ШаШка : Потеря чести.

Когда-то давным-давно, когда я был розовощеким юнцом и работал в милиции…
Опа-опа…..
Да никогда я не был розовощеким. Приврал малость. Да не тут суть, дальше будет она. Суть то есть. Так вот ожидали мы визит в наш стольный градик одной высокопоставленной шишки. Многие его звали президентом, некоторые звали хозяином. А вообще его звали Борисом. И вот стало известно, что прибудет его величество в 10 утра. И приказали нам из столицы — нашей матушки обеспечить его половую, т.е. полную неприкосновенность и перекрыть дороги по ходу его движения с 9 утра. Но областное правительство, понимая какую потенциальную угрозу, несет себе народ, а особенно передвигающийся на изделиях автопрома, решило, что за час могут не успеть воодушевить все сообщество граждан Непала (ибо нас не пальцем делали), решило перекрыть дороги с 8 часов, то бишь после третьих петухов.
Ан нет. Не все так просто. Ведь может какая-то вражеская тварь проникнуть на сие божественное явление и испортить его своим небритым негритоским физиономом. Не в том дело, что у нас много негров, я вообще ни одного не видел, но на всякий случай надо проверить всех. И поэтому мэр решил, что не мешало бы перекрыть город с 7 утра, как только осядет утренний туман. Поэтому наш начальник поднял всех нас с первыми петухами в 5 утра по заранее незапланированной тревоге, загодя предупредив, чтобы прибыли не позднее 6 часов.
И вот в 6 утра, во дворе построилась спецкоманда защитников природы и ее предводителя, состоящая из обычных ментов. Они, защитники вождя и чьей-то собственности, выглядели разномастно и трезво, но их объединяло одно — желание поспать. Одни проснулись рано, другие вовсе не ложились, но все бодро кукожились в утреннем холоде, поскольку тепло не оделся никто — день обещал быть жарким.
Желая еще боле сплотить команду наш зондер-коммандер, а попросту начальник отдела объявил, что перед нами поставлена государственная задача особой сложности — охрана президента, поэтому оружия нам сегодня не дадут. Видимо, чтобы мы не устроили салют в честь предводителя всех …(не помню кого — я их не знаю). Вдохновившись от мысли, что мы голыми руками можем предотвратить всё — и вся и чуть не крикнув: «УРА» троекратно, мы были осчастливлены сообщением, что у нас будет подмога, состоящая из снайперов-профессионалов из службы охраны президента. Но чтобы авторитет милиции не падал в глазах народа, то этих снайперов никто не увидит. В том числе и мы. Они нас прикроют. А дабы не вводить их в искушение пострелять по живым мишеням, было строго-настрого приказано избегать резких движений.
Пока мы переваривали факт своей значимости, возник вопрос о том, нужно ли отдавать честь кортежу президента и в каком виде. Ведь честь у каждого своя, не казенная и когда президент ее вернет неизвестно, а ведь не может же мент обесчещенным работать. Пошел даже слух, что обесчещенным президентом милиционерам положен больничный. Озаботившись такой проблемой, начальник решил, что итак работать некому, а если еще и на больничный отправлять? Приказал никому никакую честь не отдавать ни в каком виде, ибо завтра опять на работу, а тут еще снайперы, которые могут помешать отдавать честь очень активно.
На том и порешили, закатав рукава на одинаковое количество оборотов (чтобы у всех одинаково, несмотря на разную длину рук) мы вышли на центральную улицу имени проспекта, чтобы сдержать слезы умиления народа и другие неадекватные приветственные реакции.
Спустя несколько часов, уже одурев от позы светофора, я услышал, что кукушка прокуковала 10 раз, и понял, что вот он момент встречи с всемогущим настает. По окружающему меня народу, состоящей из бабки с малышами и моего напарника Константина, пробежала волна нетерпения. Что касается напарника, то понятно – ведь не один час уже стоим, и было видно, что волна эта бегает уже давно, и он время от времени придерживает ее руками.
Что касается бабки, то в том возрасте все женщины, которым было за сорок, казались мне, старухами. Этой же, присмотревшись, я понял, был никак не сорок, тридцать девять не больше. Ну, может быть с половинкой. В обеих руках она держала по близнецу, которые норовили вырваться и перепутаться друг с другом. Видимо поэтому у них на рубашках было вышиты их имена: «Паша» и «Миша».
Осознавая, что хотящий в туалет Костя никак не тянет на роль вражеского лазутчика, я все внимание перенес на тетку. Оценив объем ее груди и бедер, а также наличие при ней отпрысков чужого дяди, подумал, что с ее стороны мне ничего не угрожает и мало того — не светит, повернулся опять к трассе.
И, о чудо! Я увидел приближающуюся ко мне, на весьма приличной скорости, кавалькаду черных блестящих машин. Я такие в кино видел, когда мафиози какого-то хоронили. Толи лимузины, толи катафалки. Не шибко я в них разбираюсь, ибо мафии у нас не было.
Встрепенувшись сам, я заодно отвлек напарника от его борьбы с самим собой. Стоим мы вдвоем по стойке смирно, бережем честь друг друга и охраняем покой Бориса от столпившегося за моей спиной народа, в виде непутевой мамаши. В это время я ощущаю дикую неожиданную боль в руке со стороны напарника.
Не успев понять что произошло, не ожидая подлости от товарища, я резко вздернул руку в фашистском приветствии. При этом сбил фуражку Константина. Фуражка покатилась навстречу кортежу, подскакивая на козырьке при каждом обороте. Ее скорость была приличной, но для меня время остановилось. Я не знал, что мне делать, но понял, что честь свою я потерял. И честь моя катилась в сторону президента, обгоняя фуражку. Понимая, что вопль «Хайль, Борис!» одобрен не будет, я опустил руку, задумавшись о том, а не прилечь ли мне личиком в асфальт, да с руками за голову во избежание подмоги со стороны снайперов, которые чудились за каждым деревом.
Тем временем, колонна машин, не снижая скорости, ловко объехала фуражку, но пострадала ли при этом честь, я заметить не успел, ибо мой взгляд наткнулся на опускающееся стекло на второй машине и выглядывающий из нее ствол. В этот момент волна нетерпения напарника пробежала по мне, чуть не замочив асфальт.
Но все всемогущий проехал, к всевышнему я не попал и смог обратить внимание на руку. На ней красовался укус. Но не Костин, то был укус, как вы подумали, а осы. Самой, что ни наесть обычной полосатой осы. Я ос с детства не люблю, ибо что-то они мне на пользу не идут — аллергия у меня на их жужжание. А рука моя тем временем уже начала раздуваться так, что опасаясь, за то, что не смогу снять форму, пришлось срочно раскатать рукава.
Так и стоял я одинокий на пару с народом, раздумывая о предстоящим больничном…
Вскоре оцепление сняли, но на разборе полетов долго обсуждали потерю чести молодым милиционером.