза глядят.
Вторым – безотлагательно вставить своим соседкам… но некогда гордый разум с натугой отверг оба варианта. Лень, просто лень… и В. покорно закрыл глаза. Некуда бежать среди ночи. Ну, и с блядями… то есть с друзьями, разумеется, не сплю! Имена обеих девок вдруг всплыли в мозгу, словно бакены в штормовых волнах. Мелькнула мысль о еде, но, не найдя поддержки, исчезла в мутном похмелье. Покачалась вялая мысль, а не сходить ли капельку поблевать… не-е, решил В., я здесь не один… так дело не пойдёт. Пойду-ка лучше на кухню – была же у меня кухня?!
Я ведь у себя дома…
Перекурим это дело.
.
Решившись, В. тихонько выбрался с сексодрома, оставив сэндвич без начинки.
Не просыпаясь, девочки перетекли из трио в дуэт.
Встав на пол и застыв в неподвижности, В. некоторое время разглядывал, как по стене напротив окна, освещённого ночным фонарём, перебегают лёгкие тени. Фонарь, раскачиваясь на ветру, словно маятник Фуко, мерно усиливал тошноту. Кто знает, трудно подумал В., может, и у фонарей случается своё похмелье?
.
В спальне, словно топор палача, висела вонь разномастных окурков и контрафактной водки, вплетаясь в аромат носков и стойкий запах пряных пакистанских духов «Исфахан». Атмосферка, подумал, поднимаясь на ноги, В. И сморщился от боли, задев за край стола всё ещё эрегированным членом. Взлохматил какую-то ветошь в сломанном кресле: о, это же я брюки нашёл… Брюки вяло сдались, то есть наделись, и на душе мгновенно стало уютней. Последовала череда плавающих перебежек – в туалет, ванную, кухню. Усевшись за кухонный стол, В. нашарил в карманах брюк остатки «Беломора». Досыпав разрозненные табачные крошки в полупустую гильзу, подтянул книзу тонкую оболочку, уплотняя набивку. Первая затяжка, вторая… Папироса, как водится, вскружила голову, но помогла слегка прогнать тошноту, и В. вновь стал пробиваться к жизни, как весенняя травка сквозь кромку льда.
.
С чего же всё начиналось?
С грабежа средь бела дня – точнее, в яркий апрельский полдень… вот он перед глазами, красавец: солнечные блики, спрыгнув с лаковых автомобильных крыльев, шныряют, как воробьи, в слякоти тротуара, навевая тоску по летнему зною. Парочка полупьяных девиц, обвешивая-обсчитывая-обругивая покупателей, а попутно и отбиваясь от непрошеных поклонников, отпускает, под видом тунца и палтуса, мёрзлые отбросы, почерпнутые норвежскими рыболовами из морских глубин. В. стоит чуть поодаль, с шестью коробками желтоватого и мыльного на вкус майонеза.
Он трезв и сияющ, словно майская роза – да что там, он даже выбрит.
Белый халат В. отглажен и топорщится на неизменном свитере складками – там, где положено в халатике отвисать женскому бюсту. Халат одолжен на время работы у случайной подруги.
.
Одна из престарелых покупательниц, перекрикивая шум проезжей части, только что отстрелялась в В. очередным рецептом. Сегодня это рыбные котлеты из несъедобной мелкой плотвы с майонезом. Продавец кивает болтливой старушке, терпеливо улыбаясь, словно китайский болванчик.
Все окрестные бабки любят В. за трезвость и опрятную внешность, выражая свою живейшую приязнь тем или иным рецептом, повёрнутым на майонезе. Поэтому запасы товара, пять-семь коробок по тридцать шесть баночек, уходят у уличного торговца за три-четыре часа.
Впрочем, и этого достаточно, чтобы проклясть всё на свете.
Котлеты сменяет рецепт рыбника, излагаемый устами очередной старушки. Книжку, что ли, взять да написать, размышляет В., совершенно ошалевший от устной речи и бесконечных кивков, о вкусной и здоровой пище, приготовленной из-дерьма-с-майонезом? Но очередь не дремлет, он вновь кивает и улыбается.
– Эй, кучеряш! Закинь-ка нам огонька! – кричит соседка-торговка.
Та, что помельче и побойчее.
