Голем : Ничего личного

* * *
Пока всё идёт неплохо.
Я ощупываю ребристые края шконки: м-да… разделочная колода, и та будет для сна поудобнее. В числе прочих неприятностей — потеря энтузиазма, очков и чувства времени. Две размытые фигуры в углу беседуют вполголоса, изредка поглядывая в мою сторону. С виду — обычные работяги, прибранные за краденый шифер. Наконец, один из них подымается и вразвалку подходит ко мне. Речь его невнятна, но многословна: …ты … твою… тебя… и мать твою.
Это ты напрасно, придётся вставать: шоу-тайм!..
На ногах у меня – «тревожный чемоданчик»: остроконечные ботинки на толстой подошве, в левой стельке сокрыта половинка безопасного лезвия, в правой – маленький, остро заточенный велосипедный ключ. Фигня это всё и в серьёзных переплётах не спасает. Но меня же всерьёз и не пакуют, вроде бы не за что! Закрыли пока на трое суток с формулировкой «превентивное задержание»…
.
Занятый размышлениями, я отвлёкся от говоруна – зато, сощурясь, внимательно слежу за его рыхлой, в оспинах физиономией. Где-то за полсекунды до удара лицевые мускулы знакомо искажаются. Ну, вот!.. Словно выражая признательность, я склоняюсь навстречу корявому апперкоту, нацеленному в подбородок, и бью ногой в коленную чашечку.
Носок ботинка острый, а колено, куда ни пни – болевая точка. Оппонент прерывает дискуссию, громко оглашая итоги, и склоняется в реверансе – остаётся пробить ему локтем в ухо, и тема пока исчерпана.
.
Лови клиента на контратаках, никогда первым не наступай, учили меня и те, и эти…
Вот и подкрепление прибыло. Второй явно покрупней и посерьёзней. Приходится с минуту вальсировать в полутёмной клетушке с тремя пьедестальными койками. Затем я пропускаю сильный удар в переносицу. Нос мгновенно распухает, и, провозвестником сезона дождей, мягко шлёпается на пол красная капля. Чтоб ты сдох, гад! Нос у меня разбит давно, и не тобой. Шапку у метро когда-то пытались снять… Включило брандспойт!
Запросто можно кровью изойти.
.
Цепляю надоеду носком ботинка за опорную ногу и сращенными кулаками что есть силы толкаю в грудину. Пусть валится, затылок найдёт опору… упс! Вот он, столь необходимый мне сейчас кратковременный рауш.
Оба соплеменника вроде бы спят, а нос, конечно, не унимается.
Тут и заглядывает на шум вертухай:
– Эй, чего тут?
– Да мебель переставляем, – пытаюсь гнусаво острить, зажимая обе ноздри.
– Ну и как успехи?
– Сам не видишь? Стало гораздо уютней…
.
Что ж, пора припомнить навыки недавней подвальной жизни…
Вздохнув, снимаю ботинки и носки, свёртываю концы носков трубочкой и запихиваю кончиками в ноздри. Теперь у меня есть полторы минуты. Я снимаю пуловер с рубашкой, пока они без кровавых клякс, и стаскиваю брюки вместе с трусами. Подача воды, естественно, не предусмотрена… Снова вздохнув, я кое-как мочусь на воронкой собранные трусы, выжимаю их и кладу рядом. Застилаю шконку рубашкой, под голову сворачиваю пуловер – всё равно не смогу спать одетым. Возвращаю носки на место. Вновь натянув брюки, ложусь на шконку и кладу отжатые трусы себе на переносицу. Ещё три-четыре минуты, и кровопотеря заканчивается.
Самое удивительное, что и следов от удара не остаётся!
Давно проверено на себе.
.
Трусы летят в угол – отслужили своё.
Соседи немного очухались и изумлённо наблюдают происходящее. Решив, что лишняя кость – холодцу не помеха, я лицемерно наполняю камеру матерным всхлипыванием и жалобами на подлюгу-судьбу. Наконец, рослый не выдерживает и бормочет мне из своего угла: не серчай, братан! Подговорили нас (ну, кто бы сомневался...), ничего личного!
