Голем : Синий кот и стерва Стендаля

* * *
Зенон зажмурился, открыл глаза, но синий кот не исчез.
Вот гадство, подумал Зенон, невозможно сосредоточиться. Синька начинается… или белка, с убранного за месяц обезжиренного кефира? Так о чём она, третья апория? Не согрешающие, не судят? Глупости, церковщина… вот так, подумал Зенон: встретишь утро с синим котом, и временные проблемы превратятся в хронические неурядицы. Кот таращился на Зенона литыми рёбрами, тлеющее солнце прижигало ему ресницы.
За стеной с фотообоями морского дна бубнили женским протухшим басом:
– Отвергаю тебя, Суламифь! Изблюю из чрева своего, пропади-рассыпься…
Надевая трусы-боксёры в жёлтых разводах и нашаривая пижаму, Зенон поморщился: вот каиново семя, снова профанирует Тору! Оскудело прошлое, путаясь в разногласиях, выбросило из греческого стойла в еврейские стремена добросовестного Зенона – так и быть, проказливый отрок: в конце апорий обретаем катарсис, и надлежит ему стать новым императивом! А может, предсказанием конца света… не время пировать на лаврах, напомнил себе Зенон. Изгнав блудливо-собранного кота, глянул в мглистое чрево кастрюль-сковородок: обратимся к Началам, потому что сегодня борщ.

Существо Начал в отрицаниях, в выборе системы координат.
Не застонут, к примеру, руки, не издадут страдающего вопля… зачем им такой пассив, размышлял Зенон, стоя над раковиной с осклизлыми картофельными струпьями. Синий кот, мурлыча, как вырвавшаяся на волю бензопила, тёрся у соломенных Зеноновых тапок взлохмаченными боками. Подлинная стерва Стендаля в красном халате и белых локонах, соседка Зенона, сорокалетняя вдовушка Конкордия Фёдоровна, вздохнув бёдрами, обожгла пылающим взором чрево совмещённого санузла. Заступил на кухонное дежурство Сергей Сергеич, отставной интендант, бывый взяточник. Потирая челюсть, интендант опахнулся полой изъезженного халата, снял с плиты чайник, свистевший сипло и нехотя, словно обкуренный снегирь, и уселся громко пить чай.
– Перестаньте мочиться на пол, Сергей Сергеич! – крикнула Конкордия, замершая в дверном проёме. – Это просто не-вы-но-симо!!
– Нету на бедэ, так сикайте в раковину, – усмехнулся интендант.
Диплодок и амёба, подумал Зенон… погибшая цивилизация Дарвина выродилась в коммунальную склоку. Диплодок пожирает амёбу, рвёт бесформенные куски, чавкая и наслаждаясь покоем собственного спинного мозга… амёба-Конкордия высасывает у врага тёмный мозг вакуолей, сжимая тщедушного интенданта псевдоподиями и ложноножками. Нижняя челюсть интенданта мощной мандибулой, похищенной эволюционным ходом развития у какого-нибудь тарантула, неутомимо перемалывала землистые бутерброды со шпротным паштетом, от которого блюёт даже бессмертный соседский кот по кличке Кретон…
– Кретин он, этот Кретон… представьте, что учудил! – прошамкали нестроевые челюсти интенданта. – Лезет поутру к подоконнику, а у меня горбуша солится… кинул в него спросонья, чем попало, а это оказался незавёрнутый флакон штемпельной краски… каково? Теперь лиловый ходит, словно архимандрит… весь пол мне изгваздал! Цвет небесный, синий цвет полюбил я с малых лет…
Интендант прикончил жорево, фыркнул чаем и замурлыкал.
Кот с ненавистью покосился на него, но промолчал, продолжая троллинг Зеноновых тапок. Какое сегодня милое утро, подумал Зенон. Розовая мочка интенданта просвечивала и таяла в ранних лучах, золотился венчик на бледной макушке.
Отчаявшись получить дармовую жратву, синий кот выволок из ведра остатки селёдки, надрывно растягивая, как меха баяна, сиреневые потроха. Во вдавленно-перламутровом глазу селёдки откровенно значилось: я жду перерождения в новой жизни!
Убить бы вас всех…
– Чем это вы заняты, молодой человек? – съехидничала вернувшаяся из душа Конкордия, разящая, словно старый нужник, календула-гелем для гигиены отвёрстых мест. Зенон, очнувшись, обнаружил себя вращающим морковный фаллос в отверстии, проверченном заострённым ножом в дряблом свекольном теле.
– Морковь натираю, – густо покраснел Зенон. – У меня борщ…
– Размягчение мозгов у него, а не борщ! – захохотал отставник.
Третья апория… единство духа и силы? множество толкований разума?! какая чушь…
– Какая чушь, этот ваш «Дисбат»! – прорычала Конкордия, зная, что отставник сейчас нальётся кровью и будет брызгать слюной. – Ни героев, ни образов… сплошные уголовники!

Не Гераклит, не Зенон Эфесский… даже не какой-нибудь Растиньяк, уныло размышлял Зенон, растирая в борщ чеснок и по-прежнему стоя под пролетающими над ним парфянскими стрелами красноречия… всего-то, Лацыня Зенон Захарович, тридцатисемилетний юноша, немного обрюзглый, с неясными полу-семитскими корнями, аудитор в крошечной фирме, выгнанный со второго курса философского факультета после обнародования темы автореферата: научного коммунизма не существует, как не существует и научного коммунизма… реферат зачли, но за ворота всё-таки выставили. Овощные очистки расползались в раковине, как ненужные мысли. Получив из Зеноновой кастрюли щедрый плевок кипятка, зашипевший Кротон прыгнул в ноги Конкордии – раздался могучий визг…
Три апории Зенона-Латинянина (из дошедших к концу света примерно семидесяти):
1.Нет законов вне причинно-следственной связи – как снаружи, так и внутри материального (мат.) объекта.
Следствие: любая последовательность – мера видимого беспорядка.
2.Пустота суть мера вещей, мера объема, оцениваемого наблюдателем вне или внутри мат. объекта.
3.Никакой опоры не существует. Ищущий опору снаружи, обретает её внутри…