В., подойдя, с готовностью чиркает перед дамскими носиками бросовым огнивом азиатской сборки. Открываются прения сторон.
Торговкам скучно, и чистоплюй-сосед, признаться, давненько их раздражает.
.
Петербургская одиссея Риммы и Виорики, как выясняется в непринуждённой беседе, началась с общаги в одном из районов Питера, Весёлом Поселке.
Сегодня это уже не квартал красных фонарей, как в дореформенные времена, а один из крупных городских микрорайонов. Впрочем, кто его знает! Ни бляди, ни бардаки в Городе по-прежнему не переводятся.
Проститутками девушки приехали уже из Бендер, хотя там традиционное женское предложение у местных мужчин не находило спроса. Собранный, деловитый Харьков отымел двух молдаванок по полной. И всё же харьковчанам в ту пору было не до уличных девок. Они делили совковое наследство и искали способ притормозить растущее влияние Закавказья. Кавказцы оставили много шрамов в ранимых девичьих душах и немало желанных тугриков в их потаённых запасках. Питер был выбран девушками в качестве переходного этапа к итоговому рейду в Подмосковье – к подругам, в тепло и замуж. Бесполезно спрашивать, почему именно в Подмосковье?
Женская логика доступна только женскому пониманию, и это с начала времён.
.
– А хочешь в ларьке посидеть? – предлагает В. красотка Виорика. – В тепле, в уюте! Еды навалом. Да и деньги те же, что в этой грязи.
– Да хоть сейчас! – радуется В. – Затрахал уличный бизнес! Я вообще ненавижу работать стоя.
Ну, ещё бы, съехидничаем вместе с широко осведомлённым автором: до перестройки В. трудился в должности ведущего инженера, был кандидатом наук...
– Га-гаа! Затрахать, это к нам. Мы тоже стоя долго работать не любим… а если лёжа – только за отдельные деньги! – кричит Римка, и подруги взрываются хмельным хохотом, от которого В. сразу начинает мутить.
.
Он впервые вживую сталкивается с девочками по вызову — и с удивлением ощущает некое отторжение. Вот ещё, чистоплюй херов, раздражается В., но ничего с собой поделать не может.
Пытаясь отвлечься, он изучает новых знакомых.
Хохотушка Римма особого интереса не вызывает, хотя и притягивает взоры мужчин бьющим через край темпераментом. Чёрные ресницы Виорики смеются остротам и тягуче обнимают влажную ореховую мглу… Разговаривая с ней, В. ощущает смутное беспокойство невостребованного самца.
Беседу новых знакомых прерывает визг тормозов.
У тротуара останавливается потрёпанный чёрный джип, похожий на опрокинутый шифоньер. Стриженые торпеды коротко взрёвывают, словно хорошо натасканные псы:
– Что встали, долбоёбы? Платите или уябывайте!
– Да платим, платим, соколики! – отвечает В., добавляя про себя: подавитесь вы, петухи долбаные!
Его зарплата очень страдает от поборников рэкета.
Торговки молча передают сложенные конвертиками чаевые.
Взрыкнув на прощанье, джип обдаёт торгашей бензиновой вонью и мчится дальше, за очередным пополнением закромов.
.
Хозяин ларька и девок-торговок – расплывчатый, мохнатый азербайджанец по имени Тахир. У Тахира незамысловатая мясистая рожа, словно обваренная в кипятке, и плечи размерами в две бараньих полутуши.
Беседуя с новичком, он абсолютно не церемонится:
– Тавар принимаешь, да! Каропка открой, ящик пересчитай, бутыльки проверр. Грузчики на заводе пиво пьют. Пробка закроют, обратно ставят – а я заводу, сволячь, плати! Накладной проверр, сик-тыфикат. Потом подпись поставь, да! Не сойдётся товар с накладной – я твоя мама ротибаль!!! Беспылатно будещ работать. Тару тоже принимай, да!
– Не надо про маму, слышь, ара? – говорит В. – Болеет мама.
– Какой нэжный стал! – насмешничает Тахир. – Папа не надо, мама не надо! Ты пра тавар-приёмка поняль? Можэт, сестра есть младшая, да?
– Да поняль-поняль! – говорит В. – Приму, не волнуйся. Девок своих еби, да!