Я даже не пытаюсь улыбнуться – мне бы согреться хоть немного, а там и ветераны-альфовцы из охранного предприятия подтянутся, Михаил и Василий. Да-да, Миха и Ваха… однажды я помог их пацану, приехавшему с тяжёлым ранением из Владика, устроиться с гражданством и пропиской. Через месяц-полтора он получил по моей наводке ипотечный кредит, купил квартиру и стал завзятым питерцем. Меня в ответ окружили неприкрытой заботой, как я ни отнекивался – всего лишь бизнес, пацаны!
Вот и пригодилось, теперь уже дважды.
Первой была Люська Фролова.
.
Люську мне навязала одна подруга из «бывших» – тех, с кем по расставании я остался в дружеских отношениях. Когда на рекламный мобильник моего предприятия позвонил очередной фирмач и пригласил приехать, проконсультировать его по поводу ипотеки, я, не колеблясь, вызвал на коврик Люську… что поделаешь, до ковра мы как-то не дорастаем. Снабдив её, как Д*Артаньяна, кратким напутствием и пачкой договоров, я благословляю Люську отправляться к будущему заказчику.
– Хватит захребетничать! – говорю напоследок. – Тебе в очередях в ЖЭКи и ПИБы стоять вредно: глупости в голову лезут!
.
Последней по времени Люськиной идеей было обустройство грандиозной оргии силами нашего маленького коллектива, дабы развеять навязанный мной целибат. Выбросив из головы большую часть моих наставлений, Люська мило почирикала с брюхастым оптовиком, приподнявшимся на поставках видео-утильсырья и явно не готовым к приезду большегрудой блондинки. Затем хозяин кабинета предложил компанейской наставнице бокал шампанского и под неким благовидным предлогом покинул своё пристанище, забитое под завязку финской кожаной мебелью и стеллажами с папками.
.
Минут через семь-восемь, как вспоминала зарёванная Люська, в дверь просунулась смазливая секретарша, в декольте которой без напряжения просматривался лобок. Сославшись на нежданные дела, секретутка предложила Люське наскоро выметаться. Внизу на дверях Люську перехватил охранник и, мило улыбнувшись, попросил предъявить сумочку на предмет отсутствия посторонних деталей. Люська сумочку отдала. Затем её на секунду отвлекли сзади резким хлопком, что-то вроде вылета пробки из бутылки шампанского… а затем в её сумочке обнаружились крупные деньги и ксерокопии учредительного договора компании её недавнего собеседника.
Что характерно, с перечнем, телефонами и адресами учредителей.
.
Затея, сама по себе дрянная, и слепилась как-то нехорошо.
С момента задержания Люськи, ознаменованного пришедшей мне смс-кой без запятых: «слей инфу по банку нето девка сядет и тебя на поляне не будет», Миха и Ваха потратили всего два дня, чтобы разрулить тему и наказать виновных. Мне по итогам разборов предложили «поднять немного бабла» за причинённое беспокойство. Я отказался — такие деньги никогда и никому впрок не шли, и предпочёл предоставить ветеранам самим финансово порезвиться: пора Вахе колёса обновить.
.
Люська за стресс и истерику получила премию в двести баксов, остальные две сотрудницы – инструктаж на повышенных тонах и очередную вводную по возникновению нештатной ситуации. Могу похвастать, никому и в голову не пришло сбежать из нашей крохотной фирмёшки. Наоборот, парадоксальная бабья логика сразу же взвинтила цену: раз так за нас взялись, значит, мы и вправду чего-то стоим! Такова цена компромата, случайно полученного мной в электронку...
М-да… а утром, три недели спустя, раздался странный телефонный звонок:
– На работу возьмёте?
– Кем? – спрашиваю.
– Генеральным директором!
– Дак вроде есть уже один, – говорю я немножко растерянно. – Я и есть гендиректор, он же владелец…
– Ты не директор – ты гавно! Я твою маму ротибаль…
.
Вы ж понимаете, что мог услышать в ответ нечаянный собеседник…
Тем же вечером я приглашаюсь в РУВД, где меня знакомят с текстом, исполненным гражданином Т-ким. В показаниях потерпевшего синим по белому значится, что сегодня утром я угрожал ему по телефону (распечатка разговоров прилагается… ну, кто бы сомневался), а вечером на Т-кого было произведено нападение с применением колющего и режущего, ого-го… В общем, закрываем вас пока что на трое суток, гражданин риелтор, до выяснения вновь открывшихся обстоятельств. Вот блин, ну кто мне, идиёту дремучему, мешал скачать из Инета Уголовный кодекс?!
Есть у них право, нет его – а может, просто на понт берут?
.
