jeronimob : Моя война

Я – солдат. Настоящий воин. Профессионал. Все, что у меня есть, приспособлено для ведения боевых действий. Стальные нервы. Крепкая рука. Склонность к запорам. Незапоминающаяся внешность. Холодный рассудок. А так же воинственный взгляд, которому мог бы позавидовать Атилла и мой дедушка-стоматолог, едва успевавший посмотреть на своего пациента, как у того все кривые зубы немедленно вставали по стойке «смирно». Я мог бы прославиться от Кандагара до Грозного, стать грозой морей, покончить с сомалийскими пиратами и недобросовестными производителями консервированного горошка. Однако, посчитав все это баловством, я избрал для себя иную судьбу. Судьбу величайшего воина. Воина духа.

Вы хотите знать, как это произошло? Как этот долговязый очкарик стал героем, о котором пишут газеты, и переспать с которым мечтают все интеллектуалки, не зависимо от своего вероисповедания и отношения к Кьеркегору?

Так слушайте!

Было время, когда я мечтал о профессии живописца. К этому меня подталкивала семейная традиция, нежелание работать по часам, зависть к карьере Адольфа Шикльгрубера и мечта об уютной мастерской, где ничто не отвлекало бы меня от плодотворного сотрудничества с обнаженной женской натурой.

В то время я был пухл, розовощек и кудряв, напоминая Купидона с полотна Натуара, что вызывало слезы умиления у моей матушки, ежедневно пичкающей меня гусиными шкварками, но абсолютно не привлекало одноклассниц, однажды пронзивших мою неокрепшую душу откровением, что мои щечки не ассоциируются у них ни с чем героическим и годятся лишь для того, чтобы напоминать о жопках их пупсиков.

Тогда-то я и не выдержал. Именно этот момент историки впоследствии будут называть моим вторым днем рождения. Я забросил кисти и карандаши, поняв, что не они сделают меня настоящим мужчиной, а сила воли, терпение, стрижка ежиком и умение класть на лопатки любого врага, пусть даже он похож на гибрид агнца и ребе Шнеерсона.

Я сел на диету, занялся спортом, довольно быстро стал чемпионом по городкам и чехарде, вырос за лето на двадцать сантиметров и купил книги Карла Юнга, избрав своим новым жизненным девизом его высказывание «…подобно тому, как реки весной, наполняясь водами, выходят из берегов, образуя бурные потоки, а на исходе лета высыхают и мелеют, так же и архетипические структуры актуализируют импульсы агрессии», в котором не понял почти ничего, зато восхитился красотой формулировки.

Следом в ход пошли труды Джона Боулби, бредни Зигмунда Фрейда и Уильям МакДугалл, успешно втюхивавший доверчивым читателям что-то несусветное про коллективный инстинкт драчливости. Однако настоящий переворот в моей голове случился прочтения Франко Форнари, который, не будь дурак, смело предположил, что война является параноидальной или проекционной формой тоски, чем ввел меня сначала в тоску, а после в восторг, ибо попал в точку: тоска сопровождала меня всю жизнь.

Но это – лирика. Чтобы не тратить времени даром, я приступил к тщательному анализу ошибок своих предшественников, выписывая в блокнот краткие выводы:

Македонский – не разбирался в людях, окружив себя славой и гомосексуалистами
Дон Кихот – лузер – не умел выбирать врагов. Влюбленный болван.
Наполеон – пал жертвой излишней самовлюбленности. Не любил мытых женщин.
Гитлер – слишком велся на визуальные эффекты. Не делал эпиляцию. Довел Е.Б. до еб…

Перечитав все свои записи после обеда, я сделал единственный правильный вывод: в оладьи нужно класть меньше разрыхлителя для теста. И тут же приступил к разработке собственной боевой стратегии.

Воевать необходимо со всеми, решил я, постепенно продвигаясь от малого к большому. Удары должны быть точечными. План – четким. Шумиха – минимальной.

Я начал с родственников, подливая в борщ уксусную кислоту, подкидывая в фарш куски свинины и пряча каждый день на протяжении пары лет по одному левому носку своего отца.

Но это было только начало!

Я украл невинность у своей невесты, закатил несколько скандалов без всякого повода, облил грязью ее родителей, сообщил, что все наши дети не от нее, сошелся с ее лучшей подругой, а, напоследок, заставил ее научиться готовить китайскую лапшу, после чего обвинил в безоглядном маоизме и выставил из дома.

Я двигался per aspera ad astra. Натравливал на соседей участкового, на участкового – соседей, выл по ночам, заставив живущую за стеной пенсионерку поверить, что она — Маугли, отбивал правой рукой гаечным ключом по батарее мелодию Марсельезы, а левой при помощи швабры – «Прощание славянки», научился прицельно плевать на прохожих с одиннадцатого этажа, произносить предложения из одних матерных слов, цитировать под стенами Мавзолея Рихарда Авенариуса и незаметно вытаскивать сосиски из хот-догов.

От меня плакали все. Все молили меня о пощаде. Но, сделав своим богом Томаса Гоббса, я твердил, как молитву — Bellum omnium contra omnes! – и не думал сворачивать с раз и навсегда выбранного пути.

Я бросил работу, семью, камень в чужой огород, бисер перед свиньями и несколько нелицеприятных фраз в адрес городского главы, после чего обо мне впервые написали в газетах. Это была новая высота! Не раскрывая своего имени, лица и души, я, дав несколько интервью, позволил себе небольшой отдых, во время которого увидел сон. Мне снилось, как при моем появлении на улице город затихает, а с неба спускается ангел с фигурой Скарлетт Йоханссон и лицом министра финансов, осыпающий меня золотом из рога изобилия и напевающий при этом Satisfaction голосом Мика Джаггера. Я же молча киваю ему и, посмотрев по сторонам, обнаруживаю себя стоящим без трусов, но со знаменем в руках посреди Кремля.

Я понял, что это – знак. И что мне надо метить выше. Воин духа не должен бояться никаких препятствий и не признавать никаких авторитетов, включая налогового инспектора и девушек в латексе.

Возможно, моя агрессивность достигла предела, не спорю. Но, не желая расстраивать Конрада Лоренца, практически похоронившего весь человеческий род, я решил объявить войну Президенту.

Я написал ему письмо и, представившись, попросил явиться в полночь на центральную площадь, чтобы сразиться со мной любым оружием, которое только можно будет раздобыть в ближайшей телефонной будке.
Однако он не пришел, и я лишь зря подхватил насморк.

На этом я и погорел. Парни из Федеральной службы безопасности быстро вычислили меня по цвету носового платка и воинственным стонам, вырывавшихся из моего горла при каждом чихе.

Отдавая должное моей отваге и славе, они согласились сопроводить меня до здания суда по четной стороне улицы, за что я хотел бы поблагодарить их еще раз, если мне только позволит это сделать господин судья.

В заключении же добавлю лишь одно: вы можете сказать, что вся моя жизнь не имеет совершенно никакого смысла. Что я смешон, а моя война окончилась провалом. Ну и что? Разве не бессмысленно все сущее? Пора объявить войну здравому смыслу! Войну войне! Войну войне с войной! Войну войне войны с войной!

И, кстати, допустят ли на свидание со мной наиболее соблазнительных интеллектуалок? Надо же мне как-то теперь воевать со скукой?