mmmcrash : ПРЫГ-СКОК (начало)

Завтра исполнится ровно тридцать пять лет с того момента, как я начал работать в одном очень странном месте. Не сказать, чтобы я был рад этому юбилею – напротив, мне грустно и немного страшно. Чего я боюсь? Разве может быть хуже, чем сейчас? Ах, хочется махнуть на все это рукой, – но я должен, должен рассказать вам об этом.

Все началось с того, что после техникума меня направили работать на кирпичный завод. Каждое утро я ехал сначала на метро, потом на электричке, а от платформы меня подвозил заводской автобус. В шесть часов вечера я проделывал тот же маршрут в обратном порядке, и при таком режиме дня у меня не оставалось ни малейшего шанса запомнить хоть что-нибудь. Поэтому я начал пить водку.

Прозрачная жидкость имела совершенно отвратительный вкус, к которому, впрочем, я быстро привык. Моя жизнь, как мне казалось, обладала теми же свойствами, что и этот напиток.

Выпив несколько стаканов, я предавался мечтам. «До чего же глупо устроена моя жизнь! – думал я. – Вот если бы меня направили не на завод, а, скажем, на космический корабль… Но что же это получается – раз я вижу такую возможность, значит, меня обманули? Ошибка, нелепый случай! К черту, все к черту!» И я засыпал.

Так продолжалось семь лет. Я женился, родились дети, мальчик и девочка.

Моя жизнь изменилась: мне приходилось вставать на час раньше. Кроме того, у меня не оставалось времени на то, чтобы пить водку.

Но в целом все оставалось по-прежнему, и каждый день был точь-в-точь как предыдущий — звонок будильника и прогноз погоды венчали его с двух сторон, а между ними зияла пустота.

В те годы я сделал первую и последнюю запись в своем дневнике: «Я был близок к тому, чтобы выпрыгнуть. Но меня поглотил быт».

Мне как будто чего-то не хватало, и мысли об этом днем и ночью кружились, как назойливые мухи, в моей голове.

Кроме этого, мне всю жизнь казалось, что я стою на пороге чего-то грандиозного — особенно в ту пору, когда я, как писали в городской газете, «искал утешения в рюмке». И я мечтательно сравнивал себя с птицей, которая разучилась летать.

Иногда по вечерам я выходил во двор, чтобы поиграть со своими детьми. Я любил качать сына на качелях и слушать, как он тихо напевает: «Прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок». Когда он замолкал, я робко, притворяясь эхом, внутри себя произносил: «Прыг-скок». Потом шептал, едва шевеля губами: «Прыг-скок». Оглядевшись вокруг, я уже в полный голос и весьма отчетливо восклицал: «Прыг-скок!». И, наконец, совершенно вне себя кричал что есть мочи: «ПРЫГ! СКОК! ПРЫГ! СКОК!»

Сын спрыгивал с качелей и вместе с остальными детьми мчался прочь, а стая дворовых голубей взмывала над детской площадкой. Так, раз за разом, я научился превращаться в мысль.

После того, как меня привели в милицию, а начальник цеха, узнав об этом, сделал мне строгий выговор и пригрозил доложить обо всем руководству завода, я стал ловить на себе любопытные взгляды коллег, которые, казалось, не замечали меня все эти семь лет и только теперь поняли, что я такой же, как они, человек.

В их хитрых ухмылках сквозило единообразие, и моя настороженность по этому поводу грозила перейти в паранойю. Ближе к концу рабочего дня это стало все больше походить на плохо отрепетированный спектакль, поэтому, чтобы окончательно не сойти с ума, я решил импровизировать.

«Что? — начал я довольно громко, обратив на себя удивленные взгляды. — За психа меня держите? Думаете, я совсем того?»

К моему удивлению, никакой реакции не последовало. Рабочие смотрели на меня молча и без выражения — как будто ждали, когда я закончу мысль и переведу дух. Но, не успел я подумать, что теперь уж точно — все пропало, как весь цех разразился таким веселым и добродушным хохотом, что я воодушевился и, совершенно успокоившись, замахал руками: «Да ладно вам, мужики… Ну, подумаешь, показалось!»

«Да ничего-ничего, — обратился ко мне один из них, самый старый, когда хохот прекратился. — Все мы, как ты, ходили голые да в ужас кутались. Не ссы, вот смена закончится, тогда и узнаешь все. Вообще все».