Ромка Кактус : Ghost Summer

Война киностудий закончилась всеобщим поражением. В опустевших съёмочных павильонах ветер сгоняет мусор в кучи вокруг рухнувших декораций. Тела актёров и статистов, раздутые от трупного яда. Повешенные на плёнке операторы; сценаристы с костяшками пальцев и черепами, раздробленными пишущей машинкой; техники в кровавых мозолях, ставших причиной смерти. Некоторым режиссёрам удалось выжить, они воспользовались тайными проходами и сбежали со съёмочных площадок в самый разгар битвы.

Камера движется вдоль аллей, заросших плющом и левкоем. Из траншеи Первой Мировой выбирается девушка в костюме Большой Берты. Она даёт залп в сторону кладбища и замертво падает в лужу. Несколько бутафорских могильных плит валятся от выстрела, как в фильме Эда Вуда.

Последний на Земле зритель, седой, трясущийся старик, ослепший много лет назад из-за запрещённого спецэффекта, вспоминает своё последнее Призрачное Лето.

Город поразило Желание. Все, от мала до велика, хотели сниматься, пускай даже в третьесортных драмах, снятых любителями по мотивам рассказов из дешёвых дрочильных журнальчиков. Киностудии вырастали, как грибы, чтобы тотчас обанкротиться, не выпустив в прокат ни одной ленты. Продюсеры и владельцы киностудий набивали карманы деньгами тех, кто хотел увидеть себя на экране. В конце эти дельцы оказывались где-нибудь на Мальдивах и там попивали коктейль в шезлонге, или на родине, в подвале заброшенного дома, со связанными электрическим проводом руками, верхом на железном стуле, в окружении суровых лиц и сверкающих лезвий, если, конечно, их махинации каким-то образом вскрывались раньше времени.

Вокруг Города выстроили целые съёмочные районы. Ковбойские декорации переходили в инопланетный пейзаж, сменявшийся захолустным городком эпохи Екатерины Великой. Актёры жили там, спали, питались, спаривались, рожали детей; они больше не снимали своих костюмов. Съёмки шли круглые сутки, сцены кочевали из фильма в фильм. Искусственная жизнь чудовищного мегаполиса шла по каким-то абсурдным, но действующим эффективно законам. Главные призы всех кинофестивалей получил внучатый племянник Никиты Михалкова, заснявший на мобильный телефон свой досуг с домашним питомцем. Фильм назывался «Котёнок в застенках НКВД» — трагический фарс о любви, побеждающей идеологические различия без помощи лубриканта.

Словно немыслимый мираж, сотканный из тысячи спецэффектов, возник таинственный источник призрачной жизни. Оттуда явились полупрозрачные существа и с ними моя любовь.

Я звал её Марией. Как и остальные пришельцы, она не помнила прежней жизни. Говорила по-русски, но со странным, неопределимым акцентом. Завела меня в заброшенный павильон и там соблазнила на куче гниющих яблок.

Когда я второй раз вошёл в её жидкую оболочку, мороз проник под мою кожу и я кончил идеально чистым кристаллом. Её тело было устроено так, что член в него можно вставлять где угодно, и всякий раз она отзывалась по-новому. Я пристроился сзади и ввёл член сквозь затылок, чтобы стимулировать её полушария. Она разучивала роль Офелии для одной авангардной постановки, и ей требовался массаж.

Призраки тоже снимались в фильмах, поскольку ничего не умели. Но платили им ещё меньше, чем живым актёрам, и многие подрабатывали проституцией. Секс с призрачной девушкой не похож ни на что на свете, к тому же нет риска венерических заболеваний. Я добровольно поставлял Марии клиентов из числа своих друзей и знакомых. Если и было что-то прекрасное в этом гротескном мире, то это наши с ней чувства.

Когда всеобщая одержимость только набирала силу, мне хватило смекалки понять, что скоро всё радикально изменится и простой зритель станет большой шишкой, поскольку в процентном отношении зрителей становилось всё меньше и меньше. Киностудии будут вынуждены нанимать зрителей, чтоб заполнить пустые залы кинотеатров. Я начал с небольшого бюро, предоставлявшего платные зрительские услуги, и когда рынок окончательно сформировался, владел значительной долей в зрительском бизнесе. Мне удалось скопить достаточную сумму, чтобы сбежать вместе с Марией и беспечно жить вдали от суеты в частном имении. Но этому не было суждено сбыться.

Старик растирает по лицу слёзы, посыпавшиеся из его бельм. Рыдания сотрясают тщедушное тело.

Посланник прошлого, несущий уродливое клеймо зрелищности, он растворяется в дрожащей пепельной дымке, унося окончание истории с собой.