– Ты со мной по-русски гавары, былятт! – хмурится Тахир. – Русски язык знаещ, да? У сменчиц тавар переписаещщ по накладная? Так это уже другой накладная. Не тот, где тавар-прыёмка! Унутренний, былятт!!! – Ясно, – говорит В. и спохватывается:
– Тахир, а водка у нас палёная? Вся?
– Нормальный водка, да! – гордо заявляет Тахир. – У своих оптарей брал, земляки мои. Ты всё запоминай, ара! Что записал, съешь… То есть, что съешь – записывай! Хахатун, былятт!!! Я тоже скоро похахаталь.
И — как в воду глядел. Первые сутки на новом месте пролетают для новичка почти незаметно. Постепенно В. вырабатывает навыки экономных, чётких телодвижений в ларьковой утробе.
.
На вторые сутки разбитные подружки приволакивают к Тахирову стойбищу двух очень хмельных и раскормленных нацменов. Хохоча, девицы теребят ошалевших торговцев, раскручивая их на шоколад, конфеты, шампанское…
Неожиданно Римка смолкает.
Просунув руку в окошко, она трезво и цепко хватает В. за рукав:
– Что, кудряш, друзья мои не нравятся? А может, сам фраернёшься? Я тебе скидку дам, если что! Деньги-то есть?
– Гусары, Римка, денег не берут, – сконфуженно отшучивается В.
– Хэ-хх, гусар голоштанный! – фыркает Римка. – Ну, нефиг и глазки строить! Смотри, вон у тебя пачка Винстона над раздачей опять отклеилась! Того и гляди, сопрут.
Пачку той же ночью действительно спёрли.
Больше В. подобными советами не пренебрегал.
.
Слушая хмельные полуночные рассказы, В. постепенно привыкает сопереживать проституткам. Он поддакивает их жалобам на прижимистых прибалтов и жуликоватых киргизов. Смеётся над житейскими анекдотами про заезжих лохов и местных незадачливых уркаганов. Удивляется ловкости в обращении с клофелином или вместе с девчонками мечтает о будущем. Само слово бляди не вызывает у молдаванок отторжения или протеста, перейдя из бранной категории в чисто профессиональную. В редкие минуты торгового затишья В. задаётся вопросом: а может, проституция — это всего лишь бесконечная череда компромиссов?
.
Карьера ларёчника В. завершается, как и началась — в одночасье.
Лишь женское милосердие спасает его от неминуемой и жестокой расправы.
Стоял поздний вечер, очень «торговый» – с пятницы на субботу.
В. накрепко освоился на новом месте. Он перезнакомился с соседями и вовсю раздавал советы покупателям: какие чипсы лучше подавать к пиву, а какие – к детям…
Около полуночи к ларьку подошли трое мужчин в белых рубашках и девушка, плохо различимая в темноте.
Один из мужчин спросил:
– Водка есть?
– Есть! – с готовностью сказал В. – Шесть видов: «Романов», «Распутин», «Посольская»… рекомендую, водка «Зверь»! Похмелья не будет.
– Это у нас-то не будет? Палёная, небось, водяра? – спросил мужчина.
– Ну-у… сертификаты в порядке, – уклончиво сказал В.
– Смотри, хозяин, если палёная! – в голосе покупателя прозвучала недвусмысленная угроза. – Дай-ка литруху «Романова»!
.
Мужчина просунул деньги в окошко киоска, и В. протянул бутылку.
Сомнительный «Романов» немедленно вскрыли.
И сразу начались неприятности.
– Хозяин, ты сам-то нюхал? – спросил мужчина с видимой укоризной.
Бутылка водки уткнулась открытым горлышком прямо в нос незадачливому торговцу. А что её нюхать-то — тем более, бывшему химику?! Ежу понятно, что контрафакт. Без всяких анализов В. был готов засвидетельствовать, что в бутылку с роскошной цветной этикеткой залит слегка разбуженный (разведённый водой) гидролизный спирт с малой примесью лимонной кислоты. «Хоть бы марганцовочки бросили – запах ацетона отбить… ну, гады!» – вот и всё, что пришло ему в голову.
Но В. смолчал.