Я добиваюсь разрешения на телефонный звонок, которым прошу жену купить на ужин каперсов, желательно до двенадцати. Каперсами я иногда дразню своих отставных майоров, Миху и Ваху: дескать, не состоялись вы, милые, в качестве каперангов! Двенадцатое – это номер отделения, где меня задержали. Кому надо, поймут.
Жена в ответ что-то кудахчет, но я с натужным смешком вешаю трубку, после чего меня лишают обоих мобильников, подтяжек, очков и карманных денег, а затем препровождают в холодный и затхлый закуток.
С вышеописанными соседями.
И вышеописанными трусами, простите за каламбур...
.
Ночь проходит в размышлениях о вещах несуетных.
В ряду прочих, помнится, посетила меня престранная мысль о том, что принесённая кому-либо похвала несёт в себе жертвенность и самоумаление хвалящего. Что за чёрт, думаю… но развить тему не успеваю. Утром, под которым подразумеваются шаги и сонная перебранка в коридоре, меня выводят обратно в дежурку. Дежурный ровным голосом говорит: извините, гражданин! Ничего личного! Вот ваши документы и вещи, распишитесь – вы свободны! .
Возле сияющего лаком пассата Миха, осклабясь, поёт: обознатушки! Садись, поехали – у нас гость из Лиона, господин Тьерри Руссель, желающий получить консультацию на предмет, как ловчее спекулировать у нас строящейся недвижимостью. Мы с Вахой посидим рядом, поможем вам, сладкой парочке, пропить часть твоих отказных.
Мне не до подробностей.
Я ищу способ откланяться, но задняя дверца пассата отворяется, и на сцену выползает заспанное чудо, всё в белокурых локонах. Распахнутая дублёночка позволяет мгновенно зачислить девушку в категорию супер. Она, в свою очередь, нахально щурится и молча разглядывает меня с ног до головы, пока я наконец не выдерживаю:
– Миха! Может, мы блядей перенесём на десерт? Мне бы поесть-поспать… а ты ещё француза на шею вешаешь…
– Сука ты, Маэстро! – тихо, но отчётливо произносит милашка. – Для тебя же с францем всё и затеяно, а ты тут морду воротишь!
Совсем забыл пояснить. «Маэстро» меня прозвали бывшие альфовцы – за хорошо выполненную работу, некоторую тучность и склонность к гитарному пению-бренчанию.
.
Я начинаю понимать, что красавица, которую запросто кличут Лялькой, для Михи с Вахой свой человек. Мы улыбаемся друг другу, улыбается даже пассат с рулевым-Вахой, похожим на бомбящего азера – впрочем, Ваха при желании может выглядеть кем угодно, от курда до правоверного еврея… Он привозит всю компанию на Петроградку, в ресторан с живыми цыганами и приличным жарким. Описывать переговоры не стану, потому что не помню. Смутно припоминаю, как преодолевал желание заказать себе сразу три салата с миногой и парочку отбивных. Ничто так не способствует аппетиту, как сутки пребывания в КПЗ! Тьерри, лысый дядька лет тридцати пяти с горбатым сумрачным носом, отбомбился спиртным на полном серьёзе и был утащен Лялькой в номера.
– О, кстати! – сказал мне Миха, грузновато садясь в машину. – Забыл я у Ляльки в сумочке свой мобильник, а там ведь много чего… Будь добр, забеги к ним!
.
Я настолько осовел к вечеру, что машинально повиновался.
Ну и зря, конечно. Лялька встретила меня абсолютно голой и без всяких признаков Михиного мобильника. Дразня движениями несравненной розовой попки, она влезла на широченную постель, где сладко похрапывал француз, и установилась в позе натёршей пах лошади Пржевальского: это, мол, тебе на десерт!.. Чистый бизнес, ничего личного.
Кто бы возражал на моём месте…
.
Примерно на седьмой минуте развратно-поступательного процесса я вдруг заметил, что Лялькина вогнутая спинка метнулась мне навстречу, многострадальный нос пребольно шлёпнулся об неё и тут же потёк кровью.
Я просто уснул в строю, как старая полковая лошадь.
Лялька охнула, извернувшись, мгновенно всё поняла и потёрла мне уши.
Я всхрапнул, продолжая аналогию со старой клячей, и вроде бы очнулся. Потом мы извели весь лёд и салфетки, найденные в люксовском номере, и я церемонно откланялся…