Боль Умерший : Первое свидание

В мои обязанности на съёмках входило подвешивание актрис. Вернее от меня требовалось не подвешивать, а просто подводить их к верёвке и накидывать им петлю не шею. Казалось ничего сложного, однако делать это надо было неторопливо и эротично. Из-за моей тощей фигуры получаться у меня начало не сразу, лишь потом эту физическую особенность удалось обыграть, придав мне образ зловещего кащея в чёрном сауне, провожающего юную актрису в её последний путь. Сам процесс съёмок таков. Включается камера, перед зрителем возникает задрапированное в тёмно-фиолетовые тона помещение, в центре которого с потолка свисает петля. Никакой музыки, конечно, не играет, ибо посторонние звуки убивают весь реализм ситуации и придают излишнею патетику. Затем выхожу я, в чёрном балахоне, ведя за ручку девочку лет восьми. Одета она обязательно в платье пастельных, летних цветов – подчёркивает невинность актрисы. Мы выходим из-за камеры и медленно приближаемся к центру помещения. Там я должен обязательно повернуть девочку лицом к объективу, что бы дать крупный план. Это последний момент, когда можно заснять юную актрису с более или менее естественным выражением лица. Затем камера чуть отдаляется и я накидываю девочки на шею петлю, слегка стягиваю верёвку, чтоб не соскочила и медленно ухожу за драпировку. На этом моя роль в съёмочном процессе заканчивается.
Затем начинается основное действие фильма. Сюжет простой. К девочке выходит обнажённый мужчина в маске с прорезью для рта и начинает её всячески ненавязчиво ласкать, при этом ненавязчиво связывает ей руки за спиной. В этот момент открывается декорация сбоку сцены и перед камерой предстаёт связанный человек – это, как правило, мать девочке, реже отец. Пользуясь специальной лебёдкой, мужчина медленно поднимает девочку на петле вверх и что бы та не задохнулась, одной рукой придерживает её за талию, как бы обнимая. Несмотря на его предусмотрительность, девочка всё равно испытывает удушье. Подъём прекращается, когда уровень гениталий девочки оказывается чуть ниже уровня гениталий мужчины. Дальше мужчина, приходящий обычно, к этому моменту, в состояние полового возбуждения, вставляет свой член в детское лоно и отпускает руку, которой придерживал девочку. Обычно, если девочка попадается сообразительной, то она сразу понимает, что чтобы ей не умереть от удушья на петле ей придётся, изо всех сил стараться удержаться нанизанной на мужской член. Конечно актёр тоже совершает минимальную поддержку девочке со спины. Затем мужчина начинает половой акт, суть которого сводится к тому, что регулирую глубину проникновения своего члена в девочку он, также регулирует степень натяжения петли на её шее. Чем Глубже член — тем менее стягивает удавка шею, чем сильнее он вынут, тем жестче стягивается петля и девочка начинает задыхаться. Вот это метание между одной болью и другой, и составляет основную суть фильма. Этакое балансирование между эросом и танатосом. Работа с живой актрисой заканчивается в тот момент, когда актёр, чувствуя приближение скорого разрешение, делает над собой усилие, подтягивается на висящей девочке и в момент её смерти (чаще всего наступающей от перелома её шейных позвонков, чуть реже от удушья) эвакулирует в её умирающее лоно. Иногда, если девочка попадается крупной, в заднее отверстие подключается второй мужчина, но технически это усложняет процесс.
Дополнительным аспектов является работа с наблюдающим за истязаниями своих чад родителем. Как я уже говорил, обычно это мамы юных артисток. С ними во время съёмок работает специальная девушка иногда две. В зависимости от характера поведения родительницы, они либо всячески подбадривают и жалеют её, намекая на то, что всё скоро будет позади, чадо вернётся в её объятия и всё случившееся окажется просто кошмарным сном. Или если родитель сам не проявляет должного отчаяния – дразнят его. Главное убедить человека, что всё ещё может кончится хорошо, с целью резко обломать, в конце, когда дело доёдёт до издевательств над трупом девочки и глумлением над её предками.
Именно в роли такой девушки я впервые увидел Эльзу. Она обрабатывала мама двух близняшек, и всячески, используя весь свой шарм, старалась убедить её в том, что если та займётся с ней любовью во время экзекуции первой её дочки, то вторую непременно отпустят. Это была откровенная лож, произнесённая тоном, не оставляющем в том ни малейшего сомнения. Я был убеждён, что мать ни за что на это не согласится, но явно недооценил силу материнского инстинкта и Эльзину способность быть убедительной. Уже через несколько минут наблюдений за процедурой на петле, мама юной актрисы старательно обрабатывала Эльзины гениталии, обильно смачивая их слюной и слезами. В этот момент я влюбился. Во мне всё перевернулось, я задыхался, я потерял дар речи, наблюдая за тем как самодовольно улыбающаяся Эльза имитирует оргазм. Я знал, что никого не отпустят, но эта слепая надежда заставляющая жертву удовлетворять циничного палача, молненосно вознесла меня над нашей съёмочной реальностью, заставив дух парить, пронизывая вселенные, а тело содрогаться от чудовищной похоти. Я понял, что не выдержу того момента когда по окончанию экзекуции над близняшками, тело матери будет водружено на мёртвых дочерей, а мою трепетную Эльзу, расположившуюся поверх этой кучи мяса будут пользовать всё те же здоровые амбалы актёры, что сейчас дорабатывают девочку. Эта последняя часть, как правило не входит в окончательный монтаж фильма и служит исключительно для удоволетворения плотских потребностей самой Эльзы.
Я судорожно искал выход, как мне остаться с Эльзой наедине и объяснить ей всё, что я вдруг почувствовал. Моё время подходило к концу. Первая девочка валялась мёртвой подставкой под ногой актёра работающего над второй. Мать была прикована крестом к полу и впала в подобие эмоционального ступора, Эльза сидела на ней в ожидании своего удовольствия. У меня с собой был охотничий нож для срезания верёвке. Я снял с себя пояс, воткнул до самого основания нож в его середину, так что бы с одной стороны пояса полностью торчало лезвие, а с другой гладкая овальная рукоятка. Я подошёл к Эльзе, протянул ей своё изобретение и объяснил, как им можно воспользоваться. Она согласилась. После того как хрустнули позвонки последней на сегодня девочки, она отказалась от традиционных сексуальных услуг. Мы немного передвинули камеру. Эльза обернула мой пояс вокруг талии родительницы, лезвием в сторону её пупка, ручкой наружу. Она медленно и аккуратно ввела лезвие в плоть женщины и застегнула ремешок пояса у неё за спиной. Женщина оставалась живой. Из её живота торчала гладкая ручка ножа, идеальный самотык, для прекрасной Эльзы. Мамаша была превращена в живой, фалоимититор. Эльза аккуратно села сверху, вставила в себя ручку ножа и начала медленные фрикции. Изначально амплитуда её движений была очень мала, она наслаждалась малейшим поворотом своего таза, физически ощущая как там, с другой стороны от каждого её вздрагивания режется плоть, кромсаются мышцы и органы. Обе женщины стонали. Сначала одинаково тихо, так, что было не разобрать, кто приближается к оргазму, а кто к смерти. Затем женщина стала стонать громче, а Эльза увеличивать амплитуду движения. Кончила она уже, когда женщина была мертва, Эльзе пришлось помогать себе клиторально ибо под конец нож уже совсем плохо держался в сильно увеличившемся разрезе. Но для меня это не имело никакого значения, потому что когда Эльза кончила и поднялась на ноги, она пригласила меня на свидание.