– В общем, так, – мужчина за окном посуровел. – Мы из налоговой полиции (в стекло утыкается на секунду некое удостоверение). Сейчас ты сам примешь стакан этой разливухи, понял?! Потом открываем следующую. Если та же фигня – будем продолжать. И так – до полной победы! Или ты предпочитаешь скоротать ночку в «аквариуме»? Да! И денег по итогу зашлёшь. Штук двадцать, в порядке штрафных санкций.
.
Вот это рэкет так рэкет, размышляет В.
Куда тут уличным гнидам с государством тягаться?! Торговец лихорадочно размышляет: завтра суббота. Документов с собой никаких. Идентифицировать личность начнут где-то в понедельник, после обеда. Просидеть в аквариуме двое суток?! Нет уж, торг неуместен! Налив, В. выпивает залпом пластмассовый стаканчик ненавистно-липового «Романова»…
Дегустация продолжается.
Только пятая по счёту бутылка оказалась приемлемой.
Однако пятый стаканчик водки тоже улёгся залпом в желудок В.
Молодые люди за последнюю пробу и расплатились. Вернули в ларёк все распечатанные бутылки. Получили в качестве сдачи впятеро большую сумму, чем ту, на которую унесли спиртного, и ушли по-английски – не попрощавшись. Подплывая тугими, словно резиновыми мозгами и беззвучно матерясь, В. взрезал тремя толчками ножа жестяное дно говяжьей тушёнки. Извлёк из домашнего пакета горбушку чёрного хлеба, здоровенную луковицу и вырубил торговлю к чертям собачьим…
.
Ангел-хранитель В., как часто случается, в тот момент куда-то запропастился. Но Господь, милосердный к дуракам и пьяницам, послал всё же парочку молдаванок, едва успевшую застать ларёчника с частичными признаками жизни.
Затем возник Тахир, которому среди ночи соседи по ларькам еле дозвонились из ближайшего автомата.
Где ты, будущая эра мобильной связи?..
С удивлением курящий на кухне В. понимает, что слышал и даже может припомнить кое-какие фрагменты разговора Риммы с Тахиром!
Разговор самого В. с хозяином память милосердно стёрла.
Римка смеялась и плакала: Тахир, да не выгоняй ты В.! Он такой аккуратный, весёлый, не пьёт вообще! Это налоговики заставили его!
Тахир орал: да я вас всех отсюда повыгоняю! И квартиру сдам! И других себе блядюшек найму!
Римка вновь умоляла своего сутенёра: ну, не надо, Тахир! Ты же сам вечно ноешь, что всё один да один! Хочешь, я тебе ребёночка рожу?
(В. зябко передёрнуло от этой фразы).
Что ты можешь родить, мочалка драная, кричал в ответ Тахир. Полведра спермы с гандоном? Роди лучше вложенные деньги!
Потом Римка плакала молча, а кричала и материлась Виорика…
Потом шторка рухнула, и мир неторопливо погрузился в дебри забвения.
.
Девчонки всё-таки отстояли В. и даже погасили часть недостачи.
Потом оттащили бесчувственное тело в такси, заволокли к В. на квартиру.
Ларёк пришлось на время закрыть от греха: проверяющие могли вернуться за добавкой…
Докурив, В. не тратит больше времени на раздумья.
Услышав сонные голоса с хрипотцой, пострадавший несёт дамам свежезаваренный чай в постель, декламируя на ходу демарш пролетарского гения: я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду!
Девчонки взвизгивают от удовольствия и закатываются хохотом.
В. ставит на одеяло мельхиоровый подносик с двумя дымящимися чашками чая и горячими, поджаренными сухариками, украшенными сверху лепесточками мармелада.
Нашлась на счастье в шкафу мармеладная долька, расслоённая В. на тоненькие листики.
Угощение девчонки мгновенно истребили с восторженным воем.
После чего облапили В., сдёрнули с него брюки, повалили обратно в кровать и с торжеством отымели всеми доступными сочетаниями и способами.
.
В дальнейшем пути В. и девушек разошлись.
Случайно встретив Римку на улице, В. узнал, что Виорика слегла в больницу с острым заболеванием почек, а за Римкой приехал отчим и хочет вернуть её домой. В то время В. остался равнодушен к судьбам девочек – лишь благодарен был за отзывчивость…
Отчего ж так жаль их сегодня?